Василий Лобов. Дом, который сумасшедший
страница №3
...капли. Акогда выпил до последней капли, поднял стакан над широко открытым ртом и
выпил еще несколько капель. Божественный был божественным.
— Скука, — лениво сказал братец Цезарь X. Зевнул, почесал штаны в
районе ширинки, немного послушал хрустальный звон, вызванный чесанием
штанов... и показал пальчиком на пол: — Скука там, скука здесь, скука
везде... А скажи-ка, братец девятизубочник, может, прошвырнемся к
непорядочным шлюхам, несколько от нас физиологически отличающимся?
— Рад прошвырнуться, — тихо рявкнул я.
Мы поднялись из-за ящика и вышли на улицу. Там я спросил:
— Братец Цезарь X, заметил, какие лица были у тех двух братцев, что
сидели за соседним ящиком?
— Какие?
— Неулыбающиеся! Это — не счастливчики, это — братцы братца Белого
Полковника!
— А скажи-ка, братец Пилат III, знает ли братец Белый Полковник о
нашей с тобой встрече? — вкрадчиво спросил меня братец Цезарь X.
Чтобы соврать, в моем желудке не возникло и мысли.
— Знает.
— Откуда? — еще вкрадчивее спросил братец Цезарь X.
— От меня.
Братец Цезарь X жутко косо на братца Пилата III посмотрел, а потом
совсем вкрадчиво заметил:
— Молодец, очень тонко... Великолепный тактический ход, гм, кто бы еще
мог такое придумать... Молодец!
— Служу Нашему Дому! — бодро и громко рявкнул я. А потом, когда
рявкнул, подумал, что я могу и не такое придумать, и хотел было уже
рассказать о собственной шутке насчет лишнего зуба, которого не бывает, но
тут братец Цезарь X вдруг заинтересовался моим рождением:
— По рождению ты левосторонний?
— Никак нет, по рождению я правосторонний. Порядочная шлюха.
— Это хорошо, это нам стратегически пригодится... А я — истый
фанатик. И как настоящий, убежденный истый фанатик, я предлагаю тебе как
настоящей, убежденной порядочной шлюхе совместную работу на благо Нашего
замечательного Дома.
— Служу Нашему Дому! — рявкнул я. А так как условия службы Нашему
Дому мне пока были не понятны, спросил, трепеща от страха перед собственной
наглостью: — Награды?
— Сотня двадцатизубовиков спецпайка ежемесячно...
Я аж подскочил от всего меня охватившей радости.
— И крупные премии с вручением переходящего черно-белого знамени в
конце каждого квартала, — добавил братец Цезарь X.
Я подскочил опять, на этот раз еще выше. От подскока меня несколько
развернуло в сторону, и я увидел, что нас преследуют те двое из "Рога
Изобилия Великой Мечты", о чем я тут же и доложил братцу Цезарю X. Они
преследовали, а братец Цезарь X спокойно сказал:
— Эти братцы братца Белого Полковника братцы братца Цезаря X.
Мы завернули в подворотню развалин какого-то шикарного дворца, вошли в
снятую с петель какую-то дверь и очутились в обвалившемся темном коридоре,
который через несколько наших шагов неожиданно сам для себя закончился
тупиком. Братец Цезарь X назвал таинственный пароль — и тупик отъехал в
сторону, пропустив нас в сногсшибательную залу, обставленную
сногсшибательной мебелью, которую я сначала разглядеть не смог, так как
упал.
Поднялся я на ноги только тогда, когда мои глаза несколько привыкли к
сногсшибательности.
— Располагайся, — приказал мне братец Цезарь X, указав на кресло,
стоявшее в ряду других кресел вокруг круглого столика.
Я точно выполнил приказ. Братец Цезарь X сел в кресло напротив, немного
позвенел штанами, мелодично вплетая хрустальный звон в вечную песню радости
Железного Бастиона, потом вкрадчиво зашелестел губами:
— А скажи-ка, братец Пилат III, не удивляет ли тебя тот самый странный
факт, что мы встретились с тобой и со мной не где-нибудь, а именно на
нулевом ярусе?
— Приказы младших по рангу старших по рангу удивлять не имеют никакого
права! — гордо отчеканил я.
— Молодец, точно сказано... — Он вдруг захихикал. — А какова сразу
непонятная подоплека юмора... Молодец. Но уж слишком политически опасно,
слишком... Впрочем, не в моем присутствии. В моем присутствии ничего и
никогда не опасайся, опасайся в моем полном отсутствии.
— Служу Нашему Дому!
— Конечно, наши переговоры могли бы состояться и внизу... но тут
имеются некоторые очень тайные причины, которые заставили меня сделать эту
встречу встречей в верхах. В программу переговоров входит и одно маленькое
представление, в котором ты примешь непосредственное участие, а это
представление всегда проводится на этой нашей сверхконспиративной точке.
Братец Цезарь X топнул рукой по столу, и на столе образовались два
бокала, заветная бутыль и ваза с фруктами, которых ни я сам, ни мои глаза
никогда не видели. Мы выпили за здоровье братцев мыслеводителей и за
здоровье Самого Братца Президента, и братец Цезарь X вкрадчиво продолжил:
— А скажи-ка, братец Пилат III, ведь ты, как я предполагаю по моим
агентурным данным, никогда не принадлежал ни к одной оппозиции...
— Так точно! — радостно выпятил вперед свою грудь я. — Как и любая
другая особо порядочная шлюха, я очень тонко чувствую попутную конъюнк-
туру и на выборах всегда голосую за нужную партию...
— Кому нужную? — вкрадчиво перебил меня братец Цезарь X.
Я кашлянул, мгновенно подумал и рявкнул:
— Всем, кому нужную!
Братец Цезарь X задумчиво позвенел штанами. Минут через пять сказал:
— Оч-чень тонко отвечено, но уж слишком, слишком... Ну просто на грани
дозволенного. Однако грань не перешел, за это ценю, молодец... А домовые
перевороты?
— Чувствую за версту! — улыбаясь, словно счастливчик, отчеканил я. --
При малейших намеках на домовой переворот мгновенно меняю доминанту
полушарий желудка. Еще ни разу не ошибся. Я ведь, братец Цезарь X, произошел
в Наш Дом на первом ярусе, однозубочником, маленьким таким, плюгавеньким,
совсем крошечным и незаметным. Изо всех своих слабых силенок карабкался
вниз. И вот уже девятизубочник... в мои-то двадцативосьмилетние годы. Все
собственным безотказным трудом, все своими стараниями, возглавляемыми Самим
Братцем Президентом.
— Похвально, оч-чень похвально. Именно вот такой трудолюбивый, именно
вот такой карабкающийся вниз, именно такой вот чувствующий за версту братец
нам и нужен. А скажи-ка, братец Пилат III, не чувствуешь ли ты сейчас за
версту приближение домового переворота?
— Никак нет!
— Досадно! Ай-яй-яй как досадно... Но ведь что нам с тобой и^со мной
мешает сделать так, чтобы это ужасное "никак нет" преобразовалось в
благородное "никак есть"? Чтобы ты почувствовал за версту и доложил мне:
"Никак, братец ЦезарьХ, есть приближение домового переворота..." Как ты сам
знаешь, последние выборы закончились для нас легким поражением, но, как,
возможно, ты не очень знаешь, оппозиция свое грозное оружие не сложила. Если
нам удастся поменять доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента с
левого на правое направление и занять Кабинет Избранных, я помогу тебе
вскарабкаться очень и очень низко.
Он замолчал, вкрадчиво на меня посмотрел, позвенел хрустально штанами и
вдруг выпалил:
— Ты ведь, как я предполагаю по агентурным данным, знаком с самим
братцем Принцессой...
— Не очень, — с готовностью ответил я.
— А вот тут твой тонкий юмор не совсем уместен, хотя я его и ценю.
Братец ЦезарьХ опять замолчал. Мы молча промолчали полчаса.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
--Не очень, — повторил мою цитату из речи Самого Братца Президента на
открытии спецтуалета для братцев из Кабинета Избранных на арене гладиаторов
братец Цезарь X. — Сам Братец Президент сказал не совсем так, ты только
начал его гениальную мысль, но не докончил. К тому же она была произнесена
совсем по другому поводу, хотя высказывания Самого Братца Президента
пригодны, как ты справедливо решил, на все случаи жизни. Полностью цитата
выглядит вот как: "Не очень писается..." Хотя... быть может, ты и прав... Я
тебя спрашиваю: "Ты ведь знаком с самим братцем Принцессой?" А ты отвечаешь
цитатой: "Не очень писается...", имея в виду, что не очень писается,
поскольку не очень знаком. Гм... Да, именно так, на все случаи жизни... А
ты, выходит, братец молодец! Кто бы мог такое придумать...
— Служу Нашему Дому! — рявкнул я.
— Значит, не очень тебе писается, поскольку ты не очень знаком с самим
братцем Принцессой, так? Но скажи-ка, братец Пилат III, что тебе мешает
сделать так, чтобы писалось даже очень? Что тебе мешает познакомиться с ним
поближе? Не скрою от тебя эту важную домовую тайну: в таком сближении мы
весьма заинтересованы. Некоторые его... причуды под твоим настойчивым
содействием могут сильно развиться и оказать нам неоценимую для тебя услугу.
— Но ведь он заразна! — Как того и требовали правила хорошего тона,
начал я торговаться. — Я подвергаю свою драгоценную жизнь смертельной
опасности!
— За что мы тебе неплохо платим.
— А что, если это мое сближение сблизит меня с сумасшедшим домом?
— С одной стороны, левой, тебе покровительствует сам братец Белый
Полковник. С другой стороны, правой, если домовой переворот удастся, а я не
сомневаюсь, что он удастся, то синекуру Великого Ревизора займу лично я.
Опасаться тут совершенно нечего, да и от сумасшествия пока никто не умирал.
Я стал осмысливать сказанное. Сказанное было сказано сильно. Однако
торговаться все еще требовали приличия, и я хорошим тоном сказал:
— Я думаю, мне положена доплата за вредность.
Братец Цезарь X улыбнулся как можно более вкрадчиво, а потом посмотрел
на меня так, что мне враз расхотелось не то что придерживаться приличий, но
даже и думать о них.
— Что делать? — бодро рявкнул я.
— Войти в полное доверие к братцу Принцессе. Всеми силами
способствовать развитию его странных причуд. Докладывать лично мне обо всех
его разговорах. Это — первая часть задания.
— А вторая? — осмелился очень смело спросить я.
— О второй узнаешь тогда, когда это мне понадобится, — вкрадчиво
отрезал свой ответ от моего вопроса братец Цезарь X, но вдруг снизошел и
добавил: — Возможно, примешь самое непосредственное участие в активной
акции.
Услышав о своем возможном участии в активной акции, я чуть не свалился
со стула, который на самом деле был креслом, но не свалился, так как
свалиться не посмел.
— Теперь относительно братца Белого Полковника, — продолжил братец
Цезарь X, не дав мне вида, что заметил, что я чуть было не посмел посметь.
— Скажи-ка, не назначил ли он тебе сегодня встречу?
— Так точно! — как можно подобострастнее рявкнул я, чтобы этой
подобострастностью немного загладить то, что я чуть было не посмел и о чем
не подал вида братец Цезарь X.
— Можешь сказать ему, что мы интересуемся братцем Принцессой. Можешь
поставлять ему некоторые агентурные данные о братце Принцессе, но делая упор
на то, что он представляется тебе вполне нормальной... так, за редкими
исключениями, без которых не бывает правил, конечно, если эти правила не
касаются правил, установленных возглавляемым Самим Братцем Президентом
Кабинетом Избранных. Дай ему понять, что мы обеспокоены редкими исключениями
и желаем ему помочь с ними справиться. Намекни, что, сотрудничая с нами, все
же глобальнее сотрудничаешь с ним. Это будет убедительно, поскольку на
данный момент ты левосторонний. Все ли тебе понятно, братец Пилат III?
— Так точно!
Братец Цезарь X, закончив наши переговоры, назвал тайный пароль и
прошел куда-то сквозь стену. Я же, выпив подряд три бокала божественного
нектара, стал есть огромную то ли гроздь, то ли кисть винограда. Мои мысли
перескакивали с братца Цезаря X на братца Белого Полковника, с братца Белого
Полковника на братца Принцессу, с братца Принцессы на братца Пилата III, с
братца Пилата III на братца Цезаря X... К ним примешивались мысли о моем
понижении: завтрашнем и грядущем, об оппозиции и ее планах, о наших
замечательных мыслеводителях, о моем участии в активной акции... Было похоже
на то, что братца Пилата III разные силы тянули в разные стороны. Эти силы
могли вынести его прямиком в Великую Мечту, но могли и разорвать на части.
Работать на обе силы сразу было заманчиво. Не угодить хотя бы одной --
опасно. Ко всему прочему, братец Принцесса была заразна. Однако платить они
собирались щедро...
Назвав тайный пароль, в залу вернулся братец Цезарь X, но не один, а с
каким-то маленьким сухоньким братцем десятизубочником, глаза которого
таинственно закрывала белая таинственная повязка. В правой руке сухонький
братец держал обнаженную шпагу.
Мой ум подумал: вот и пришел твой конец. Наверное, братец Цезарь X все
же разгадал твое было возникшее желание посметь чуть не свалиться со стула и
вот привел с собой таинственного мстителя... Но братец Цезарь X
примирительно провозгласил:
— Сейчас, братец Пилат III, ты пройдешь обряд предварительного
посвящения в стройные ряды полулегального отдела активных акций.
Я было захотел захотеть попятиться назад, поскольку я вовсе не думал,
что мне очень нужно это их предварительное посвящение.
— Зачем? — в целях прояснения ситуации шепотом пролепетал я.
— Затем, — вкрадчиво объяснил мне братец Цезарь X.
И мне все-все стало понятно.
Десятизубый братец в таинственной белой повязке на глазах опустил на
мое правое плечо шпагу и легонько подтолкнул к стене. Переступая стену, я
ожидал увидеть за ней целую кучу братцев с повязками на глазах, чадящие
лампы-факелы... и что-нибудь еще в этом же роде, однако увидел шикарную
белую комнату, в центре которой на белом постаменте стояла большая черная
ванна. Кроме черной ванны, в белой комнате стояли различнейшие орудия пыток.
Орудия пыток также висели во множестве на стенах...
Братец, державший на моем правом плече шпагу, сорвал повязку с глаз, и
я увидел, что глаз под ней не было, а были две пустые глазницы.
Душа братца Пилата III переместилась в пятки. А тут еще братец Цезарь X
весело рассмеялся и зловеще сказал:
— Это — братец Иуда МСХШ, предатель.
От сказанного душа братца Пилата III переместилась из пяток в каблуки
его ботинок, которые были на моих ногах. Каблуки от души задымились. Братец
Цезарь X продолжил:
— Предатели всегда умирают, но ^братцу Иуде МСХШ дарована жалкая
жизнь, чтобы он пытал страшными пытками и потом умерщвлял, бросая вот в эту
черную ванну, всех других предателей, имевших несчастный шанс появиться в
нашем самом лучшем из всех других домов Нашем замечательном Доме. В ванне
истерзанные справедливой карой, разорванные на куски возмездием,
обезглавленные правосудием, молящие о скорейшей кончине братцы предатели
бесследно исчезают, от них не отстается даже пепла, который бы мог
возродиться в новых братцах и новых свершениях... Скажи-ка, братец Пилат
III, ты основательно все запомнил?
Моя душа, дымившаяся в каблуках, бодро рявкнула:
— Так точно!
А братец Цезарь X приказал:
— Трепещи!
И я стал трепетать.
— От чего трепещешь, братец Пилат III?
— От восторга, что живу в Нашем замечательном Доме, — трепеща от
восторга, что живу в Нашем замечательном Доме, бодро рявкнул я.
— Идиот! Трепещи от ужаса!
Я перестал трепетать от восторга и стал трепетать от ужаса. От моего
жуткого трепета завибрировала сначала ванна, потом — орудия пыток, потом --
сама белая комната вместе с находившимися в ней братцем Цезарем X и братцем
Иудой МСХШ, не говоря уже о братце Пилате III.
Вибрируя зубами и голосом, братец Цезарь X приказал:
— На колени!
Я рухнул коленями об пол.
— Повторяй за мной слова трепетной клятвы! Клянусь... — начал
трепетным речитативом вибрировать братец Цезарь X, и ему трепетным эхом
вторил братец Иуда МСХШ, которому, трепеща и вибрируя, вторил я. — Клянусь,
не щадя ничьих жизней, служить великому делу правостороннего движения,
являющемуся самым истинным изо всех других истинных движений во всем этом
Нашем Общем Доме. Клянусь, что буду беспрекословно и точно исполнять все
распоряжения нижестоящих в движении братцев, как учит нас бессмертное правое
полушарие желудка Самого Братца Президента, ради беззаветного служения
которому не пожалею ничьей до последней капли крови. Клянусь, что отныне
буду активным участником полулегального отдела активных акций и делом докажу
преданность его святым идеалам. Клянусь, что покарает меня за предательство
братец Иуда МСХШ страшными братцевскими пытками: выкалыванием глаз,
отрезанием ушей, вырыванием ноздрей, ногтей, зубов, пальцев, волос, всех
моих членов, а также расчленением, четвертованием, обезглавливанием,
повешением, расстрелом, сажанием на кол, на электрический стул... и полным
умерщвлением с полным растворением в ванне. Слава Самому Братцу Президенту!
Слава! Слава! Слава!
Наши трепетные голоса замолкли, но я продолжал трепетать. От моего
трепета со стен стали соскакивать и падать на пол орудия пыток...
— Хорошо, истинно братцевски трепещешь, братец Пилат III, — вибрируя
зубами, короной, голосом, телом, поблагодарил меня за истинно братцевский
трепет братец Цезарь X. — Однако хватит...
Я продолжал трепетать. Даже несмотря на приказ братца Цезаря X, что,
однако, хватит. Черная ванна от моего истинно братцевского трепета съехала с
постамента, стены белой комнаты пошли трещинами...
— Служить! — рявкнул братец Цезарь X.
Я застыл по стойке "смирно" двадцатой степени. Комната и все, что в ней
находилось, продолжали трепетать еще примерно три минуты. Когда и этот
трепет закончился, братец Цезарь X прикрепил к груди моего фрака медаль "За
трепетное отношение к долгу".
После награждения, оставив братца Иуду МСХШ в белой комнате, мы перешли
с братцем Цезарем X в залу, где опять уселись вокруг прежнего столика.
Братец Цезарь X наполнил бокалы и сказал:
— А скажи-ка, братец Пилат III, не снился ли тебе недавно сон о
какой-то ванной комнате?
— Приснился, — охотно подтвердил я свой сон, который мне недавно
снился, рассматривая левым глазом полученную на грудь фрака медаль. Медаль
была очень красивая, она очень шла к моей короне, и ее очень хотелось
гладить рукой, но на это я не отваживался, так как чувствовал себя
виноватым, что не смог сразу же выполнить приказ братца Цезаря X "однако
хватит".
— Надеюсь, ты никогда его не забудешь... Впредь мы будем встречаться
не здесь, а если ты когда-либо снова здесь появишься... — Он немного
вкрадчиво помолчал, а потом крайне вкрадчиво закончил: — Значит, сон был с
глубоким смыслом.
Я залпом осушил бокал и то, что в нем было. Братец Цезарь X наполнил
бокал снова. Я осушил еще раз. Сном было не только произошедшее, но и
происходящее: братец Цезарь X порылся в кармане, достал оттуда медаль
"Заслуженный мелиоратор" и прицепил ее к груди моего фрака. Я скосил на нее
правый глаз...
— А здорово это ты отмочил: "Трепещу от восторга", — вдруг захихикал
братец Цезарь X. — Ценю... Молодец, истинно правостороннее чувство юмора...
От гордости я выпятил вперед правую часть груди. Медали на груди
мелодично позвякивали, подпевая хрустальному звону штанов братца Цезаря X,
которые гармонично вплетали свою мелодию в вечную песню радости Железного
Бастиона. Видя и слыша все это, очень хотелось жить.
Братец Цезарь X назвал пароль, и стена залы отъехала в сторону, открыв
за собой коридор, выпустивший меня на улицу. Несколько минут я постоял не
шевелясь в развалинах подворотни. Рядом тускло тлел шикарный грязный фонарь.
Мне стало холодно, и я залязгал от счастья зубами.
Познав счастье, я закутался в длинные фалды фрака и заспешил
направиться к спецпроходной.
Случившееся предварительное посвящение в полулегальный отдел активных
акций породило в моем желудке несколько мыслей. Одна из них была та, которая
подсказывала мне, что я испытываю против братца Принцессы что-то вроде
раздражения, поскольку это именно он была причиной того, что я теперь
состоял в полулегальном отделе, в котором состоять не то чтобы очень хотел и
состояние в котором было чревато. Но другая из них была та, которая
говорила, что я испытываю к братцу Принцессе сильнейшую благодарность, так
как именно ему я обязан своим коронокружительным понижением с выходом в
ядовитую окружающую среду, окружающая среда ее подери, а в дальнейшем, по
всему видно, буду обязан многим другим, причем таким, каким мне никогда до
сих пор не снилось, слава Самому Братцу Президенту. Третья мысль была та,
которая напоминала мне, что сны тоже ведь бывают разными...
Занятый этими умными мыслями, я незаметно приблизился к спецпроходной,
где однозубый и одноглазый таможенник, заметив меня, почтительно проверил
мою прописку. В дезинфекционной камере я позволил себя раздеть, опрыскать с
ног до короны какой-то благоухающей вонючей дрянью, ополоснуть под дождем
душа и снова одеть в уже продезинфицированный фрак.
А в кабине лифта я думал о том, как проведу этот вечер. До встречи с
братцем Белым Полковником оставалось сорок минут. Потом я увижусь с братцем
Принцессой. Наверное, наше сближение продлится не очень долго, и я успею
заскочить в хранилище за платьем, купленным специально для братца Моны Лизы.
Вспомнив о платье, я вспомнил о братце Моне Лизе и решил заехать в свой
шикарный дворец, чтобы, во-первых, по-быстрому посмотреть, насколько братец
Мона Лиза физиологически от меня отличается, а во-вторых, чтобы намекнуть
ему дождаться моего прихода, когда в вопросах физиологического различия
можно будет разобраться по-настоящему.
Лифт остановился на девятом ярусе. Я вышел из лифта и побежал к
остановке трамвая. К остановке трамвая трамвай подошел минут через пять, я
забрался в трамвай, но не сел, а стал стоять возле окошечка кассы "не для
спецбратцев", купив билет на разделявшие остановку трамвая "Южный Железный
Бастион" от остановки трамвая моего шикарного дворца пять трамвайных
перегонов. Трамвай проехал только четыре трамвайных перегона, закрылся на
спецобслуживание, и последний трамвайный перегон мне пришлось преодолевать
без трамвая пешком на своих двух ногах.
В моем шикарном дворце все по-прежнему было шикарно. Заглянув на
минутку в свой дворцовый кабинет, я помочился в шикарный унитаз, совмещенный
с шикарной ванной. В минуту мочения крикнул:
— Братец Мона Лиза!
Однако шикарный дворец хранил странное молчание. Тогда я закончил
мочиться, вышел из дворцового кабинета, пересек дворцовую прихожую и
очутился в своей шикарной спальне, совмещенной с гостиной, столовой,
библиотекой, будуаром, бальным залом, площадкой для игры в гольф, гаражом, а
также шикарной кухней.
На моей шикарной кровати лежала братец Мона Лиза, его глаза смотрели на
вздувшийся пузырями потолок, а из горла шеи торчала рукоятка ножа. Белое
пятно крови испачкало мое шикарное одеяло. Меня замутило.
Чтобы, за неимением в шикарном дворце даже глотка божественного
нектара, выпить хотя бы глоток небожественной воды, я подошел к кухонному
крану. Там вдруг вспомнил о фруктах, которые по моему личному распоряжению
должна была доставить сюда убитая братец Мона Лиза, и открыл холодильник,
совмещенный с мусорным ведром. Фруктов, как и ничего другого, кроме мусора,
там не оказалось. Убийство с целью братцевского ограбления — решил я,
бедная, бедная братец Мона Лиза...
А ведь на его месте мог оказаться и я, сам братец Пилат III! Наверное,
он вошла в шикарный дворец и забыла закрыть за собой на бронированный засов
дверь. А за ним уже, выслеживая, следили братцы преступники. Или у братцев
преступников были универсальные противобронированные спецотмычки. На ярусах
выше десятого братцев преступников, слава Самому Братцу Президенту, на всех
братцев хватало.
Следовало как можно скорее, согласно инструкции Самого Братца
Президента, сообщить о происшествии в ближайший участок Ордена Святой
Экзекуции.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
И я подумал: согласно инструкции Самого Братца Президента, следует как
можно скорее сообщить о происшествии в ближайший участок. Но тут услышал за
спиной громкий шорох. Я повернул на шорох взгляд. В двух шагах от меня,
стоявшего возле стены, стояли два братца в форменных фраках Ордена Святой
Экзекуции: девятизубочник и пятизу-бочник.
— Слава Самому Братцу Президенту! — сказал я.
А девятизубочник сказал:
— Именем Самого Братца Президента, братец Пилат III, ты обвиняешься в
содеянном^ предумышленном убийстве ассистента при славном знамени
Департамента круглой печати братца Моны Лизы, ударника братцевского труда.
Приблизившись, пятизубочник сунул мне что-то в руку. Я посмотрел на это
— в моей дрожащей руке был зажат кровавый нож. Я разжал руку — нож упал.
Пятизубочник поднял нож и положил в целлофановый мешочек, который был у него
в руках. На его руках были черные перчатки.
Девятизубочник, присев к столу, принялся что-то писать на черном листе
бумаги. Я скосил взгляд на убитую ударника братцевского труда. В горле его
шеи ножа уже не было, а была только шея.
— Зачем ты это сделал, братец Пилат III? Зачем ты убил братца Мону
Лизу? А ведь он, если бы не твое злодейство, завершила бы эту четырехлетку
за два года, тем самым сделав нашу счастливую жизнь в Нашем замечательном
Доме еще более счастливой. Ведь ты, братец Пилат III, тем самым покусился на
счастье всех братцев всего Нашего Дома, не говоря уже о счастье Самого
Братца Президента и братцев из Кабинета Избранных. На что ты покусился, а,
братец Пилат III?
— Это не я покусился! — воскликнул я. — Это не я убил братца Мону
Лизу!
— Антинашдомовец! — заклеймил меня страшным клеймом, отмыть которое я
мог только свбст-венной кровью, братец девятизубочник.
— Это не я! — закричал я.
— Зачем же ты завлек братца Мону Лизу в свой шикарный дворец?
— Мы только хотели немножко подумать над рацпредложением о
бронировании нашего славного знамени... Я не убивал!
Братец пятизубочник влепил мне такую затрещину, что я отскочил к стене,
возле которой стоял, отчего в стене появилась трещина.
— Мразь антинашдомовская! Верхний подпевала! В твоих же интересах
сделать добровольное признание! — сказал братец пятизубочник и двинул своей
ногой по моей голени.
— Мотивы этого страшного политического убийства? — спросил братец
девятизубочник. — Подрыв основ Нашего Дома? Мы осведомлены о твоих
подпевающих Верху безумных высказываниях относительно магазинов в Великой
Мечте. Может, братец Мона Лиза, ударник и патриот, собиралась о них куда
следует сообщить?
Я помотал короной. Пятизубочник ударил меня в живот, отчего все мои
мысли окончательно перемешались, а я сам перегнулся в животе пополам.
— Быть может, он собиралась также сообщить куда следует о твоих
грязных связях с полулегальным отделом активных акций правосторонних?
Пятизубочник ударил меня ребром ладони по шее. Я повалился на пол,
откуда мне подниматься не хотелось, за что я тут же получил под мои
братцевские ребра пару братцевских пинков, осуждающих во мне подпевалу.
— Значит, он собиралась рассказать о твоей встрече на первом нулевом
ярусе с братцем Цезарем X?
Я продолжал молчать. Пятизубочник пнул меня братцевской ногой в
братцевский пах.
— Ладно, братец Мефистофель IX, — приказал братец девятизубочник, --
пока хватит.
Пятизубочник поставил меня на ноги, которые меня не держали, и мне
пришлось поддерживать их руками.
— Прочитай и подпиши.
Я посмотрел на листок. Белые буквы на черном листке никак не
выстраивались в положенные им по инструкции строчки.
— Дай ему воду, братец Мефистофель IX. Пятизубочник плеснул в стакан
воду из фляжки.
Я залпом выпил. Вода оказалась горькой, и меня залпом вырвало. Святые
экзекуторы рассмеялись, схватили меня за воротник моего дрожавшего фрака и
ткнули лицом в мою же блевотину.
— Жри, собака антинашдомовец! — приказал мне девятизубочник.
Я стал есть. Моя блевотина оказалась несколько менее вкусной, чем обеды
в нашем департаментском спецбуфете, но зато в ней не было ни одного
таракана, что меня очень обрадовало. Святые экзекуторы засмеялись сильнее, а
меня вырвало еще раз.
Тогда они подняли меня и засунули под кран. Когда мне стало немного
легче, девятизубочник сказал:
— Дай ему воду из фляжки, братец Мефистофель IX.
Я покаянно помотал короной. Они усадили меня за стол. Я кое-как
сосредоточился на тексте.
Там ничего не говорилось ни о моей антинашдо-мовской деятельности, ни о
братце Цезаре X, ни о каком отделе активных акций. Там говорилось о том, что
я, попытавшись силой вступить в некоторые физиологические связи, убил на
почве маниакальной физиологической неудовлетворенности братца Мону Лизу. Не
хватало только моей собственной подписи братца Пилата III.
Братец девятизубочник ударил меня в ухо, а потом помиловал:
— Подписать эту бумагу ты всегда успеешь, не так ли, братец Пилат III?
Торопить тебя мы не будем. Нож с отпечатками твоих кровавых рук приобщен к
делу. А сейчас ты поедешь с нами.
Ехать с ними мне не хотелось, но меня выволокли на улицу и швырнули в
большой белый автомобиль с зарешеченными белыми решетками окнами, закрыли
двери и повезли в том направлении, о котором лучше не думать.
Перестав думать, я стал просить Самого Братца Президента, чтобы он
сделал как-нибудь так, чтобы я как-нибудь избавился от всего этого
свалившегося на мою корону кошмара, стал горячо шептать ему, что никакой я
не антинашдомовец, что я истинно наш, истинно домовой братец, а если меня и
втянули в отдел активных акций правосторонних, то ведь мне так приказали.
Как же я мог бы не выполнить приказание? Никак не мог, наш славный Сам
Братец Президент! Как учит нас твое бессмертное левое полушарие! Как правое
бессмертное тоже! А если меня порой одолевают разные вражеские галлюцинации,
то это вовсе не я, наш дорогой Сам Братец Президент, это — проклятая
окружающая Наш Общий Дом ядовитая среда, от нее все идет, все наши редкие
неудачи от этой проклятой... Прости меня, наш любимый Сам Братец Президент,
прости и помилуй...
Автомобиль остановился. Братца Пилата III из него вышвырнули, и он
больно ударился телом об улицу. Его с улицы подняли и пнули в какую-то
закрытую дверь, отчего она открылась и пропустила его в маленькую комнатку.
Оставив в ней братца Пилата III одного, братцы святые экзекуторы скрылись за
следующей таинственной и бронированной дверью. Он присел на пластмассовую
лавку, стоявшую рядом со столиком, на котором стоял телефон, и стал ждать
кары.
Телефон ждать мне мешал, и я подумал о братце Малюте Скуратове XXXII.
Конечно, в связи с делом банды девяти он растерял огромную часть былого
влияния, но кто знает, при желании, вызванном очень хорошей подачкой,
наверное, все же сумел бы мне как-то помочь. Я решился, поднял трубку и
набрал номер.
— Алло!
— Братец Малюта Скуратов?
— Братец Малюта Скуратов XXXII, — поправила меня трубка.
— С тобой говорит братец Пилат III.
— Братец Пилат III, который служит в Департаменте круглой печати
Министерства внешних горизонтальных сношений?
— Так точно. У меня крупные неприятности. Кто-то убил братца Мону
Лизу, ассистента при знамени и ударника братцевского труда. В моем шикарном
дворце.
Братец Малюта Скуратов XXXII немного посвистел мне в ухо и сказал:
— Плохо.
— Знаю, что плохо!
— От трупа нужно мгновенно избавиться. Разрежь на куски и спусти куски
в унитаз.
— Невозможно! Братцы из Ордена Святой Экзекуции уже составили
протокол! Меня обвиняют в предумышленном убийстве на почве! Но я никого не
убивал, даже братца Мону Лизу!
— Плохо.
— Ты мне поможешь? Я очень хорошо заплачу.
— Сколько?
— Две сотни пятнадцатизубовиков. И всю квартальную премию.
— Что делать?
— Нужно только провести непредвзятое следствие. Необходимы твои связи.
— Чтобы провести непредвзятое следствие, нужны очень большие деньги...
А святых экзекуторов, надеюсь, ты сам вызвал в свой шикарный дворец?
— Нет, они так пришли.
— Значит... они уже знали?
— Выходит.
— Ну, если они знали... — Братец Малюта Скуратов XXXII выдержал паузу
и тихим шепотом резюмировал: — То в это дело мне ни за какие деньги не
имеет ни малейшего смысла вмешиваться.
— Братец Малюта...
В трубке послышался треск, потом — напряженные короткие гудки. Да,
конечно, наивно было бы ожидать, что братец Малюта Скуратов XXXII поможет
мне в этом деле даже за очень хорошую подачку. Скорее постарается скрыть
наше знакомство, чтобы в ходе следствия не получили огласку наши светлые
махинации с фруктами. Скорее попробует окончательно меня утопить, написав
обо мне в книге жалоб и предложений, чтобы уже напрямую выйти на моих
поставщиков. Зачем я ему звонил? Чем я только думаю? Похоже, что головой...
И я стал думать тем, чем следует. Тебе непременно поможет братец Белый
Полковник, возникла там, где следует, радостная мысль, — ведь братец Белый
Полковник крайне заинтересован в продолжении твоего сближения с братцем
Принцессой...
В трубке, все еще до боли зажатой в моей руке, дрожавшей в моем
дрожавшем теле, вдруг послышался громкий треск, потом свист... и из нее в
комнату просочилось белое дымное облачко. Через минуту облачко
материализовалось в высокого и очень худого братца пятнадцатизубочника,
одетого в узкополосый фрак без пуговиц на фраке и на теле, который уселся
рядом со мной на лавку.
— Голос узнаешь?
Взвившись с лавки под потолок, я бодро рявкнул:
— Так точно!
— Что ты тут делаешь, братец Пилат III, разве я не приказал тебе в
двадцать один ноль пять быть у меня?
Я быстро пересказал братцу Белому Полковнику в очередной личине о
последних событиях, не позволивших мне выполнить приказ. Я честно сознался,
что вовсе и в мыслях не замышлял о подрыве Нашего Дома убийством ударника
братцевского труда, что никакой я не антинашдомовец, что я только хотел
самую малость убедиться, насколько ударник от меня физиологически
отличается.
Братец Белый Полковник в очередной личине осуждающе повертел
пятнадцатизубой короной и заключил:
— Сейчас разберемся.
В комнату вошли девятизубочник и пятизубочник из Ордена Святой
Экзекуции.
— Я сам ознакомлюсь с этим таинственным делом, — сказал им братец
Белый Полковник в очередной личине. — Видимо, произошло досадное
недоразумение. К тому же, по последним данным, братец Мона Лиза не
перевыполняла, а недовыполняла эту четырехлетку, так что дело теряет свою
политическую окраску... Братца Пилата III я забираю с собой.
Меня, мой желудок и мой ум переполнило чувство братцевской
признательности к братцу Белому Полковнику, спасшему мою драгоценную жизнь.
Братцы орденоносцы покинули комнату, а я опустился под лавку и, радостно и
благоговейно попискивая, лизнул ее с обратной стороны того самого места, на
котором сидел братец Белый Полковник.
Конфета, правда, на этот раз из заднего кармана штанов братца Белого
Полковника не вывалилась, хотя я и подставил под нее руку, но мне и без
конфеты было радостно.
— Вылезай, шалун, — приказал тот. — И впредь будь осторожнее, когда
собираешься в чем-нибудь убедиться, даже в том, насколько тот или иной
братец от тебя отличается.
Я вылез из-под лавки, и братец Белый Полковник отечески погрозил мне
пальцем.
После того, как он погрозил мне отечески пальцем, мы вышли во двор. Там
стоял огромный белый персональный автомобиль братца Белого Полковника,
внушающий трепет. Когда мы в него сели, шторки на окнах автоматически
задвинулись. Внутри персональный автомобиль братца Белого Полковника был
столь же персональным, как и снаружи.
— Пока дело об убийстве ассистента при знамени и... гм... братца,
несколько от тебя физиологически отличающегося, с которым ты состоял в
некоторых физиологических связях, примет совсем другой оборот. Пока,
наоборот, под подозрение попадет какой-нибудь братец из банды "Черная
окружающая среда". Конечно, вызовов в правоохранительные органы тебе не
избежать, но ты там представишь братцам правоохранителям свое железное
алиби. Ведь ты, как я предполагаю по моим агентурным данным, в момент
убийства находился на другом ярусе, так? Не будем пока уточнять, на каком
именно. Где с кем-то имел продолжительную беседу...
Братец Белый Полковник положил свою могучую руку на мое преданное
колено. Остолбенев, словно каменное изваяние, я не отрываясь смотрел прямо
вперед себя, на корону отгороженного от нас толстым пуленепробиваемым
стеклом братца персонального шофера братца Белого Полковника. Я чувствовал,
что в этот напряженный момент не имею права даже пошевелиться.
Не шевелясь, я пролепетал:
— Я, по-честному, не убивал братца Мону Лизу. По самому-самому
честному.
— Вот именно: братец Мона Лиза, — подхватил мою мысль, которой я
предугадал мысль братца Белого Полковника, братец Белый Полковник в
очередной личине. — Братец Мона Лиза была очень красивой братцем, но ведь и
братцем со слишком длинным языком. Никто ведь не тянул его за этот самый
длинный язык, как ты думаешь?
— Так точно! — рявкнул я, подумав, что действительно никто не тянул,
что это она сама свой длинный язык тянула, рассказывая мне о посещении
департамента братцем Белым Полковником.
Рука братца Белого Полковника с железной волей в пальцах поглаживала
мое колено...
— Братец Цезарь X, конечно, не преминет воспользоваться любой
возможностью, чтобы только осуществить сверхплановый домовой переворот,
поменять доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента, выйти из
оппозиции и получить переходящее Домовое знамя. Я бы и сам не преминул, тем
более что вместе со знаменем все получат ценные домовые подарки... Вероятно,
он приказал тебе сойтись поближе с братцем Принцессой и оказать на него
некоторое тлетворное воздействие. Это вполне естественно, это не вызывает во
мне, братце Белом Полковнике и Великом Ревизоре, ровно никакого недоумения.
Мне нужно знать только одно: как и когда он собирается использовать тебя в
готовящейся акции?
— Братец Цезарь X меня не инструктировал, — бодро пролепетал я.
— Естественно. Но только пока. Ну-ка, доложи мне о ваших переговорах.
Я начал докладывать:
— Он показал мне ванную комнату.
Братец Белый Полковник рассмеялся. Весело и очень звонко. А когда я и
мои медали стали ему тихонько подхихикивать, он сжал могучими пальцами мое
колено.
— Ах как я любил бывало водить туда новобранцев, когда сам бывал в
оппозиции! Что, проняло? — спросил он меня отечески, направив на меня
отеческий взгляд.
Я радостно вздохнул и ответил:
— Проняло, так точно, братец Э-э.
— Ну? И дальше?
— Меня вынудили дать клятву. Но я держал пальцы крестиком, братец Э-э,
так что клятва не считается.
— Молодец, находчивый братец. Вот такие именно братцы нам и нужны...
Да, оказаться предателем — последнее дело, но если ты держал пальцы
крестиком... Ах как я, бывало, любил наблюдать за ударной работой братца
Иуды МСХШ! Ас! Всегда завоевывал первое место в конкурсах "лучший по
профессии".
— Братец Цезарь X заставил меня вступить в полулегальный отдел
активных акций. Сначала я не хотел, а потом подумал, что тебе это может
пригодиться...
— Тонко. Молодец.
— Служу Нашему Дому! Он поручил мне сблизиться с братцем Принцессой и
докладывать ему о каждом его шаге и каждом слове.
— Так...
— Это все, братец Э-э.
— Ну-ка, покажи пальцы. Я показал.
— Я тебе верю. Как верю и в то, что, если ты что-то узнаешь конкретное
о готовящейся акции, немедленно доложишь мне.
— Так точно!
— Ты ведь должен понимать, в какой степени тут затронуты домовые
интересы, ты ведь должен понимать, что мы не можем отдать доминанту желудка
Самого Братца Президента и переходящее Домовое знамя неистинной
правосторонней партии. Я уже не говорю о ценных подарках. Ты меня понимаешь?
Ты ведь, по моим агентурным данным, порядочная шлюха?
— Так точно!
— А я истый фанатик. И если быть с тобой откровенным до самого
последнего конца, по рождению я правосторонний, но всегда поддерживал только
истинное левостороннее движение. Что же касается тебя, то это совсем
неплохо, что ты порядочная шлюха. В самом крайнем случае прихода к власти
правосторонних — а такой возможности я не исключаю — в стане врага у меня
появится новый верный братец, ведь так?
— Так точно!
Братец Белый Полковник в очередной личине немного помолчал, а потом
разоткровенничался:
— Меня совершенно не интересуют секреты правосторонних, все их подлые
секреты я знаю уже давно. Я узнал их еще тогда, когда впервые занял синекуру
Великого Ревизора, а было это много-много лет назад. К тому же в нестройных
рядах оппозиции множество моих братцев. Меня интересует только твое
конкретное участие в готовящейся активной акции. Ну и, конечно, братец
Принцесса... В случае отличного выполнения спецзадания гарантирую тебе
значительное понижение, шестнадцатизубый орден "За спецдоблесть", грамоту на
шест-надцатизубочные привилегии, а с сегодняшнего дня — сто пятьдесят
двадцатизубовиков спецпайка ежемесячно.
Мое несколько не совсем радостное настроение, навеянное встречей с
братцем Иудой МСХШ, стычкой с братцами святыми экзекуторами, смертью убитой
братца Моны Лизы вмиг перестало быть несколько не совсем радостным и стало
радостным непередаваемо.
— Служу Нашему замечательному Дому! — рявкнул я.
— Расценивай эту нашу встречу как предварительный инструктаж. Сейчас
ты поедешь к братцу Принцессе. Всеми силами старайся обуздать его странные
причуды. Сам Братец Президент решил пока не прибегать к нашей
непосредственной помощи, он считает, что братец Принцесса просто немножко
капризничает, что эта его легкая блажь с разгуливанием простоволосой по
верхним ярусам скоро сама собой пройдет. И я полностью и бесповоротно
поддерживаю и горячо одобряю решение Самого Братца Президента!
Братец Белый Полковник в очередной личине захлопал в ладоши. Я страстно
подхватил аплодисменты. Наши овации были бурными.
Когда они постепенно затихли, я вдруг вспомнил, что братец Цезарь X
приказал мне приложить максимум усилий для еще большего психического
расстройства братца Принцессы. То есть как раз противоположное тому, что
только что приказал мне братец Белый Полковник. Мой желудок должен был
срочно догадаться: как выполнить сразу два эти приказа?
— Что же касается твоих отношений с братцем Цезарем X, то я вовсе не
запрещаю тебе поставлять ему некоторые тайные сведения — эти тайные
сведения неминуемо попадут ко мне, а мне они чрезвычайно пригодятся. Но дай
ему понять, что в большей степени ты сотрудничаешь с ним, чем со мной. Я
сумею отсеять дезинформацию. Думаю, будет неплохо, если ты на время сменишь
доминанту полушарий желудка и станешь активным сторонником оппозиции.
Впрочем, посмотрим.
Братец Белый Полковник в очередной личине чуть-чуть помолчал, а когда
чуть-чуть помолчал, молчать перестал и рассмеялся:
— Ха-ха-ха... А мне передали по секретным каналам твою шутку... Лишних
зубьев не бывает... Ха-ха-ха... И эту твою шутку... Хах-хах-хах... трепещу
от восторга... ох-хох-хох...
Братец Белый Полковник сбросил очередную личину, превратился в белое
дымное облачко и дематериализовался в открывшееся окошко.
Личина немного посмеялась, но скоро дематериализовалась и она.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Братец персональный шофер братца Белого Полковника подвез меня к отелю
"Черное яблоко", что произвело в среде братцев, находившихся перед его
входом, настоящий фурор, вызванный видом моей не по рангу персонального
автомобиля высокой короны. Фурор сильно повысил мое и без того беспредельно
радостное настроение.
Братец Принцесса сидела во главе угла холла на диване и задумчиво
смотрела сквозь окно на красивый закат фонарей, бросавших на вымоченный
дождем поливальных машин асфальт огненно-серые блики. На его голове
по-прежнему не было абсолютно никакой короны.
— Чего изволите? — вытянувшись перед ним в струнку, бодро рявкнул я.
Он повернула ко мне лицо, в его глазах на лице было столько безумия,
что струнка, в которую я вытянулся, лопнула, прозвенев по всем^_ моему
задрожавшему телу приступом жалости. Жалости к братцу Пилату III, посланному
на это отважное спецзадание.
Он поднялась с дивана.
— Я обещала тебе кое-что показать, пойдем?
— Куда? — рявкнул я, собирая разведывательную информацию.
— Да не кричи ты. Пожалуйста. И не делай такое лицо... На двадцать
первый ярус.
Я упал. А братец Принцесса вздохнула и сказала:
— Ну перестань же корчить из себя идиота. Я тебя очень прошу: когда ты
со мной, забудь об этих своих службистских штучках. Иначе я просто уйду.
Мгновенно оценив ситуацию — не выполнить спецзадание я не мог, — я
вскочил на ноги. Перестал корчить из себя кого бы то ни было и
законспириро-ванно спокойно спросил:
— Ты собираешься свозить меня в Великую Мечту?
— Да.
— А меня туда пустят?
— Пустят.
— Это в моей-то короне?
— Это в твоей-то.
— Не может быть, — не поверил я.
Мы вышли на улицу. Так как братец Принцесса молчала, я спросил:
— Ты часто выходишь за Железный Бастион?
— Почти каждый день.
— Странно, ни разу не ставил печать в твою прописку. Наверное, ты
никогда не выходила через Южный шлюз.
Братец Принцесса вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня...
и рассмеялась.
— Какой же ты все-таки смешной...
Я было хотел пересказать ей свою шутку о лишнем зубе и шутку о том, как
я трепетал от восторга, когда нужно было трепетать от ужаса, чтобы он
по-настоящему поняла, какой я смешной, но почему-то передумал. А братец
Принцесса мечтательно заметила:
— За Южным шлюзом очень красиво. Если нам повезет и луну не будут
закрывать тучи...
— Луна, тучи... Как это? — не понял я.
— Увидишь.
Пожав плечами, я как бы невзначай проговорился:
— Конечно, увижу. Меня зачислили в группу поиска, слава Самому Братцу
Президенту. Завтра первый выход.
— Днем?
— Естественно.
— Днем на небе светит солнце.
— А это еще как?
Теперь братец Принцесса пожала плечами.
— Как тебе сказать... Солнце — ласковое, теплое, нежное... Оно похоже
на очень большой и очень яркий фонарь, подвешенный прямо к небу... к
потолку... Только его никто никуда не подвешивал, оно ни на чем не держится,
оно плавает в синеве.
— Это все испарения, — не поверил я. — Ядовитая окружающая среда
выделяет в атмосферу вредоносные испарения, которые вызывают у братцев
иллюзии.
— Ты в это действительно веришь? — улыбнулась братец Принцесса.
А мне стало как-то не по себе — я вспомнил, сколь противоречивыми были
приказания братца Белого Полковника и братца Цезаря X, и никак не мог
сообразить, как мне дальше вести себя с братцем Принцессой: поддакивая его
бредням, способствовать его психическому расстройству или, напротив,
возражая, способствовать укреплению психики. С другой стороны, я не знал, к
чему приведут как поддакивания, так и возражения — ни братец Белый
Полковник, ни братец Цезарь X меня на этот счет не инструктировали. Потом я
подумал, что на братце Принцессе столькожезубая корона, как и на Самом
Братце Президенте, и, значит, согласно всем инструкциям, я должен верить
этой короне беспрекословно, что бы она ни говорила, верить беспреко-словнее,
чем коронам братца Белого Полковника и братца Цезаря X вместе взятым, так
как в них было на один зуб меньше. Эта дума моего ума крайне усилила и без
того крайне амбивалентное чувство всего меня к братцу Принцессе. И тогда я
решил: раз, согласно всем инструкциям, я ему верить должен, верить буду, но
раз, согласно всем инструкциям, верить бреду я не имею никакого права,
верить не буду, то есть буду верить, не веря. После этого я поразился силе
своего ума, а потом совсем запутался. А тут еще братец Принцесса надела
перед таможней на голову свою двадцатиоднозубую корону, и я запутался
бесповоротно.
Братцы таможенники не посмели не то что обшарить наши карманы, но даже
взглянуть на прописки, и мы вступили на ковровую дорожку спецлифта, вступив
на которую, я подумал о том, что вот наконец-то и увижу глазами Великую
Мечту, о которой до сих пор был только наслышан по самые уши.
Всю дорогу вниз я чувствовал себя не в своей короне. Братец Принцесса
взяла меня за руку. Его рука была маленькая, ослепительно черная, теплая,
нежная... совсем как солнце, о котором он мне рассказывала и которое было
всего лишь иллюзией... Да он и сам была как иллюзия. Я вдруг решил, что мне
хорошо с ним, хорошо так, как никогда и нигде не бывало ни с одним братцем,
отличался он от меня физиологически или нет. Даже лучше, чем в хранилище на
стуле под портретом Самого Братца Президента, даже лучше, чем с братцем
Белым Полковником. И вовсе не потому, что братца Принцессу венчала
двадцатиоднозубая корона, а просто не почему.
Когда на двадцать первом ярусе мы вышли из лифта, удивленным глазам
братца Пилата III открылась Великая Мечта.
Несмотря на то, что уже наступила ночь, Великую Мечту вовсю освещал
яркий поток света, лившегося прямо из очень высокого потолка, который
представлял из себя словно бы одну огромную лампу. Над нами в воздухе
плавали непередаваемо красивые автомобили, по тротуарам с рядами
самодвижущихся дорожек разъезжали, дыша пьянящим воздухом Великой Мечты,
непередаваемо красивые братцы и братцы, несколько от них физиологически
отличающиеся...
Мы стояли на одном из краев огромной красивой площади, где были
скульптуры и фонтаны. От нее во все четыре стороны разбегались широкие
улицы, и на эт...
