Марина и Сергей Дяченко. Армагед-дом
страница №14
... Хныкала, прижимая к груди грязные кулаки, Андреева ровесница стретьего,
кажется, этажа:
- Он вырвался... Я держала... А он вырвался... Мы на минутку только
вышли...
- Твой? - спросила Лидка. Девчонка кивнула:
- Папа из села привез...
Андрей по-обезьяньи уцепился за ствол и, сверкая кедами, полез вверх.
Лидка
отвернулась; торжественная клятва, принесенная ей сыну, заключалась в
том, что
она никогда не будет контролировать высоту, на которую он, Андрей,
считает
нужным влезть. В ответ сын пообещал ей никогда не лазить на столбы, на
крыши
вагонов и трансформаторных будок. И - она знала- держал обещание и не
покупался
"на слабо".
...Через полчаса Лидка мазала зеленкой глубокие царапины на его руках.
А он
делал вид, что ему ни капельки не больно. Взахлеб рассказывал, какая
мягкая у
котенка шерсть. И что Ленка теперь разрешит ему гладить своего
Арбуза... Только
ему, а больше никому во дворе! И что хорошо бы, мама, ты понимаешь...
Ну, если
бы у нас был кот или собака, было бы здорово, правда?
- Через шесть лет мрыга, - сказала Лидка со вздохом. - Ты возьмешь на
себя
ответственность за животное? Я не возьму.
Сын с сожалением разглядывал свои руки, располосованные маленькими
истеричными когтями.
Ни падения с ссадинами и шишками, ни дыры на штанах не смогли отучить
его
от этой пагубной страсти лазать по деревьям. Старшие мальчишки всегда
вызывали
его, если требовалось снять с высокой ветки бумажного голубя или
бадминтонный
воланчик. Девчонки приглашали Андрея, когда в порядке заигрывания те же
мальчишки забрасывали на дерево скакалку или чей-то берет.
Однажды Андрей узнал от кого-то во дворе, что есть такие устройства -
специальные когти, которые надеваются на ноги, чтобы лазать по гладким
столбам.
И по простоте душевной обратился к маме за помощью в приобретении
"когтей".
Шокированная Лидка пообещала собственноручно выпороть сына ремнем по
голой попе,
если только он близко подойдет к этому самому столбу. Вот путь только
попробует!
Пробовать сын не стал. Он всегда очень тонко чуял мамино настроение и,
обычно бесстрашный, на этот раз решил не искушать судьбу.
Среди прочих отделов института кризисной биологии Лидкин отдел казался
медведем, примостившимся среди сусликов и белок. Финансирование,
международные
связи, льготы, корреспонденты. Документальный фильм. Машина к подъезду.
В соседних отделах разводили горошек и плодили мух-дрозофил. Время от
времени соседи заключали с Лидкиным отделом договоры о сотрудничестве,
и это
приносило им толику финансирования, а Лидке - иллюзию новых
возможностей.
Подробные генеалогические древа выдающихся музыкантов должны были
выполнить ту
же функцию, что и десяток поколений горошка. Разнообразные тестирования
студентов консерватории- и вдумчивое разглядывание дрозо-филы на
предметном
стекле ("Она дохлая? О да, живая бы улетела... Она снулая? Пары эфира?
Ну да,
конечно...") Работа прямо-таки кипела, диссертации сыпались, как с
конвейера. О
связи музыкальных способностей с группой крови - и об отсутствии такой
связи. О
музыкантах-гемофиликах, о влиянии барабанного ритма на нейроны мозга, о
вреде
агрессивных молодежных дискотек, о распределении некоторых
характеристик
слухового восприятия в зависимости от этнической принадлежности, и
прочая, и
прочая.
Лидкин отдел не был в полном смысле отделом, то было сборище прилежных
кротов, роющих во всех направлениях от произвольно выбранного столба. В
процессе
работы кроты натыкались на более или менее полезные ископаемые, остатки
заброшенных тоннелей, артезианские скважины и- иногда- чьи-то
разложившиеся
останки; слова о неслыханной перспективности такого труда давно
потеряли
первоначальный смысл и превратились в нечто вроде заклинания.
Лидка давно осознала масштабы засосавшего ее болота и давно перестала
страдать по этому поводу. Несколько человек, подчиненных лично ей, вели
совершенно особую, строго засекреченную работу. Среди своих она
называлась
"работой на острый эксперимент". Суть ее заключалась в том, чтобы ВСЕХ
представителей молодого поколения протестировать на наличие-отсутствие
"свойства
эм". Не приобретенного на нудных уроках музыки, не вбитому в угоду
родительскому
честолюбию - чистого, врожденного "свойства эм", не замеряемого, как
правило,
приборами, но очевидного для того, кто имеет уши.
Доктор наук Константин Воронов был координатором этой группы. За
прошедшие
годы Костя мало изменился - все такой же поджарый, не обремененный
бытом,
верящий в лучшее домашний гений. В Костиной квартире (полученной
стараниями
Лидки) сменяли друг друга жены; за десять лет их было пять или шесть.
Ни одна не
уживалась - и немудрено, никакой супружеский долг не мог заставить
Костю
ночевать дома. Ночи он проводил в компании вычислюхи, и жены, уходя,
высказывали
в адрес Кости и его машины одно и то же непечатное пожелание. Костя не
огорчался.
Решительный этап "острого эксперимента" назначен был на первые годы
следующего цикла. Когда только и останется, что проставить крестики в
заранее
приготовленных списках. Разделить всех этих ребятишек на две неравные
группы -
на счастливо уцелевшее большинство и трагически погибшее меньшинство. И
сопоставить списки с Костиными "схемами свойств". И получить блестящее
подтверждение "гипотезы Сотовой"...
- Лидия Анатольевна! Ну вы посмотрите, какая красавица!
Молодая лаборантка раскраснелась, как на свидании. В роскошных длинных
волосах кое-где запутались мухи-дрозофилы, но это зрелище было скорее
трогательным, нежели отвратительным.
- Какая красавица! - повторила лаборантка с чувством. - Глазки,
посмотрите,
ну совсем рубиновые...
Лидка заглянула в окуляр микроскопа. В светлом кружочке обнаружилась
изящная дрозофила ("Изящная, как парусник",- говорил начальник здешнего
отдела,
Лидкин хороший знакомый). Тонкие загнутые крылья, двуцветное тело
("мозаик"),
огромные, романтичные, подернутые светлой печалью глаза.
- Мама, а можно мне посмотреть?
Андрей видел все это не раз и не два, но никогда не упускал случая
сунуть в
микроскоп свой нос, вернее, глаз. Лидка скорее поощряла его, нежели
одергивала,
может быть, из парня выйдет ученый?
- Муха домашняя - сволочь последняя, толстая, жирная, грязная... А
дрозофила-созданье Господнее, легкая, разнообразная... Черных мушей
сапогою
давлю, а дрозофилов всем сердцем люблю!
Лаборантка захихикала. Андрей оторвался от микроскопа- без тени улыбки,
только в прищуренных глазах прыгали, кувыркаясь, чертенята.
В последнее время мальчишка стал своим не только в Лидкином отделе, но
и
чуть не во всем институте. Окруженный ореолом наследного принца ("как
же,
сыночек Сотовой"), большеротый, смешливый, вооруженный неотразимым
обаянием и
рано осознавший это свое оружие, он умел вызывать симпатию, не
провоцируя при
этом зависть. Да и как могут взрослые солидные люди - ученые! -
завидовать
подростку из младшей группы?
Вот в школе, Лидка знала, завистники были. Немногие, но отчаянные. И
двойка
по поведению за прошлую четверть, двойка, поставившая под угрозу
Андрюшкино
пребывание в лицее, была на шестьдесят процентов результатом сложных
интриг, и
только на сорок процентов расплатой за шалости.
- Андрей, ты есть хочешь?
- Есть? Что есть? Где есть? Я хочу!
Он был тощий, как рыба-игла, но поесть любил вкусно и много. Все
знавшие
его удивлялись, "куда оно девается". Вероятно, в результате химических
реакций
преобразуется в неукротимую энергию.
Перед тем как зайти в кафе, Лидка поднялась в собственный кабинет.
Андрей
остался в коридоре - прыгать на пружинящем под ногами, очень дорогом
импортном
покрытии; секретарша прикрыла дверь и пробормотала почему-то смущенно:
- Лидия Анатольевна, звонили из министерства Чрезвычайных ситуаций...
За все эти годы Лидка в совершенстве научилась владеть собой, но теперь
ей
потребовалось дополнительное усилие, чтобы сохранить невозмутимость.
- Что сказали?
- Назначили встречу... прием у министра. Я согласовала по вашему
рабочему
графику. В понедельник, в двенадцать.
Через два дня. Лидка неслышно перевела дыхание.
- Спасибо, Леночка. Мы с Андреем пойдем поесть, если будет звонить
Игорь
Викторович, попросите перезвонить через полчаса...
- Мама, что с тобой? - спросил Андрей, моментально перестав скакать,
как
сумасшедший.
- Ничего... Встреча будет важная, в понедельник. Пойдем...
И сын, успокоенный, зашагал впереди, а она, глядя в его лохматый
светлый
затылок, незаметно вытащила из кармана упаковку с маленькими
бесцветными
капсулами.
Чем невозмутимее лицо, тем труднее приходится сердцу и сосудам. А Лидка
уже
не в том возрасте, чтобы не обращать внимания на неприятные ощущения в
левой
стороне груди.
Надо же, как время-то летит. Вот уже близится к концу шестнадцатый
год...
Лет в пять-шесть дети узнают про будущий апокалипсис. И переживают
новое
знание по-разному: кто-то не верит, кто-то тут же забывает, кто-то
откладывает
страх на потом, ведь "это" случится, когда я буду совсем взрослый, до
"этого"
еще целая жизнь...
Некоторые переживают очень болезненно. Вот как Андрей, например.
"Мамочка,
но ведь с ТОБОЙ ничего не случится?!"
Несколько недель он был сам не свой, плохо спал, кричал по ночам, почти
ничего не ел. Никакие уговоры - мол, все обойдется, никто не погибнет -
не
действовали или действовали плохо. Со временем страх притупился, но
окончательно
исчез только после того случая со сливами.
Был июль. По рекомендации знакомого врача Лидка взяла путевку на
академическую базу отдыха- подальше от побережья, в степи. Погода
стояла так
себе, Андрею база не нравилась, все было очень плохо, пока в один
прекрасный
вечер, гуляя по проселочной дороге, мать и сын не наткнулись на
обнесенный
изгородью сливовый сад.
"Сливы, - вожделенно сказал мальчик. - Мам, а давай я натрушу?"
И Лидка, солидная дама "далеко за сорок", дала слабину. Уступила
преступному желанию сына, которого давно не видела в таком кураже и
азарте.
"Ладно, - сказала она, - но только чуть-чуть и только очень быстро".
Андрею не надо было повторять дважды. Лидка не успела и глазом
моргнуть,
как он скрылся в листве. Смеркалось, и присутствие сына угадывалось
только по
шелесту веток и по глухим одиночным ударам валящихся спелых слив.
"Андрюша, хватит,- сказала Лидка обеспокоено. - Мы их потом в траве не
найдем... Слезай, пока хоть что-нибудь видно!"
В это время со стороны дороги донесся шмелиный рев далекого мотоцикла.
Звук
приближался. У Лидки хватило ума не впасть в панику и не стряхивать
сына с
дерева в пожарном порядке. "Тихо, - сказала она. - Сейчас они проедут,
и ты
слезешь".
"Они" заглохли в двадцати метрах от злосчастной сливы. Мотор мотоцикла
захлебнулся, рыкнул в последний раз и замолчал; послышались
ругательства,
относительно деликатные, потому что, как выяснилось в следующий момент,
в
компании с молодым механизатором путешествовала его дама.
"Ну елы-палы... Не боись, Светка, щас заведемся". Светка только
хихикала в
ответ; мотоцикл всхрапывал, но заводиться не желал, может быть, потому,
что
мотоциклист был сильно навеселе. "О, слива, - сказала Светка, глаза
которой не
утратили зоркости даже в густой уже темноте. - Паша, давай сливы
натрусим".
Механизатор Паша бросил свое безнадежное дело и поспешил угодить
спутнице.
Лидка, укрывшаяся в нескольких метрах от дерева, в кукурузе, успела
только
открыть рот.
Паша подошел к сливе и задрал голову. В следующую секунду на него
дождем
обрушились фрукты. Нет, не дождем- градом. Смирная слива трясла ветвями
и разве
что не завывала- пары алкоголя сыграли с механизатором злую шутку.
Неизвестно,
что там ему привиделось, но только и Паша, и Света молча кинулись к
своему
мотоциклу, и тот, разделяя мистический ужас хозяев, немедленно завелся.
Треща
мотором и виляя по ухабам, мотоцикл ускакал в сторону села. Лидка
подоспела как
раз вовремя, чтобы подхватить падающего с дерева Андрея. А падал он
потому, что
не мог удержаться на ветвях от смеха...
Говорят, что перебороть страх перед строгим начальником можно, если
вообразить его в нижнем белье или в туалете. Наверное, именно поэтому
Андрей
перестал бояться мрыги. В тот вечер чудище страха предстало ему в
неприглядном,
комичном виде. В нижнем белье.
И вот уже близится к концу шестнадцатый год, и до апокалипсиса осталось
лет
пять, а то и четыре. Андрей по-прежнему ничего не боится, разделяя
заблуждения
своих ровесников, которым море по колено. Лидка же встречается в
понедельник с
крупным чиновником, с министром Чрезвычайных ситуаций. А значит, речь
пойдет о
месте в списке, в очень ценном списке, очень многие заплатили бы что
угодно,
лишь бы оказаться в нем...
Речь пойдет о праве на малую толику "условленного времени".
- Да, безусловно, Лидия Анатольевна, ваши заслуги перед наукой трудно
переоценить... Но лишняя минута "условленного времени" означает
возможные жертвы
среди населения. Согласны ли вы получить свое право такой ценой?
Министр был маленький, сухонький, в массивных очках. Густо-черная
оправа
походила на две сочлененные траурные рамки.
- Не совсем понимаю вас, - сказала Лидка осторожно. - Всем нам
известно,
что "условленное время" отменить невозможно. Так стоит ли возлагать
ответственность...
- Ответственность всегда тягостна, - не совсем вежливо прервал ее
министр.
- Но "условленное время" - не награда за заслуги, поймите меня
правильно. Это
инструмент. Необходимый для сохранения государства и цивилизации. В
первые часы
после апокалипсиса нам нужна власть, нужна страховая система, нужна
координация
восстановления экономики. Наука - безусловно, но только те ее отрасли,
которые
имеют непосредственное стратегическое значение.
- Что может быть более стратегически значимым, нежели разгадка
предназначения Ворот? - тихо спросила Лидка.
Министр пожал плечами:
- До такой разгадки, как я понимаю, еще достаточно далеко... И потом,
когда
речь идет о проекте столь широко известном, столь трудоемком,
занимающем так
много людей, скольким сотрудникам придется предоставить "условленное
время"?
Одному, двум? Решит ли это проблему? А их семьи? Лидия Анатольевна, мне
кажется,
вы не вполне правильно сориентированы. Свет не сошелся клином на
"условленном
времени". Я искренне уверен, что весь ваш отдел благополучно переживет
грядущий
апокалипсис. И что в первые же годы нового цикла мы получим блестящие
результаты. И мне еще выпадет возможность поздравить вас с
Государственной
премией... а то и международной, я надеюсь.
Лидка смотрела в слабо различимые за стеклами, обведенные траурными
рамками
глаза, и смутно вспоминала собственные речи перед школьниками. Тот же
гладкий,
профессионально перетекающий словопомол. На любую тему, с любого места,
для
любой аудитории. Мило, обнадеживающе, ни о чем.
- Понятно, Михаил Евгеньевич... Последний вопрос. Если бы исследования
по
"фактору эм" были строго засекречены и проходили по ведомству ООБ, это
отразилось бы на вашем решении?
Молчание. Легкое удивление за толстыми линзами очков:
- Н-ну... Видите ли, тогда речь шла бы... в рамках совсем другой
ситуации...
- Спасибо, - сказала Лидка и поднялась. Секретарша проводила ее до
самых
дверей; у подъезда министерства ждала служебная институтская машина,
вполне
приличная для своего класса, но теряющаяся среди богатого чиновничьего
транспорта. - Я пойду пешком, - сказала Лидка водителю. Было сыро и
холодно. Не
лучшее время для прогулок.
Лидка шла, ловя лицом редкие капли дождя, и заново, слово за словом,
вспоминала беседу с министром. Редкие прохожие удивлялись, наверное,
увидев
выражение ее лица. Вроде бы человек улыбается, но от такой улыбки
хочется
перейти на другую сторону улицы...
Лидкин проект давно и прочно сидел в болоте, о котором мало кто, кроме
самой Лидки, знал. Растекаясь в разные стороны, сталкиваясь с новой
информацией,
стройная и многообещающая гипотеза превращалась в расплывчатое,
неопределенное,
сомнительное предположение. Новые данные опровергали друг друга,
результаты
статистических подсчетов, несомненные на малом объеме материала,
почему-то не
желали повторяться на больших массивах. Единственная Лидкина надежда
была на
"острый эксперимент", который по понятным причинам откладывался лет на
пять.
И тем не менее однажды запущенная, питаемая инвестициями машина
исследований катилась как ни в чем не бывало. "Летучий Голландец".
Гальванизированный труп.
Это были самые черные Лидкины мысли, приходящие к ней во время
бессонницы,
между половиной четвертого и половиной пятого утра. В другое время она
бодро
радовалась все новым локальным результатам и почти верила в собственную
гениальность; теперь, после разговора с министром, ночные мысли
вторглись на
территорию дня.
"В первые же годы нового цикла мы получим блестящие результаты. И мне
еще
выпадет возможность поздравить вас с..." Да не важно с чем. Потому что
если, не
приведи Господи, во время апокалипсиса что-то случится с Андреем, Лидка
этого не
переживет.
А ты, старая очкастая крыса, небось уже устроил своим детям
гарантированный
вход в Ворота. И потому так легко рассуждаешь о том, что случится в
первые годы
нового цикла.
Она зашла в телефонную будку. Долго никто не отвечал, и противный
холодок
уже зародился в низу живота, когда гудки прервались усталым голосом
Андрея:
- Мама, ты?
- Как ты догадался?- спросила она, невольно улыбаясь.
- Телепатия, - сказал он довольно.
- Все в порядке?
- Ага, - сказал он не вполне уверенно.
- Что такое?!
- Мам, ты не ругайся. Я тут помогал нашему географу флюгер
устанавливать...
немножко коленку разбил.
- Какой флюгер?!
- На крыше. Опыт такой. Наблюдения за розой ветров... Нужен флюгер. На
крыше. Он сам так испугался, пообещал мне на всю жизнь одну большую
пятерку...
- Одной пятерки тебе на всю жизнь не хватит, - сказала Лидка сквозь
зубы. -
С какой высоты ты упал?
- Да ничего, - Андрей замялся. - Там пожарная лестница... Ну, где-то
метра... три.
- Значит, все пять... На асфальт?
- Мам, ну ничего не случилось! Коленку только разбил, мне уже
перебинтовали... Мам, звонил дядя Беликов. У него новая книжка вышла.
- Поздравляю, - сказала Лидка скептически.
- И еще бабушка звонила. У них все в порядке, она просила, чтобы ты...
- Ясно. Я иду домой. Уже иду, слышишь?
- Ага... Жду.
- Ну, привет...
Она дернула за рычаг, бросила новую монету и набрала номер старой
родительской квартиры.
- Лида? Нет, все хорошо... Тебе письмо пришло. Из-за границы. Толстое
такое... от Артема Максимова. Твоего ученика. Помнишь?
Фотография была цветная, добротная, стандартная. Здоровенный мужчина, в
котором Лидка с трудом узнала Артемку. Рядом, в обнимку, два мальчика,
старший
отдаленно напоминает того школьника, которому Лидка когда-то ставила
тройки.
Младший- кудрявый блондин с большими, ничего не выражающими светлыми
глазами.
Письмо было тоже стандартное, в меру сердечное, в меру опасливое.
Максимов
выражал, во-первых, сожаление, что так давно не видел "свою любимую
учительницу", а во-вторых, уверенность, что у нее все благополучно,
жизнь
сложилась "к лучшему", потому что "даже здесь" в газетах нет-нет да и
появляются
заметки о научном прогрессе, о смелых гипотезах, и Лидкина фамилия
встречается
едва ли не чаще всех прочих...
А у него, Артема, все хорошо, подрастают два сына; жизнь не то чтобы
очень
легкая, но вполне терпимо, он работает бригадиром
строителей-ремонтников и очень
ценится окружающими. Жаль, конечно, что судьба развела их с Лидкой... и
все
сначала, по кругу, как будто максимовскую мысль кто-то посадил на
короткий
поводок и теперь она ходит, подобно пасущейся козе, вокруг вбитого в
землю
колышка.
Лидка читала, и сквозь повторяющиеся слова все более явно проглядывало
настоящее, не формальное сожаление. Бригадир ремонтников тосковал по
упущенным
возможностям, наверное, ему казалось, что Лидка воспарила в светлые
небеса
науки, в то время как он остался у подножия, у трамплина, жалкий и
перепачканный
штукатуркой. А возможно, он просто не был счастлив с женой... есть ли у
него
жена? Почему о ней не пишет? Разведен? Или не хочет лишний раз
травмировать
Лидкины чувства? Или стесняется?
Фотографию Лидка рассматривала в машине- обычно она не злоупотребляла
услугами такси, но сегодня был особый случай. Из опущенного окна тянуло
теплой
уличной гарью; Лидка спрятала письмо в карман пиджака, но там оно
топорщилось и
мешало, тогда Лидка переложила его в сумку. И подумала, что, когда
возвратится
домой и полезет, скажем, за ключом, письмо может вывалиться или просто
показать
свой желтый край с лиловыми печатями, и тогда любопытный Андрей
обязательно
спросит: "О! Из-за границы? Это от кого?"
Она засунула письмо на самое дно сумки, но и там ему было неудобно.
Письмо
мешало, как горчичник, выбросить его было вроде бы жалко, сжечь -
глупо,
показать Андрею - пошло...
Такси притормозило перед входом в зеленый тихий двор; лучший район
города -
благодать и жужжание пчел, притом что до шумного центра можно пешком
дойти за
десять минут. Старшие мальчишки играли в футбол, а Лидкин сын сидел на
скамейке,
болея одновременно за обе команды. На левом колене спортивные брюки
сильно
оттопыривались, видимо, на "перевязку" ушла не одна упаковка бинта.
Лидка остановилась в нескольких шагах; сын не видел ее. Объяснял
пятнадцатилетним потным футболистам, что мяч можно отдавать не только
носком, но
и "пяточкой". Что "пяточкой" играть даже предпочтительнее...
Со своего места Лидка видела, его затылок, ухо и часть щеки.
Она хотела позвать его, но удержалась. Разговор с министром, письмо от
Максимова, разбитая коленка; сегодня душно, может быть, будет гроза.
Время
подкрасить виски, успокоить рвущуюся наружу седину. Успокоить рвущуюся
наружу
истерику, инстинктивный слепой порыв схватить сына и заключить его в
кокон, в
банку, в непроницаемую сферу да хоть обратно в утробу, туда, где ему не
будут
грозить ежедневные опасности. Туда, где не достанет его неотвратимый
апокалипсис...
Глупые суеверия. О том, что ребенок, зачатый искусственно, не переживет
кризиса. Лидка давным-давно изучила статистические подборки, полностью
опровергающие эту чушь. Дети, зачатые от донора, выживают точно так же,
как те,
у которых есть настоящий отец. И гибнут точно так же...
Но именно из суеверия Лидка никому не рассказывала, как появился на
свет
Андрей. Никому, даже маме. Предполагалось, что она встретила "хорошего
человека"
в Апрельском парке. Все-таки в глубине души самый цивилизованный
человек
остается пещерным жителем, как иначе объяснить, что случайные связи в
начале
цикла считаются вполне приличными, а безобидная медицинская процедура
чуть ли не
табу...
Сколько сил ей стоит убить в себе хлопотливую курицу. Сколько сил уже
потрачено, а апокалипсис все ближе, и как ни кудахтай, как ни приседай
вокруг
птенца, как ни мечись - ничего не изменить, этот котел в преддверии
ворот, эти
безмозглые толпы... Ведь как было с Яной? До самого последнего
мгновения Лидка
помнила ее рядом. Отец тащил ее на себе... А потом - мгновение,
накатила новая
волна, сбила с ног обоих, но отец сумел подняться, а Яна нет, ее
отнесло от отца
на десятки метров...
Андрей почувствовал ее взгляд. Обернулся, просиял. Веселый рот
разъехался
от уха до уха, на щеках обнаружились ямочки.
- Мама!
Она подошла и, ни слова не говоря, спрятала лицо в его растрепанных
жестких
волосах.
Ночью пришлось вызывать "скорую". Андрей перепугался насмерть - носился
с
аптечкой, с чашками воды, с каплями, с телефоном. Лидка еще никогда не
видела
его таким бледным. И надеялась больше не увидеть.
Бригада прибыла минут через сорок после вызова. Молодой медбрат узнал
Лидку; тут же, в домашних условиях, сняли кардиограмму, ничего ужасного
на ней
не увидели, но порекомендовали обследоваться, понаблюдаться, лечь в
больницу,
тем более что академическая больница сейчас оборудована всем
необходимым, это
курорт, а не больница, вам надо беречь себя, Лидия Анатольевна...
Они уехали. Андрей сидел на кухне, тихонько звякая ложкой о стакан.
Проклятый Максимов со своими задавленными претензиями, со своей
неудовлетворенностью. Проклятый министр. Проклятый апокалипсис. Нет,
Лидка не
выдержит. Сорвется. Помрет от инфаркта, не дожидаясь апокалипсиса,
бросит
мальчишку на произвол судьбы. Одного в человеческом водовороте...
Вспоминая Максимова, она видела, разумеется, не того мужика с
фотографии. А
коренастого темноволосого подростка, школьника, потом студента, тонкого
и
умненького, подающего надежды.
Она знала, неосознанно, но знала, что Максимова ей суждено потерять.
Теперь то же самое повторяется с Андреем. Физическое, почти осязаемое
чувство надвигающейся потери. Апокалипсис сожрет его, все, что она
может,- быть
рядом...
- Андрей!!
Прискакал из кухни. Глаза едва ли не на лбу:
- Что?!
Лидка долго смотрела в его бледное, осунувшееся, совсем детское лицо.
- Знаешь что... Ложись-ка спать.
Присвоение институту имени Зарудного прошло при минимуме шумихи. То
есть,
конечно, положенные гости собрались, и заседание академии прошло скорее
в
торжественной, нежели в рабочей обстановке, и неформальный "вечерний
чай"
обернулся на самом деле сытным и пьяным банкетом, но отмечали в узком
кругу. Из
корреспондентов, только свои же люди из "Академического вестника".
Никакого
телевидения. Скромная мемориальная доска, чем-то похожая на ту, что
висела
когда-то на фасаде зарудновского дома. А поскольку скульптор
пользовался не
официальной фотографией, а теми материалами, что предоставила Лидка,
бронзовый
Андрей Игоревич оказался очень похожим на живого.
Если Лидка правильно помнит, каким он был.
Молодой, совсем мальчишка. Ему и сорока не было, когда его убили. Почти
тридцать восемь лет назад...
Тридцать восемь?!
На Лидку поглядывали- кто с уважением, кто с откровенным недоумением.
До
самого заседания не смолкали увещевания: "Ну зачем вам это нужно?!
Основоположник направления- вы, а вовсе не Зарудный, вы добровольно
делитесь с
ним частью славы, это вовсе не его заслуги, а ваши...", "Лидия
Анатольевна,
имя-то одиозное! Пойдет ли на пользу институту...", "Лидия Анатольевна,
вас
могут неправильно понять...", "Как бы не пришлось потом жалеть..."
Окончательное решение стоило ей бессонных ночей. Но вот все-таки
свершилось.
В разгар банкета Лидка спустилась в недавно отремонтированный туалет.
Долго
смотрела в большое зеркало; ей пятьдесят четыре года, и выглядит она на
пятьдесят четыре. Конечно, тонкий шерстяной костюм пошит неплохо,
косметика
скрадывает морщины и круги под глазами, но, Боже мой, каким юнцом
казался бы
рядом с ней Андрей Игоревич! Она звала бы его, как сына - Андрюшкой...
Поднимаясь по лестнице в зал, она едва не столкнулась со спускающимся
навстречу стариком. Старик держался за перила, как трамвай за
единственный
провод, видать, спускаться без опоры было для него слишком большим
испытанием.
Лидка отступила, освобождая дорогу и место у перил; старик был Славкой
Зарудным.
Непременное приглашение Славки было ложкой дегтя в радостном для Лидки
мероприятии. Обойтись без Зарудного-сына никак не удавалось; в глубине
души
Лидка надеялась, что измученный артритом Славка поблагодарит за
приглашение и
откажется.
Не тут-то было. Потребовал для себя специальную машину. Прибыл.
Выглядит
скверно. И они с Лидкой делают вид, что не замечают друг друга. Со
стороны это
очень заметно, тем более что сидели-то в президиуме рядом, бок о бок...
Он прошел в полуметре от нее. От него пахло крепким дешевым одеколоном;
топорщилась редкая седоватая бородка, дополнительно старившая его на
десять лет.
И глаза. Впервые за весь вечер Зарудный-младший посмотрел прямо на
бывшую жену,
и от этого взгляда Лидку внутренне передернуло.
Он не был похож на отца - ни черточкой. Злобная Лидкина свекровь жила в
этом взгляде, но не она занимала его полностью. Лидке вспомнился
угрюмый парень,
которому она когда-то сказала, что хочет выйти за него замуж. Из-за
фамилии.
Славка, Славка, что они с тобой сделали...
Кто "они"?
Чувство вины было маленькое, мучительное и, по счастью, коротко
живущее.
Тяжелые Славкины шаги удалились по коридору. Войдя в столовую,
превращенную
на время в банкетный зал, Лидка сразу же нашла глазами сына.
Андрей ел. Сосредоточенно, будто только что вернулся из голодного края.
На
его тарелке черной траурной горкой лежали обглоданные косточки маслин.
- Ты плохо себя чувствуешь?
- Нет, мам, все в порядке.
- Тогда почему ты такой кислый?
- Я кислый? Я?!
Метаморфоза случилась через несколько дней после банкета. Никогда
прежде у
Андрея не было от Лидки тайн, тем более таких. Отравляющих парню и дни,
и ночи.
Однажды она до четырех часов утра слушала, как он ворочается на своем
диване и сдавленно вздыхает. Потом не выдержала, встала, подошла:
- У тебя зуб болит?
- Нет...
- Ты влюбился? Смешок:
- Вот еще...
- Тебя кто-то обидел? В лицее? Угрожали? Требовали денег? Обещали
выгнать?
- Нет.
- Андрюшка, что бы ни случилось, я тебе помогу.
- Ты не сможешь. Она потеряла дар речи.
- Мам, ну я сам разберусь... Ничего страшного. Никто меня не бил, не
угрожал, не выгонял...
Она закрыла глаза.
Курица. Всполошенная курица внутри Лидки требовала сейчас схватить
этого
мальчишку и любыми силами выпытать у него, что происходит. И чуть что
не так -
забрать из лицея. Бросить все и уехать из города. Забиться куда-нибудь
в глухое
село, пить по утрам козье молоко и жить так, чтобы ни на мгновение не
терять его
из виду.
Глупая курица. Но на борьбу с ней уходит черт знает сколько душевных
сил.
Лидка глубоко вдохнула. Подняла веки:
- Ладно... Глаза слипаются. Завтра в лицей, на работу...
Вернулась в постель, которая успела остыть. Накрыла голову подушкой.
Она все равно узнает. Не прямо, так косвенными путями. Ничего. Она не
завидует тому, кто мешает жить ее сыну. Если это девчонка - горе ей!
Если это
учитель или какой-нибудь хулиган... Ой-ей-ей. Ей заранее жаль их.
Бедняжки.
Все это ерунда. Все, кроме апокалипсиса. Время еще есть, Андрей будет
жить
любой ценой. Андрей окажется в "условленных" списках, даже если
немолодой матери
придется ради этого отрезать себе руку. Или, к примеру, пойти на
панель...
Она криво улыбнулась.
В октябре светает поздно.
У писателя Беликова вот уже четыре года был собственный фан-клуб.
Возникший
совершенно без его участия. Восторженные почитатели, мальчишки
четырнадцати-пятнадцати лет, иногда дежурили возле Великовского
подъезда в
ожидании автографа или просто приветствия, или, если повезет,
разговора; самых
отчаянных Беликов иногда приглашал к себе на чай. Лидка шутила, что
после
рукопожатия мэтра ребятки неделями не моют рук.
Андрей был в фан-клубе чем-то средним между талисманом и почетным
председателем. Он делился с поклонниками информацией: когда Беликов
собирается
быть дома, куда и зачем он пошел, когда он уехал в командировку и когда
собирается вернуться, что пишет и сколько страниц уже написал, и какие
новые
идеи вынашивает... Разумеется, все это с одобрения самого "дяди
Виталика" -
Беликов давно и всерьез назначил Андрея "ответственным за связи с
общественностью".
- ...Короче говоря, Лидочка, в детстве этот парень слышал сказку о том,
как
маленькая девочка привлекала дальфинов, играя на губной гармошке... И
как потом
во время мрыги она этой же гармошкой загипнотизировала здоровенную
глефу.
Сказка, разумеется, ложь... Но вот наш герой занимается исследованиями
музыкальных склонностей дальфинов. Он идет на берег, но не с губной
гармошкой,
нет... он придумал такое устройство, "подводный оркестр". То есть в
воду
опускается такая здоровенная металлическая мембрана и начинает
передавать звуки
музыки через колебания воды. И вот... Андрюшка, плесни мне еще кофе...
И вот у
него начинаются взаимоотношения с дальфи-нами, странные такие,
неоднозначные...
А тем временем близится мрыга, а он дальфинам передает все одну и ту же
мелодию,
он заметил, что она им понравилась... Что ты смеешься, Лида? И вот из
моря
вылезают, сами понимаете, глефы...
- А он играет на губной гармошке, и они гуськом идут за ним,- давясь
хохотом, предположила Лидка. - Очень зрелищно... Кинематографично...
Как,
кстати, твое кино?
Беликов поморщился:
- Малобюджетка, Лидочка, она и есть малобюджетка. Ты будешь смеяться,
но
хроники апокалипсиса - настоящие хроникальные ленты! - выглядят убого и
бледненько и никак не могут соперничать с постановочными трюками... Но
через
полгодика выйдем на экраны... Тьфу-тьфу. Андрей, это ты сахар запрятал?
- Ты и так толстый, дядя Виталик.
- Я? Я - толстый?!
Смех и возня; в присутствии Беликова Андрей заметно расслабился. Как
будто
тяжесть на его душе стала легче.
Лидка была рада приятельским отношениям, давно и прочно связавшим
Андрея и
Беликова. Суррогат отцовской любви - мужская дружба со взрослым
человеком, да
еще оригиналом и знаменитостью. Пусть так.
,-•-
Потом, когда Андрей с превеликим скрипом отправился готовить уроки,
Лидка
включила телевизор и под завывания какой-то эстрадной певички изложила
Беликову
историю Андреевой депрессии.
- В лицее была? - сразу же поинтересовался гость.
Лидка кивнула:
- В первую очередь... Как шпионка. Чтобы никто, упаси Боже, не
заподозрил
истинной цели. Я там, по счастью, часто бываю, так что никто особо не
удивился,
даже Андрей...
- Что разведала? Лидка пожала плечами:
- Ничего. Все спокойно. Если было бы ЧТО-ТО - я бы учуяла.
- Игры? Товарищи?
- Не шпионить же мне за ним...
- Телефонные звонки? Лидка растерялась:
- Звонки?
- Да. Приходишь - и спрашивай вроде невзначай: "Никто не звонил?" И
наблюдай реакцию...
- Ты думаешь, его достают по телефону?!
- Ничего не думаю. Просто предполагаю... Детектив - не совсем мой жанр.
Но
кое-какие элементарные вещи я же должен придумывать?
Лидка помедлила. Предложила, пряча глаза:
- Виталик, может быть, ты с ним поговоришь?
- Получится, что ты мне на него настучала, - заметил Беликов.
Лидка сдержала себя, хотя курица, глупая наседка, опять взметнулась и
захлопала крыльями.
- Не бери в голову,- мягко посоветовал Беликов. - Может быть, само
рассосется. Подожди...
Целую неделю Лидка верила, что Беликов оказался прав. Андрей, кажется,
повеселел и вернулся к жизни;
Лидка тихо радовалась семь дней, до следующей пятницы.
В пятницу среди извлеченной из ящика свежей почты обнаружилась странная
газета. "Пикант". Такой бульварщины они с Андреем сроду не
выписывали...
И она совсем уже собралась положить чужую газету на крышку ящика - кому
надо, тот найдет, - когда глаза ее наткнулись на собственную фамилию
среди
анонсов-заголовков.
Она отодвинула газету подальше от глаз. Проклятая дальнозоркость.
"Сентиментальный жест престарелой нимфетки. (Знаменитому институту
кризисной генетики присвоено имя Андрея Зарудного - многие удивлены
таким
решением, но мало кто знает, что еще будучи школьницей, профессор
Сотова делила
с Зарудным и девичьи мечты, и постель)".
Некоторое время Лидка тупо смотрела на то, что держала ее вытянутая
рука.
Потом рука опустилась.
Гостеприимно разъехались двери лифта, который Лидка вызвала двадцать
секунд
назад. Пошатываясь и ни о чем не думая, она ступила внутрь, и за
закрывшимися
дверями ее вырвало прямо на чистенький, ежедневно драимый уборщицей
пол.
Лифт шел себе и шел; разогнувшись, Лидка дотянулась до кнопки "Стоп".
Лифт
завис посреди шахты. Лидка вытащила из сумки платок и вытерла губы.
Так. Хорошо,
что такая скорая, радикальная реакция. Теперь легче, теперь можно
думать. Она
заставит главного редактора съесть весь тираж, номер за номером. Она
поймает
этого - быстрый взгляд на подпись- Степана Дождика... Она вычислит, кто
это.
И тогда...
Внизу уже обеспокоено переговаривались жильцы. "Тоня! Тоня! Вроде лифт
застрял?"- "Да минуту назад я спускалась!"
Под Лидкой было метров двадцать пустоты. Сомкнутые двери, темные
лакированные стены. На одной из них- полустертая надпить шариковой
ручкой:
"Оля плюс Андрей"...
Андрей. Малыш мой. Как же тебя... Лидка закусила губу.
Зарудный. Банкет. Славка. Андрей. "Андрюша, я тебе помогу". - "Ты не
сможешь..."
- В лифте кто-то есть! Может быть, застряли?
- А на каком этаже?
- Да вроде между пятым и шестым...
- Эй, там кто-то есть? Отзовитесь!
Лидка покосилась в угол, на побочный результат работы газетчиков.
Кстати,
кто кинул "Пиканта" в ящик? Можно было бы расспросить бабушек на
скамейке, они
могли запомнить...
- А может, детишки балуются?
- Эй, кто там?
"Жаль,- подумала Лидка.- Так хорошо висеть за закрытыми дверями,
наедине с
собой, между пятым и шестым. Так хорошо куда-нибудь забиться,
спрятаться... Но
не дадут же. Не дадут".
Она нажала кнопку с номером "десять". Чердак и технический этаж.
Остается
только надеяться, что там пока нет никого и никто на увидит, как
профессор
Сотова гордо выходит из заблеванного лифта...
Выйдя, она нажала на кнопку "один" и отправила обеспокоенным соседям
"подарочек". Через полминуты снизу раздастся взрыв возмущения...
Она подстелила "Пикант" на ступеньку и села, не жалея длинной дорогущей
юбки.
"Лидия Анатольевна, вас могут неправильно понять".
Жажда деятельности схлынула, сменившись вторым приступом отчаяния. Уже
без
рвотных позывов, но с сильной болью в груди. И левая рука странно
онемела. Не
хватало, чтобы на этом фоне Лидку хватила кондрашка...
Ага, вот и возмущенные вопли, едва слышимые с десятого этажа. Теперь
попытаются понять, кого же это прямо в лифте постигла морская
болезнь... Но
Лидку вряд ли заподозрят. Профессор и аккуратистка.
Теперь еще выждать десять минут, пока они разойдутся, и можно
спускаться к
себе на пятый.
Лидке почему-то вспомнилось, как они с Максимовым, тогда еще
школьником,
сидели в маленькой крепости на детской площадке и ждали, когда стихнут
вдалеке
моторы и голоса гэошников... Максимов. Его еще не хватало!
Больше всего она боялась, что он узнает о "Пикан-те" не от нее. Что
сейчас,
в девять часов вечера, его не окажется дома.
Но он был дома. И, радуясь ее приходу, забрался наверх по дверному
косяку.
Как обезьяна, упираясь в створки руками и ногами.
- Ты ел? Да, он ел.
- У тебя еще много уроков? Нет, у него немного уроков, он прямо сейчас
может бросить, потому что физика у него на послезавтра...
- Андрюшка, идем на кухню, я буду пить чай... Ей действительно хотелось
пить. Прямо губы растрескались.
- Мама, что-то случилось? - спросил он, с некоторым опозданием замечая
ее
обморочную бледность.
- Ничего особенного... Андрюшка, дядя Слава Зарудный ни о чем с тобой
не
говорил? Или кто-то по поручению дяди Славы? А?
Она попала в точку. Андрюшкины зрачки расширились, губы сжались в
ленточку,
и она поняла, что права.
- Это все вранье,- сказала она почти весело.- Тебе надо было рассказать
мне
сразу. Сын молчал.
"Лидочка Сотова, по воспоминаниям одноклассников, никогда не блистала в
учебе, зато была симпатичной, физически развитой девочкой. Однажды ее
чуть было
не выгнали из лицея за не совсем подобающее, мягко говоря, поведение.
Что
поделать, тело у Лидочки было богатое, и природа требовала своего.
Будучи в девятом классе, Лида подружилась со Славой Зарудным, учеником
десятого класса. Ребятишек сблизил как бы общий интерес к кризисной
истории, но
на самом деле дальновидная Лидочка подбиралась к деньгам и славе семьи
Зарудных
(для тех, кто не знает, Андрей Зарудный был тогда знаменитым депутатом,
первым
кандидатом на пост Президента). Соседи Зарудных вспоминают, что Лида
Сотова
навещала мальчика Славу, как правило, тогда, когда дома был его отец.
Незадолго до трагической гибели депутата Зарудного политик и школьница
стали любовниками. Их связь длилась несколько месяцев; дома встречаться
было
затруднительно, но в распоряжении депутата был просторный служебный
автомобиль...
Жена Зарудного чуяла неладное. Их сын, Ярослав Игоревич, вспоминает,
что
как раз в тот период между родителями участились ссоры...
По-видимому, связь с Зарудным произвела на Лиду Сотову неизгладимое
впечатление. Выйдя замуж за его сына - по расчету, ради фамилии, - она
так и не
удосужилась завести детей. Дожив в бездетности до весьма зрелых лет,
Лида в
начале этого цикла воспользовалась услугами медиков (искусственное
оплодотворение) и родила-таки мальчика Андрея, названного так в честь
сами
понимаете кого.
Теперь, когда институт кризисной генетики получил столь странное, по
нашим
временам, имя, мы можем только подивиться крепости чувств бывшей
нимфетки, так
оригинально отдавшей дань своей юношеской страсти..."
(Газета "Пикант", 19 октября 17 года. Прилагаются фотодокументы:
нарочито
детский Лидкин снимок, фрагмент школьной фотографии в пятом или шестом
классе.
Андрей Зарудный на трибуне какого-то заседания, глаза горят, рука на
взмахе. И
наконец- Андрей Зарудный в кругу семьи, с ним молоденькая Клавдия
Васильевна и
подросток Славка, руки депутата нежно лежат на плечах жены и сына.).
...На волосок от истины. Ей ведь МЕЧТАЛОСЬ о любви Андрея Игоревича, и
сейчас, вспоминая свои полудетские чувства и сны, она совершенно ясно
понимает,
что окажись Зарудный... Нет, не так. Если бы Зарудный ЗАХОТЕЛ, все
описанное в
"Пиканте" сделалось бы правдой. А вот что ему помешало, любовь к жене?
Чувство
долга? Страх разоблачения? Или у него и мысли такой не возникало, Лидка
была для
него девочкой, ребенком, подругой сына...
Она всего раз держала его за руку.
И однажды он ее обнял.
Адвокат стоил безумно дорого, но у Лидки, по счастью, были сбережения.
Адвоката звали Евгений Николаевич, он методично сообщал Лидке обо всех
своих шагах. По его словам, редакция "Пиканта" сдалась почти сразу. Они
напечатают опровержение, и в суд идти уже незачем.
Лидка, сжав зубы, не согласилась. Ей нужен был именно суд. С
возмещением
морального ущерба. Она помнила, как когда-то сам Зарудный разорил
своими исками
такую же вот желтенькую, слюнявую газетенку.
Дело было принято к рассмотрению; через неделю адвокат приехал к ней
без
звонка, неестественно веселый, и привез новый номер "Пиканта". С новой
статьей
на целый разворот; на фотографиях примерно двадцатилетней давности
Лидка узнала
себя на выпускном вечере. Танцующую с Артемом Максимовым.
"Конечно, уважаемой госпоже Сотовой пришлась не по душе наша
публикация,
автор которой проследил историю ее взаимоотношений с Андреем Заруд-ным.
Конечно,
уважаемому ученому стыдно вспоминать грехи молодости и даже, учитывая
тогдашний
возраст Лидочки, грехи детства, раннего отрочества. Но в нашей
сегодняшней
статье восстанавливаются события куда как более поздние - события
минувшего
цикла... Интервью "Пиканту" дает бывшая ученица школьной учительницы
Лидии
Сотовой, Антонина Ивановна Бунич, урожденная Дрозд..."
Лидка внимательно прочитала статью. Не упуская ни буквы; фотография
Тони
Дрозд прилагалась. Она сильно располнела за те пятнадцать лет, что
Лидка ее не
видела.
Но почему в апокалипсисе погибла милая девочка Вика Роенко, а Тонечка
Дрозд
осталась в живых?!
- Включим в счет, - холодно сказала Лидка адвокату. - Ваши прогнозы,
Евгений Николаевич?
- Слупим с них. - Адвокат нервно потер ладони. - Должны слупить... У
меня
есть кое-какие предложения... Кстати, эта история с мальчиком тоже
целиком
выдуманная?
Лидка молчала.
- Видите ли, Лидия Анатольевна, я точно должен знать, где тут открытое
вранье, а где, как бы это сказать, интерпретация...
На кухне хлопнула форточка, и Лидка вздрогнула, как от удара током. Ей
показалось, что на кухне Андрей. Хотя Андрея вот уже неделю не было в
городе: по
первой же Лидкиной просьбе Беликов забросил все дела и увез парня в
горы "на
сбор материала для новой книги". Поездка затянулась; Лидка верила, что
с
Беликовым Андрею ничего не грозит, но каникулы закончились вчера, и
лицей не
потерпит прогулов.
Лидка поговорила с директрисой и выпросила для сына неделю отсрочки. А
потом - потом Андрей будет здесь, и любая сволочь сможет смеяться ему в
лицо...
Забрать из лицея? Уехать к черту, бросить все, пусть торжествуют
победу?
Позвонить Славке?
Поджечь ему дверь?
Наглотаться таблеток?
- Евгений Николаевич, когда вы планируете выиграть дело?
Адвокат усмехнулся:
- Ну и вопросики у вас, Лидия Анатольевна.
"- Когда приблизительно вы поняли, что между вашим одноклассником и
вашим
педагогом существуют интимные отношения?
- Догадывалась я давно. Но абсолютно убедилась на выпускном вечере-
знаете,
они обжимались на глазах всех школы. Потом я узнала, что
Зарудная-Сотова ушла из
школы и поселила Максимова у себя дома. Они жили как муж с женой,
несколько раз
я видела их вместе - на пляже, на улице, возле университета. Хотя
Максимов уже
тогда ей изменял. Одна моя подруга провела с ним несколько ночей и
потом
рассказывала нам, что он действительно был хорош как мужчина...
- ...он еще был девственником, носил ученическую форму? Сколько же ему
было
лет и сколько лет было Сотовой?
- Ему- шестнадцать, как всем нам. Ей- лет под сорок, не знаю точно. Ну,
предыдущее поколение, вы понимаете...
- ...был склонен к авантюрам?
- Нет, он был очень приличный мальчик, пока у нас в школе не появилась
ЭТА.
Она его просто совратила, ну прямо профессионально.
- Что с ними сталось потом?
- Потом, сразу после мрыги, Максимов бросил ее. Уехал за границу,
говорят,
там у него семья и дети.
- Почему он ее бросил?
- Откуда мне знать? Она же старая для него! Наверное, ему надоело
целовать
ее морщинистые прелести..."
(Газета "Пикант", 21 ноября 17 года. Прилагаются фотодокументы:
максимовский класс на выпуске, лица Максимова и Тони Дрозд нарочито
небрежно
обведены красным. Лидкина фотография из выпускного альбома - "Сотова
Лидия
Анатольевна, учитель биологии". И еще один снимок, расплывчатый, сильно
увеличенный, видимо, по-шпионски извлеченный с какого-то дальнего
плана: на
парковой скамейке целуются двое, в женщине с трудом, но можно узнать
Лидку, лицо
парня неразличимо.)
В институте все, конечно, все знали и все читали. Лидка являлась на
работу
с чуть преувеличенной пунктуальностью, под ее взглядом сотрудники
разбегались,
как тараканы под лучом карманного фонарика. Многочисленные лаборатории
продолжали свою кипучую деятельность, но Лидке все настойчивее
казалось, что их
работа направлена в никуда.
Два или три раза к ней пытались подкатиться с разговорами. С
сочувствием, с
возмущением "этими грязными газетчиками". Лидка отшивала сочувствующих
с
восхитительной холодностью. Единственная фраза, которую она проронила в
адрес
обидчиков, было обещание разорить газетенку через суд.
Накануне возвращения Беликова с Андреем за час до окончания рабочего
дня
Лидкина секретарша тревожно пискнула селектором:
- Лидия Анатольевна, вам звонят. Снизу, с проходной.
- Я занята, - сообщила Лидка безучастно.
- Да, но это звонит некто Максимов... Лидка оторвала глаза от бумаг, и
секретаршу будто ветром сдуло.
Несколько секунд Лидка посидела, прислушиваясь к себе и ничего не
испытывая. В конце концов людей с фамилией Макс...
