Нэнси Кресс. Испанские нищие
страница №10
...ли верх над учтивостью, и он наконецпрямо взглянул на нее. Мири часто видела такой взгляд у матери, когда
Гермиона не успевала отвернуться от них с Тони. Мири поняла, что
спровоцировала каким-то образом его на грубость. Он не хотел ее, она не
имела права давить. И настаивая, унизила себя. Ни один Норм не захочет ее.
Осторожно, словно неся драгоценный сосуд, Мири пошла обратно и
попыталась успокоиться. Подумать. Соорудить упорядоченную, уравновешенную
схему, которая включала бы все, что нужно для решения проблемы с
интеллектуальной, эмоциональной, биохимической точек зрения, - все
продуктивное. Спустя двадцать минут она вышла из лаборатории.
Никос Деметриос, брат-близнец Кристины, увлекался финансовыми
операциями. Их международный поток, колебания, применения, изменения,
символичность, как он однажды выразился, были сложнее и важнее любых
природных геосхем Земли и гораздо интереснее. В четырнадцать лет он уже
внес ряд предложений по международной торговле, и ими успешно пользовались
взрослые биржевики Убежища. По рекомендациям Никоса они разместили вклады
по всему земному шару: в новую технологию слежения за перемещениями ветра,
разрабатываемую в Сеуле; в применение катализаторов антител, предложенное
в Париже; в зарождавшуюся аэрокосмическую промышленность Марокко. Мири
нашла его в крошечном кабинете здания центра связи.
- Н-н-н-никос...
- П-п-привет, М-м-мири.
- Т-т-ты м-м-можешь з-з-заняться с-с-со м-м-мной с-с-сексом?
Никос пристально посмотрел на нее. Красные пятна поползли по его шее ко
лбу. В отличие от Дэвида, его не смутила прямота вопроса. Причина могла
быть только одна. Мири спотыкаясь вышла из кабинета.
- П-п-подожди! М-м-мири! - крикнул он с подлинным отчаянием; всю жизнь
они были товарищами по играм. Но его координация движений была еще хуже, и
Мири легко убежала.
Заперев лабораторию и включив надпись "Стерильная среда". Мири изо всех
сил запрещала себе плакать. Бабушка была права: приходится сталкиваться с
суровой необходимостью. Слезы не помогут.
Она была вежлива с Никосом, но держалась отстраненно, а он не знал, как
поступить. Однажды она увидела его с одной из Норм, хорошенькой
четырнадцатилетней Патрицией, которую завораживало искусство Никоса делать
деньги. Мири и раньше не часто разговаривала с Кристиной, теперь она
общалась с ней еще реже. Дэвида она больше не встречала. С Тони вела себя
по-прежнему: он был ее товарищем по работе, другом, наперсником. Братом.
Просто между ними появилась область, на которую не распространялось
доверие.
Спустя две недели Мири возобновила просмотр программ с Земли, но только
секс-каналов. Она убрала из программы замка на двери лаборатории все
отпечатки, кроме собственного, и научилась эффективно мастурбировать
дважды в день. Эта биохимическая реакция оказалась столь же
гипертрофированной, как и все остальные. Она запрещала себе думать в эти
моменты о Тони, и Тони никогда не спрашивал, почему ему больше нельзя
входить в ее лабораторию без предупреждения. Он и так знал. Ведь он ее
брат.
Усаживаясь на стул, указанный Дру, Лейша поймала себя на смешной мысли:
"Жаль, что я не курю". Она помнила, как ее отец устраивал целый ритуал,
закуривая сигарету. Роджер всегда говорил, что, затягиваясь, он
расслабляется. Но даже тогда Лейша знала, что это неправда: он становился
бодрее.
Чего ей хотелось сейчас: покоя или хлопот? Впрочем, с Дру ей не видать
ни того, ни другого.
Он настоял, чтобы она была первым зрителем.
- Новая форма искусства, Лейша. - Упрямство появилось у него после
нелегального эксперимента Эрика. Лейше стало страшно. Так вот что
чувствует мать - страх, что ребенок не получит то, к чему лежит его душа.
Что он потерпит неудачу, и тебе будет больнее, чем от своих собственных
срывов. Как Алиса вынесла такое? Как справилась Стелла?
Но Роджер с самого начала был уверен, что его ребенок будет счастлив.
"Сюрприз тебе, папа. Я кисну в пустыне уже двадцать лет, этакий Ахилл, чей
Агамемнон сражался на ее собственной глупой войне, пока я растила сына,
основным талантом которого были мелкие преступления". Да и никакой он не
сын.
- Ты знаешь, что я равнодушна к искусству. Может быть, кто-нибудь
другой...
- Я знаю. Потому и хочу, чтобы это была ты.
- Ладно. Давай начнем.
Это прозвучало гораздо равнодушнее, чем она хотела.
- Выключить свет, - произнес Дру. Комната, заполнившаяся за последние
семь месяцев театральным реквизитом на полмиллиона долларов, погрузилась
во тьму. Кресло Дру передвинулось. На потолке зажегся голографический
проектор. Вокруг все исчезло. Только Дру парил в бархатной черноте
стандартной нуль-проекции.
Он тихо заговорил. Лейша никогда раньше не замечала, что у него такой
красивый голос. Потом до нее дошли слова. Поэзия. Дру - _Дру!_ - читал
старое стихотворение о золотом дожде из листьев... Ей стало немного стыдно
за Дру. Декламировать стихи под голографические иллюстрации было так
по-детски... Сердце ее сжалось. Еще один неверный шаг, еще один провал...
Из темноты наплывали очертания.
Они были неопределенными, но она их узнала. Они проплывали над головой
Дру, позади него, перед ним, даже сквозь него, а он принялся читать снова.
То же самое стихотворение. Лейша никогда не увлекалась поэзией, но если бы
даже и любила, ей было бы трудно сосредоточиться. Очертания полностью
поглотили внимание; она силилась проникнуть взглядом сквозь Дру, тщетно
пытаясь уследить за ним. Колеблющиеся силуэты снова появились из-за спины
Дру, но уже другие. Она подалась вперед, чтобы понять, что это такое...
она узнала их...
Дру начал в третий раз. "О чем горюешь, Маргарита, о золотом дожде из
листьев..."
Контуры скользили, входя в ее сознание, и вдруг Дру исчез... Надо же
запрограммировать такое... горе разбухло и заполнило ее. Роджер, ее отец,
стоял в старой оранжерее, в доме на озере Мичиган. Он держал кремово-белый
экзотический цветок с толстыми лепестками и яркой розовой серединкой.
Лейша вскрикнула, а отец ясно произнес:
- Ты не потерпела фиаско, Лейша. Ни с Убежищем, ни с попыткой сделать
Алису особенной, ни с Ричардом, ни с юриспруденцией. Настоящая неудача -
не суметь реализоваться, а ты сумела. Ты старалась всю жизнь.
Лейша поднялась со стула и подошла к отцу. Он не исчез, даже когда она
оказалась прямо под голографической проекцией. Ричард взял ее ладони и
сказал мягко: "Ты стала тем, к чему я стремился", и Лейша резко встряхнула
головой. Ее волосы были повязаны голубой ленточкой: она снова стала
ребенком. Вошла Мамзель с Алисой, и сестра сказала: "Ты никогда не обижала
меня, Лейша. Мне нечего прощать". Потом все исчезли, а Лейша бежала по
лесу, залитому солнечным светом, который зелеными и золотыми потоками
струился сквозь деревья. Она смеялась, ощущая тепло живых растений, запах
весны и вкус прощения. Никогда еще Лейша не была такой свободной и
радостной. Она побежала быстрее, потому что на тропинке стояла смеющаяся
мать, и ее лицо светилось любовью.
Лейша очнулась на стуле в саманной комнате. По щекам текли слезы. Горел
свет.
- Что ты видела? - нетерпеливо спросил Дру.
Лейша согнулась пополам, борясь с приступом тошноты.
- Что... ты сделал?
- Расскажи, что ты видела, - безжалостно потребовал молодой художник.
- Нет!
- Значит, впечатление было сильное. - Он улыбаясь откинулся на спинку
кресла.
Лейша медленно выпрямилась и уже спокойнее повторила:
- Что ты сделал?
- Я заставил тебя видеть сны.
Но это совсем не походило на сон. Совсем. С интерльюкином все было
по-другому.
Это напоминало ту ночь, когда Алиса пришла к ней в гостиницу во время
суда над Дженнифер Шарафи. Ту ночь, когда Лейша стояла на краю пропасти...
Темнота...
Пустота...
Сегодняшний сон был светом. И все же нечто огромное, неуправляемое
могло поглотить крошечный, робкий огонек ее разума... Тогда вопреки всякой
логике появилась Алиса.
А теперь Дру каким-то образом манипулировал неведомой частью ее
рассудка...
Дру энергично говорил:
- Гипноз частично тормозит кору головного мозга, вызывая
универсальные... очертания, как я их называю. У меня не хватает слов,
Лейша, ты же знаешь, мне их всегда не хватало. Я просто знаю, что они
существуют во мне и во всех остальных. Я вызываю их наружу, и они
принимают свои собственные контуры во сне человека. Это нечто вроде
частично управляемого сна наяву. - Он глубоко вдохнул. - Это мое открытие.
У Лейши возникли вопросы, и она немного успокоилась.
- Ты хочешь сказать, что ты определял, что именно мне будет... сниться?
- Она не смогла сохранить бесстрастный тон. Ее одолевало слишком много
разноречивых чувств. - Дру, это и называется спать? Именно это происходит
со Спящими?
Он покачал головой:
- Нет. Очень редко. Мне кажется... я еще сам не знаю, что получил. Ты
же первая, Лейша!
- Мне... снился отец. И мать.
Глаза юноши блестели.
- Я работал с очертаниями своих родителей.
Его лицо внезапно потемнело, и Лейше вдруг не захотелось поделиться с
ним воспоминаниями. Сновидения... это слишком интимно. Слишком
иррационально. Слишком много табу снято. Но если это капитуляция
солнечному свету, нежности... Нет. Она всегда знала, что сны - это
бегство, она, которая никогда не видела снов. Забвение - такой же уход от
реальности, как псевдонаука Алисы о близнецах. Но Дру ее заставил испытать
такое...
- Я слишком стара, чтобы выворачивать свой мир наизнанку, словно носок!
Дру неожиданно просиял такой торжествующей улыбкой, что она ослепила
Лейшу. Но она крепко держалась за свой разум.
- Дру, четыре пациента после такой же операции не приобрели подобного
дара... - Она не могла подобрать нужного слова.
- Они ведь не были художниками, - возразил он с уверенностью заново
родившегося человека. - А я - творец.
- Но... - Лейша не смогла продолжить, потому что Дру, все еще улыбаясь,
подался далеко вперед из своего кресла и крепко поцеловал ее в губы.
Лейша застыла. Ее тело отозвалось на поцелуй впервые за... сколько лет?
Много. Соски стали твердыми, мышцы живота напряглись... от него пахло
мужским естеством. Лейша резко отодвинулась.
- Нет, Дру.
- Да!
Ей очень не хотелось портить его триумф. Но в другом она была тверда.
- Нет.
- Почему? - Он побледнел, зрачки стали огромными.
- Потому что мне семьдесят восемь лет, а тебе двадцать. И для моего
разума, Дру, ты ребенок. И всегда им останешься для меня.
- Потому что я - Спящий!
- Нет. Потому что нас разделяют те пятьдесят восемь лет, которые ты не
прожил.
- Ты думаешь, я этого не знаю? - яростно спросил Дру.
- Да. Ты не представляешь себе, что это значит. - Она накрыла его
ладонь своей. - Я думаю о тебе как о сыне, Дру. Не о любовнике.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
- Чем так испугал тебя сон об отцах и детях?
- Мне очень жаль, Дру, - она вложила в эти слова все сострадание, на
которое была способна.
- Я усовершенствую свое искусство, Лейша, и покажу тебе такое, о чем ты
никогда... Лейша!
Лейша тихо закрыла дверь.
Вечером, когда она придумала, как вернуть этот головокружительный
эпизод в разумные рамки, Стелла сообщила, что Дру уложил вещи и уехал.
Мири заняла свое место за столом в куполе Совета. В день ее
шестнадцатилетия в зале заседаний появился пятнадцатый стул, привинченный
к полу у полированного металлического стола. С этого дня 51 процент акций
Убежища, принадлежащих семейству Шарафи, будут представлять семь
равноправных голосов. В следующем году, когда Тони исполнится шестнадцать,
их станет восемь.
- Совет Убежища имеет честь приветствовать нового члена, Миранду Сирену
Шарафи с правом голоса, - официально провозгласила Дженнифер. Советники
зааплодировали. Мири улыбнулась. Бабушка на мгновение разрядила царящее
напряжение, такое сильное, что его можно было бы графически изобразить на
матрице Хеллера. Мири исподлобья огляделась. У нее вошло в привычку
наклонять голову: если верить зеркалу, тремор в таком положении менее
заметен. Мать аплодировала, не глядя дочери в глаза. Отец улыбался с
покорной грустью, которая теперь никогда не покидала его лица. Красивая
тетя Наджла, готовящаяся родить еще одного Супера, смотрела решительно.
Временные советники улыбались, но Мири не знала, что скрывается за их
благодушием. Семейные привилегии по законам Убежища были гораздо щедрее,
чем в любой корпорации Земли. Если верить транслируемым пьесам, так
называемым драмам, то обычно на Земле молодые люди убивали своих отцов,
чтобы получить власть, и женились на молодых вдовах покойных. Какая
варварская и отвратительная социальная система! Мири не поверила, что
подобное происходило в реальности, и решила, что драматургам нищих
нравилось копаться в низменных проявлениях человеческой психики. Мири с
отвращением отказалась от драм и вернулась к секс-каналам.
- Повестка дня сегодня обширная, - мелодично сказала Дженнифер. - Прошу
вас. Советник Дрекслер.
Отчет казначейства - малоинтересное скопление цифр - не разрядил
обстановки. Мири, за которой теперь никто не наблюдал, пристально
вглядывалась в лица. Что-то очень беспокоит собравшихся?
Главы сельскохозяйственного, правового, судебного и медицинского
комитетов зачитали свои доклады. Гермиона задумчиво накручивала на палец
медово-золотистую прядь (Мири много лет назад прикасалась к волосам
матери). Наджла поглаживала раздутый живот. Девор, молодой худощавый
человек с большими добрыми глазами, дергался, будто на иголках.
Наконец Дженнифер сказала:
- Советник Девор вынесет по моей просьбе на всеобщее обсуждение
пояснение к медицинскому отчету. Как вам известно, у нас произошел
несчастный случай. - Дженнифер вдруг опустила голову, и Мири с изумлением
поняла, что бабушке потребовалось перевести дух, прежде чем продолжить. А
девочка считала ее неуязвимой.
- Табита Селенски из компании "Кенион Интернэшнл" ремонтировала
преобразователь подачи энергии в Деловой центр, строение номер три, и
пострадала от энергетического разряда... Ткани очень медленно
регенерируют. Но часть нервной системы разрушена необратимо. Она никогда
полностью не придет в сознание, останется на животном уровне... Ей
потребуется постоянная сиделка. Более того, она никогда больше не будет
продуктивным членом сообщества.
Дженнифер по очереди оглядела всех членов Совета. Цепочки Мири
спутались в ужасный клубок. Стать беспомощной, зависеть во всем от других,
отбирать чье-то время и ресурсы, ничего не отдавая взамен...
Стать нищей.
Она почувствовала желудочный спазм.
- В детстве я знала одну женщину, - начала Дженнифер. - Мать моей
подруги. Ее второй ребенок родился с серьезным заболеванием нервной
системы. В рамках так называемого лечения мать должна делать ему
упражнения, имитирующие ползание, чтобы запечатлеть в мозгу
соответствующие связи и стимулировать его развитие. Она проделывала эту
процедуру шесть раз в день по шестьдесят минут. А в промежутках кормила
ребенка, мыла, ставила клизму, проигрывала предписанные записи, купала и
разговаривала с ним по три часа подряд через равные промежутки времени. В
прошлом профессиональная пианистка, эта женщина теперь не подходила к
инструменту. Когда ребенку исполнилось четыре года, лечение дополнили
новыми процедурами. Четыре раза в день ровно пятнадцать минут мать должна
была возить ребенка в коляске по двору мимо одних и тех же предметов,
расположенных в определенном порядке опять-таки для того, чтобы создать в
его мозгу определенные реакции. Моя подруга безропотно помогала ей, но с
годами возненавидела свой дом. Так же, как и муж той женщины, который в
конце концов однажды сбежал. Никого из них не было рядом в тот день, когда
мать застрелила и ребенка, и себя.
Дженнифер взяла со стола бумагу.
- В Совет поступило заявление от мужа Табиты Селенски с просьбой
покончить с ее мучениями.
Летти Рубин, молодая женщина с точеными чертами лица, страстно
произнесла:
- Табита еще может улыбаться... и еще немного реагирует. Она имеет
право на жизнь!
- Тот малыш тоже умел улыбаться. Вопрос в том, имеем ли мы право
жертвовать ради калеки жизнью другого человека?
- Если мы установим график дежурств за Табитой, никому не придется
жертвовать.
- Но принцип останется, - заметил Уилл Сандалерос. - Слабый претендует
на труд сильного. Мы не признаем требований нищих.
Инженер Джеймисон, такой же старый, как бабушка, имеющий единственный
генемод - отсутствие потребности во сне, покачал головой.
- Ведь это жизнь члена нашего сообщества, Советник Сандалерос. Разве мы
не обязаны оказывать своим членам всестороннюю поддержку?
- Вы считаете, членство в сообществе - непреложный закон? Так недалеко
и до общественной патологии. Разве быть членом сообщества не означает
активно поддерживать сообщество и вносить свой вклад? Будет ли ваша
компания. Советник Джеймисон, включать в списки клиентов человека,
переставшего выплачивать страховку?
Джеймисон молчал.
Летти Рубин воскликнула:
- Но сообщество должно означать нечто большее, нежели деловое
сотрудничество!
Дженнифер резко перебила Советницу:
- Прежде всего оно _должно_ означать, что Табита Селенски не захочет
стать обузой для нас. Принципы и достоинство, не позволяющие ей влачить
так называемую жизнь в качестве нищей, должны были заставить ее включить в
свое завещание стандартную фразу об условиях прекращения
жизнедеятельности. Мы с Уиллом пошли на это, вы, Летти, тоже. Табита
смалодушничала и предала принципы нашего сообщества.
- Самосохранение - инстинкт, мама, - заметил Рики.
- Инстинкты сплошь и рядом ограничивают на благо цивилизации, -
возразила Дженнифер. - Супружеская верность, официальные законы, запрет на
кровосмешение - чем это не запреты, установленные для всеобщего блага?
Иначе люди убивали бы из мести и совокуплялись до умопомрачения, как
только приспичит.
Мири никогда не слышала, чтобы Дженнифер употребляла подобные слова.
Речь бабушки всегда звучала официально. В следующее мгновение, поняв, что
это было сделано нарочно, она почувствовала легкое отвращение, вслед за
которым снова возникло неприятное ощущение в желудке. Бабушка сомневалась,
что ее аргументы убедят Совет убрать Табиту Селенски.
Убить.
Цепочки вихрем завертелись у Мири в голове.
Жан-Мишель Девор сказал:
- Неспящие, по сути, такое же насилие над природой?
Дженнифер улыбнулась.
- Думаю, все согласятся, что здесь ключевым является понятие
сообщества, - сказала Наджла Шарафи.
- Хорошая отправная точка, - одобрительно заметил Уилл Сандалерос.
- Член сообщества должен обладать тремя особенностями, - сказала
Дженнифер. - Быть неспящим, вносить свой вклад в сообщество, а не тянуть
из него, и ставить общественное благо выше собственных сиюминутных
желаний. Люди, у которых эти качества отсутствуют, опасны для общины. -
Она подалась вперед, положив ладони на стол. - Поверьте, я _знаю_.
Длительное молчание нарушил тихий голос Гермионы:
- Всякий, чье мышление слишком отличается от нашего, не является членом
сообщества.
Мири резко подняла голову и уставилась на мать. Но та на нее даже не
взглянула. Цепочки медленно переместились и вывернулись наизнанку. У Мири
перехватило дыхание.
Но ведь мать имела в виду только _принципы_...
Слова из двух десятков языков вплелись в ее цепочки: _Хариджан.
Проскрит. Буй дой. Инквизисьйон. Кристалнахт. Гулаг_.
- С-с-с-сообщество... - волнение мешало вытолкнуть наружу проклятые
слова, - раздираемое противоречиями, обречено на гибель.
- Поэтому мы не должны делиться на работоспособных и паразитирующих, -
быстро сказала Дженнифер.
- Я н-н-не это имела в-в-в виду!
Спустя пять часов непрерывных споров голоса разделились девять против
шести за то, что Табита Селенски должна покинуть сообщество. По желанию
мужа ее можно будет отправить на Землю, к нищим.
Мири голосовала на стороне меньшинства. Отец, к ее удивлению, тоже.
Решение большинства огорчило ее, хотя она, конечно, подчинится - она
обязана быть лояльной Убежищу. Но она чувствовала себя сбитой с толку и
хотела побыстрее обсудить все с Тони, используя всю глубину и ширину
поперечных связей, третичных ассоциаций, цепочек значений. Компьютерная
программа брата пользовалась огромным успехом. Суперы повсеместно
использовали ее для общения друг с другом, обмениваясь массивными
программными построениями, без преодоления извечных баррикад, возводимых
речью.
На выходе из купола Совета ее остановил отец. Под глазами Рики Келлера
залегли тени. Мири пришло в голову, что, глядя на отца, сидящего рядом со
своей матерью за столом Совета, многие подумали бы, что Дженнифер моложе.
С каждым годом Рики становился все мягче. Он положил руку на плечо дочери:
- Жаль, что ты не знакома с моим отцом, Мири.
Имя Ричарда Келлера никогда не упоминали. Мири казалось чудовищным то,
как он поступил с Дженнифер, своей женой, на суде.
- Думаю, он бы тебе понравился, хоть ты и Супер. Наследственность
гораздо сложнее, чем мы думаем. Дело не только в количестве хромосом.
Мири не знала, польстили ей или оскорбили. Ричард Келлер предал
Убежище. Ей обычно говорили, что она похожа на бабушку, "энергичную
женщину". Но в глазах отца таилась нежность. Мири смотрела на его сутулую
спину.
На следующий день Табите Селенски сделали укол, и она умерла. Ходили
упорные слухи о самоубийстве, но Мири не верила. Иначе Совет проголосовал
бы по-другому. Табита, по словам бабушки, была почти растением.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. НИЩИЕ. 2091 год
Ни один человек не хорош настолько,
чтобы управлять другим без его согласия.
Авраам Линкольн.
Пеория, 16 октября 1854 г.
22
Перед 125-м конгрессом Соединенных Штатов стояли проблемы годового
торгового дефицита, который за последние десять лет увеличился на шестьсот
процентов, федеральный долг вырос более чем в три раза, бюджетный долг
возрос на двадцать шесть процентов. Почти целое столетие патенты на
И-энергию, по завещанию самого Кенцо Иагаи, продавались наследниками
исключительно американским фирмам. Благодаря И-технологии Соединенные
Штаты вышли из опасного мирового экономического кризиса на рубеже двух
столетий и из еще более опасной внутренней депрессии. Американцы
повсеместно внедряли И-энергию. Орбитальные комплексы; самолеты; оружие
заполонило "черные" рынки всех крупных стран мира. Колонии на Марсе и
Венере выжили благодаря И-генераторам. Тысячи приспособлений на Земле
очищали воздух, перерабатывали отходы, отапливали города, снабжали
энергией заводы, выращивали генетически эффективную пищу, поставляли все,
что полагалось на Пособие, и обеспечивали непрерывным потоком
дорогостоящей информации корпорации, которые с каждым годом становились
все богаче, недальновиднее и одержимее.
В 2080 году срок действия патентов истек.
Международный комитет по торговле открыл доступ к И-энергии всем.
Государства, подбиравшие крохи со стола процветающей Америки, были
наготове. Они выжидали уже много лет: фабрики построены, инженеры обучены
в крупных университетах ишаков в Америке, планы разработаны. Десять лет
спустя Соединенные Штаты потеряли шестьдесят процентов мирового рынка
И-энергии.
Жители не волновались. Для этого они выбирали конгрессменов и
перекладывали заботы на них. Избиратели, которые еще к чему-то
прислушивались, были спокойны. Количество скутерных гонок, выдаваемых на
Пособие средств, развлекательных передач и оплаченных политиками массовых
сборищ, на которых бывало вдоволь еды и пива, строящихся жилых районов,
продолжало расти. А в тех областях, где оно не росло, политиков не
переизбирали. Американцы всегда считали, что голоса избирателей, в конце
концов, надо зарабатывать.
Внутренний дефицит достиг угрожающих размеров.
Конгресс повысил налоги с корпораций. Сначала в 2087 году, потом в
2090-м. Фирмы ишаков, которые послали в конгресс своих родственников,
запротестовали. К 2091 году проблему уже нельзя было игнорировать. Дебаты
в палате представителей продолжались шесть дней и шесть ночей, возродив
процедуру обструкции, и транслировались в программах "новостей". Ими мало
кто интересовался. Одной из этих немногих была Лейша Кэмден, другим - Уилл
Сандалерос.
К концу шестого дня конгресс принял большой свод законов о
налогообложении. Основному удару подверглись синдикаты. С корпоративных
объединений взимался налог в девяносто два процента при строгих
ограничениях на возмещение расходов в форме участия в управлении Америкой.
Для корпораций рангом пониже налог составлял семьдесят восемь процентов и
после этого резко уменьшался.
Из синдикатов, облагаемых семидесятивосьмипроцентным налогом, больше
половины базировались на орбитальном комплексе Убежища. Только одна
корпорация подпадала под девяностодвухпроцентное налогообложение - само
Убежище.
Конгресс принял законы в октябре. Лейша, смотревшая передачу в
Нью-Мексико, невольно взглянула в окно. На голубом небе не было ни единого
облачка.
Уилл Сандалерос представил полный отчет Дженнифер Шарафи, только что
вернувшейся с орбитального комплекса Кагура, где завершались основные
переделки. Дженнифер спокойно слушала, складки ее белого аббая грациозно
лежали вокруг ступней, черные глаза блестели.
- Вот так, Дженни, - сказал Уилл. - Начиная с первого января.
Дженнифер кивнула и посмотрела на голопортрет Тони Индивино, висевший
на стене купола. Спустя секунду она снова взглянула на Уилла, но он уже с
головой ушел в распечатки предполагаемых сумм выплаты налогов с Убежища.
Мири преследовала смерть Табиты. Размышляла ли она о своих
исследованиях, шутила с Тони, мыла голову - незнакомая Табита Селенски
вплеталась, запутывалась, увязала в ее цепочках.
Мири сидела в пустой Игровой и думала о Табите. Мири стала слишком
взрослой, чтобы посещать Игровую, но ей все же нравилось приходить туда,
когда никого не было, и медленно плавать от одного поручня к другому: в
отсутствии посторонних наблюдателей ее неуклюжесть исчезала.
Впрочем, она была не одинока - еще пятеро, в том числе ее отец,
голосовали вместе с ней, чтобы оставить Табиту в Убежище, даже в качестве
нищей. Но причины, побудившие их так поступить, были разными. Мири не
могла выразить их ни словами, ни цепочками, и это сводило на нет ее
усилия. Старая проблема - каких-то связей по-прежнему недоставало в ее
рассуждениях. На том месте, где должно было быть объяснение, зияла дыра.
Она смотрела на поля, купола и дороги внизу. В мягком, очищенном от
ультрафиолета солнечном свете Убежище казалось прекрасным. Вдалеке плыли
облака; наверное, бригада обслуживания планировала дождь.
Убежище. (Святилище, церковь, закон, защита личности и собственности,
равновесие прав человека и прав общества Локк Пейн, восстание Ганди...)
Убежище было всем для Неспящих. Почему же ей кажется, что смерть Табиты
толкнула ее туда, где право Убежища нарушено (Беккет в соборе, кровь на
каменном полу...)? Туда, где в конечном счете безопасности нет?
Мири медленно спустилась из Игровой и пошла искать Тони, который сможет
понять ее. Ей вдруг показалось, что этого очень мало. Она недопонимала
чего-то существенного.
Чего?
В конце октября у Алисы случился сердечный приступ. Ей было восемьдесят
три. Она неподвижно лежала в постели, боль заглушали наркотики. Лейша
сутками сидела рядом, понимая, что осталось недолго. Большую часть времени
Алиса спала или плавала в наркотическом дурмане с легкой улыбкой. Лейша
держала ее за руку и не имела ни малейшего представления, где блуждает
сознание сестры, но однажды ночью взгляд Алисы прояснился и
сфокусировался. Она улыбнулась Лейше так тепло и ласково, что Лейша затаив
дыхание склонилась к ней.
- Да, Алиса?
- Папа п-поливает цветы! - прошептала Алиса.
У Лейши защипало в глазах.
- Да, Алиса.
- Он дал мне цветок.
Алиса снова погрузилась в сон и, улыбаясь, ушла туда, где маленькая
девочка вечно купается в отцовской любви.
Второй раз она очнулась спустя несколько часов и с неожиданной силой
вцепилась в руку Лейши. С безумным взглядом она пыталась сесть и
повторяла:
- Получилось! Я все еще здесь, я не умерла! - Она упала обратно на
подушки.
Джордан, стоявший рядом с Лейшей, отвернулся.
Придя в себя последний раз, Алиса с любовью посмотрела на Джордана, и
Лейша поняла, что Алиса ничего ему не скажет. Алиса отдала своему сыну
все, в чем он нуждался, и он был в безопасности. Она прошептала Лейше:
- Позаботься... о Дру.
Алиса почему-то всегда знала, кому помощь нужнее всех.
- Хорошо, Алиса...
Но Алиса уже закрыла глаза, и улыбка снова играла на ее губах.
Пока Стелла с дочерью приводили в порядок редкие седые волосы Алисы и
хлопотали о выдаче особого разрешения на захоронение в частном владении,
Лейша ушла в свою комнату. Она сбросила одежду и встала перед зеркалом.
Кожа была чистой и розовой, грудь слегка опустилась, но все еще оставалась
полной и гладкой. Золотисто-русые волосы, которые заказал Роджер Кэмден,
струились мягкими волнами. Ей захотелось схватить ножницы и выстричь их
неровными клочьями, но она была слишком стара для такого театрального
жеста. Ее сестра-близнец умерла от старости. Уснула навсегда.
Лейша оделась и пошла помогать Стелле и Алисии.
Ричард с семьей приехали в Нью-Мексико на похороны. Девятилетний Шон
оставался единственным ребенком - неужели Ричард боялся, что второй
ребенок окажется Неспящим? Ричард выглядел довольным, солидным, насколько
позволяла его кочевая жизнь, ничуть не постаревшим. Он составлял карту
течений усиленно разрабатываемого фермерами участка Индийского океана
вблизи континентального шельфа. Он обнял Лейшу и принес свои
соболезнования. Сквозь горе проступило удивление: когда-то этот мужчина
был самым главным в ее жизни, а теперь она ничего не чувствует в его
объятиях. Их связывает только биологический выбор родителей и старые,
давно ушедшие мечты.
Дру тоже приехал проститься с Алисой.
Лейша не виделась с ним четыре года, хотя и следила за его
блистательной карьерой на головидео. Она встретила его на мощенном камнем
дворе, усеянном яркими кактусами, которые цвели круглый год, и
экзотическими растениями под сохраняющими искусственную влажность
прозрачными И-колпаками. Он без колебаний направил к ней свое
кресло-каталку:
- Привет, Лейша.
- Привет, Дру.
Теперь Дру носил скромную дорогую одежду и только сверкающая
бриллиантовая запонка выдавала прежнего мальчишку. Его плечи раздались
вширь, лицо стало осмысленным. Красивый мужчина, отметила Лейша без
всякого желания.
- Жаль Алису. Большой души человек.
- Ты прав. Это заслуга только ее.
Он не уточнил, что Лейша хотела сказать; слова никогда не были
средством общения для Дру.
- Мне будет ее ужасно недоставать. Я не был здесь много лет. - Он
говорил без тени смущения - очевидно, пережил ту неловкую последнюю сцену
между ним и Лейшей. - Но каждое воскресенье мы с Алисой часами
разговаривали по интеркому.
Лейша почувствовала укол ревности:
- Она тебя любила, Дру. И упомянула в завещании.
- Да. - Лейшу приятно удивило, что Дру не проявил никакого интереса к
наследству. Тот, маленький Дру все еще здесь. И все же Лейше следовало
сказать о его карьере, не так ли? Это талант Дру.
- Я следила за тобой по голопрограммам. Мы гордимся твоими успехами.
В его глазах затеплился огонек.
- Ты смотрела выступление?
- Нет. Только рецензии, похвалы...
- Все в порядке, Лейша. Я знал, что ты не сможешь смотреть.
- Не захочу, - вырвалось у нее.
- Нет - не сможешь. Даже если ты никогда больше не позволишь мне снова
погрузить тебя в светлое сновидение, ты будешь влиять на мою работу
больше, чем все остальные.
Лейша открыла было рот, но Дру прибавил:
- Я кое-кого привез с собой.
- Кого?
- Кевина Бейкера.
Неловкость Лейши испарилась. Дру еще мог сбить ее с толку, но Кевина-то
она знала уже шестьдесят лет - с тех времен, когда отца Дру еще на свете
не было.
- Зачем он приехал?
- Спроси сама, - коротко ответил Дру, и Лейша поняла, что Дру каким-то
образом наслышан обо всем, что произошло между ней и Кевином. Время
прессуется, как пыль, подумала Лейша.
- Где он сейчас?
- В северном патио. - Когда она уходила, Дру бросил ей в спину: -
Лейша, мое желание осталось прежним.
- Я тебя не понимаю, - она презирала себя за мелкую трусость.
Он сделал нетерпеливый жест:
- Неправда, Лейша. Я хочу того же, чего хотел всегда. Тебя и Убежище.
Все-таки он сумел застать ее врасплох. Убежище. Десять лет назад Дру
последний раз упоминал о нем. Лейша считала, что детская мечта давно
забылась. Дру сидел в своем кресле, крепкий мужчина, несмотря на
искалеченные ноги, и когда их глаза встретились, его взгляд остался
твердым.
Он все еще ребенок.
Она пошла в северный патио. Кевин стоял там в одиночестве, рассматривая
камень, которому ветер пустыни придал удлиненную, закругленную на концах
форму, напоминавшую слезу. Увидев его, Лейша осталась равнодушной; видимо,
возраст иссушил ее сердце.
- Привет, Кевин.
Он быстро обернулся:
- Лейша! Спасибо, что пригласила меня.
Так, значит, Дру солгал ему. Впрочем, это не имеет значения.
- Добро пожаловать.
- Я хотел отдать последний долг Алисе. - Он неловко пожал плечами,
потом печально улыбнулся. - У Неспящих неуклюже получаются соболезнования,
правда? Мы не думаем о смерти.
- Я-то думаю, - возразила Лейша. - Хочешь сейчас пойти к Алисе?
- Подожди. Мне надо тебе кое-что рассказать, вдруг потом не будет
возможности. Похороны через час?
- Кевин, послушай. Я ничего не хочу слушать о событиях сорокалетней
давности.
- Я не собирался оправдываться, - ответил он напряженно, и Лейша вдруг
вспомнила, как когда-то сказала Сьюзан Меллинг на крыше этого самого дома:
"Кевин не понимает, за что его нужно прощать". - Я хотел поговорить
совершенно о другом. Прости за бестактность. Ты знаешь, что я адвокат Дру?
- Я не знала, что вас связывают деловые отношения.
- Я веду все его дела, кроме контрактов на выступления - этим
занимается одно агентство. Он...
- Мне казалось, что Дру не самый выгодный клиент.
- Так и есть, - Кевин нисколько не смутился, - но я стараюсь во имя
нашей дружбы, Лейша. Дру настаивает на размещении своих денег
исключительно в фондах или сделках, заключаемых с Убежищем.
- И что?
- Большую часть дел я все равно веду с Убежищем, но на их условиях.
Участвую в переговорах на Земле, когда они не хотят посылать сюда своих
людей, и обеспечиваю безопасность перевода их средств партнерам с Земли и
наоборот. Еще хватает людей, которые ненавидят Неспящих, несмотря на
благоприятный социальный климат, создаваемый средствами информации.
- Так о чем ты хочешь мне рассказать?
- С Убежищем что-то происходит. Особенно хорошо это видно благодаря
скромным инвестициям Дру, потому что он хочет размещать средства как можно
ближе к предприятиям самого Убежища. Они ликвидируют все, что могут,
переводя вклады в оборудование и материальные ценности, такие, как золото,
программное обеспечение, даже предметы искусства. Это моя сторожевая
программа отметила в первую очередь - ведь раньше ни один Неспящий всерьез
не увлекался искусством. Мы были равнодушны.
Лейша нахмурилась.
- Поэтому я продолжал копать даже в тех областях, которыми не
занимаюсь. Их систему безопасности стало труднее преодолеть; должно быть,
у них появились очень дельные молодые ребята. Уилл Сандалерос купил
японский орбитальный спутник, "Кагуру", очень старый, со множеством
внутренних повреждений, использовавшийся в основном для генетических
экспериментов по выведению мясных пород скота для продажи роскошным
ресторанам. Сандалерос действовал от имени компании Шарафи. Они
распорядились "Кагуру" странно - всех жителей эвакуировали, но никакой
информации о вывозе животных не поступало. Предположительно, они доставили
туда собственных людей для ухода за животными, но я не смог разыскать ни
одной официальной записи. А теперь они отзывают всех своих людей с Земли и
незаметно отправляют в Убежище. Но все возвращаются обратно.
- Что все это значит?
- Не знаю. - Кевин положил голыш. - Я думал, ты догадаешься, потому что
знала Дженнифер лучше, чем кто-либо из нас.
- Кев, я никого по-настоящему не знала в своей жизни, - вырвалось у
Лейши.
Дру въехал в патио на своей каталке. Глаза у него покраснели.
- Лейша, ты нужна Стелле.
Мысли теснились в голове: Убежище, смерть Алисы, грабительские законы
конгресса, инвестиции Дру, ее иррациональный страх перед искусством Дру...
По-видимому, у нее уже не хватало энергии, чтобы, как в молодости,
оставаться разумной. Невозможно думать о стольких вещах одновременно.
Требовался другой способ мышления. _Папа, почему ты не ввел это в
генемоды. Лучший способ интеграции мышления_.
Лейша натянуто улыбнулась. Бедный папа. Это даже забавно -
перекладывать на него собственные неудачи. Спустя восемьдесят лет,
возможно, это ее очень повеселит. Нужно только, чтобы достаточно скопилось
этой пыли времен.
"Пепел - к пеплу, прах - к праху..."
Именно Джордан нашел эти прекрасные, полные боли, сентиментальные
слова. Дру никогда раньше не слышал поминальной молитвы и не вполне
понимал значение этих архаичных фраз, но, глядя на лица стоявших вокруг
могилы Алисы Кэмден-Ватроуз, он был уверен, что их выбрал Джордан. Для
Алисы этого было бы достаточно.
Очертания тихо скользили в его сознании.
"Ибо он знает состав наш, помнит, что мы - персть. Дни человека, как
трава: как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его,
и место его уже не узнает его".
Это прочел Эрик - внук Алисы, старый враг Дру. Дру смотрел на
красивого, серьезного мужчину, и контуры стали глубже, заскользили
быстрее. Нет, не очертания, на этот раз ему захотелось найти слово для
Эрика, Неспящего, рожденного быть талантливым и властвовать. Дру хотел
найти слово для Ричарда, стоявшего с опущенными глазами рядом со своей
женой - Спящей и маленьким мальчиком, притворяясь, что он такой же, как
они. Слово для Джордана, сына Алисы, всю жизнь разрывавшегося надвое между
своей матерью-Спящей и блестящей теткой-Неспящей, защищенного только
собственной порядочностью. Слово для Лейши, которая любила Спящих гораздо
сильнее, чем кого-либо из себе подобных. Своего отца. Алису. Дру.
Теперь из какой-то другой старой книги читал Джордан: "Сон после тяжких
трудов, порт после бурного моря, покой после войны, смерть после жизни..."
Лейша подняла взгляд от гроба. Лицо было решительным, неуступчивым.
Свет пустыни омыл ее щеки, бледные упругие губы. Она посмотрела на камни,
отполированные ветром, на могиле Алисы: БЕКЕР ЭДВАРД ВАТРОУЗ и СЬЮЗАН
КАТРИН МЕЛЛИНГ, а потом прямо перед собой, в никуда. В воздух. И хотя они
не обменялись ни единым взглядом, Дру внезапно понял, что он никогда не
ляжет с ней в постель. Она никогда не полюбит его как мужчину. Лейша
такая, как есть. Она не меняет принципов. Как и большинство людей. Она не
становится гибче. Дру не мог дать определения. Но у всех Неспящих была эта
несгибаемость, и поэтому Лейша никогда не ответит ему взаимностью.
Его захлестнула такая сильная волна боли, что на мгновение гроб Алисы
исчез из поля зрения. Алисина любовь позволила Дру вырасти таким, каким
никогда бы не позволила любовь Лейши. Зрение вернулось, и он позволил боли
свободно течь, пока она не стала еще одним очертанием, изорванным и
неровным, большим, чем сама мука, большим, чем он сам. И поэтому ее можно
было выдержать.
Он никогда не получит Лейшу.
Значит, остается Убежище.
Дру огляделся. Стелла спрятала лицо на груди мужа. Алисия приобняла
своих маленьких дочерей. Ричард не подымал головы. Лейша стояла одна. В
беспощадном свете пустыни Дру видел гладкие веки, твердо сжатые губы.
Дру озарило. Слово, за которым он охотился. Слово, которое подходило
всем Неспящим, - жалость.
Мири в ярости склонилась над терминалом. И дисплей, и приборы
показывали одно и то же. Эта синтетическая нейрохимическая модель работала
хуже, чем предыдущая. Лабораторные крысы нерешительно стояли в сканерах
мозга. Самая маленькая сдалась: она легла и уснула.
- П-п-потрясающе, - пробормотала Мири. Почему она решила, что ей
следует заниматься биохимическими исследованиями? Супербездарность.
Цепочки из генетического кода, фенотипов, энзимов, рецепторов
образовывались и распадались в голове. Пустая трата времени. Она швырнула
калиброванный прибор через всю лабораторию.
- Мири!
Красивое лицо Джоан Лукас исказила гримаса боли. Они не разговаривали
уже много лет.
- Ч-ч-что с-с-случилось, Д-д-джоан?
- Тони! Пойдем сейчас же. Он... - Кровь отхлынула от лица Мири.
- Ч-ч-что?!
- Он упал с Игровой.
С Игровой. С оси комплекса... нет, это невозможно, Игровая герметична,
и после падения с такой высоты ничего бы не осталось...
- Упал с наружного лифта. Ты же знаешь, как мальчишки подзадоривают
друг друга, кто проедет на фермах конструкции, а потом нырнет в ремонтный
люк...
Тони никогда об этом не рассказывал.
- Пойдем! - закричала Джоан. - Он еще жив!
Бригада медиков уже занималась его раздробленными ногами и сломанным
плечом, прежде чем переправить в госпиталь. Глаза Тони были закрыты;
полголовы залито кровью.
Мири быстро добралась до больницы в скиммере "скорой помощи". Она
сидела с невидящим взглядом и подняла голову только тогда, когда пришла
мать.
- Где он? - крикнула Гермиона, и Мири подумала, посмотрит ли хоть
теперь мать в лицо своему старшему сыну. Теперь, когда все исчезло.
Улыбка. Выражение глаз. Голос, с трудом выталкивающий слова.
Сканирование мозга показало обширные повреждения. Но сознание каким-то
чудом сохранилось. Наркотики приглушили боль, одновременно уничтожив
индивидуальность. Однако Мири чувствовала, что он все еще где-то здесь.
Она сидела рядом с ним, не выпуская безвольную руку, ни с кем не
разговаривая.
Наконец врач придвинул к ней стул и коснулся плеча девушки.
- Миранда...
Веки Тони затрепетали чуть сильнее, чем раньше...
- Миранда, выслушай меня. - Он мягко приподнял ее подбородок. - Нервная
система не сможет регенерировать. Мы никогда еще не сталкивались с такими
повреждениями.
- Д-д-даже у Т-т-табиты С-с-селенски? - горько спросила она.
- Другой случай. Результаты сканирования Тони по методу Мэллори
показывают большую аберрацию мозговой активности. Твой брат жив, но у него
обширная, невосстановимая травма основания головного мозга. Миранда, ты
знаешь, что это значит. У меня с собой данные, чтобы ты...
- Я н-н-не х-х-хочу их в-в-видеть!
- Нет, - возразил врач, - хочешь. Шарафи, поговорите с ней.
Над Мири склонился отец. Только сейчас она осознала его присутствие.
- Мири...
- Н-н-не д-д-делайте этого! Н-н-нет, п-п-папа! Т-т-только н-н-не
Т-т-тони!
Рики Келлер не стал притворяться, что не понял. Не стал притворяться
сильным. Рики взглянул на разбившегося сына, потом на Мири и медленно,
сгорбившись, вышел из комнаты.
- Убирайтесь в-в-вон! - крикнула Мири врачу, сестрам, матери, которая
стояла у двери. Все вышли, оставив ее с Тони.
- Н-н-нет, - прошептала она брату и судорожно сжала его руку. - Я
н-н-н-не... - Мысли возникали в виде узких прямых линий страха.
"Не позволю. Я буду бороться за тебя. Я такая же сильная, как они, но
гораздо умнее. Они не помешают мне защитить тебя; никто не в силах меня
остановить..."
В дверях появилась Дженнифер Шарафи:
- Миранда...
Мири медленно обошла кровать и встала между бабушкой и Тони. Она не
сводила глаз с Дженнифер.
- Миранда, он страдает.
- Ж-ж-жизнь - это с-с-страдание. - Мири не узнала собственного голоса.
- С-с-суровая н-н-необходимость. Т-т-ты м-м-меня т-т-так учила.
- Он не выздоровеет.
- Т-т-ты этого н-н-не з-з-знаешь! Еще р-р-рано!
- Мы уверены. - Дженнифер быстро двинулась вперед. - Я переживаю не
меньше твоего! Он мой внук! И к тому же Супер, один из драгоценных и
немногих, которые несколько десятилетий спустя понадобятся нам больше
всего, когда ресурсы придется изобретать собственные, чтобы покинуть эту
солнечную систему и создать где-нибудь колонию, которая наконец-то
обеспечит нам безопасность. Нам нужен каждый из вас!
- Если т-т-ты убьешь Т-т-т-т... - Самые важные слова в жизни она _не
могла выговорить_...
С болью в голосе Дженнифер сказала:
- Слабые не имеют права претендовать на труд сильных и продуктивных.
Видеть в слабости большую ценность, чем в работоспособности, аморально.
Мири бросилась на бабушку. Ногти согнутых пальцев превратились в когти,
она изо всех сил ударила Дженнифер коленом, рухнула сверху и попыталась
сомкнуть дрожащие, трясущиеся руки на шее Дженнифер. Ее оттащили от
бабушки. Мири сопротивлялась и кричала, стараясь разбудить Тони...
Все провалилось в темноту.
Мири три дня вводили наркотики. Очнувшись, она увидела, что возле нее
сидит отец, безвольно свесив руки между коленями. Он сказал, что Тони умер
от травм. Мири молча отвернулась к стене.
Она заперлась в лаборатории и два дня голодала. Взрослые даже не
пытались преодолеть защиту входного замка, созданную Тони.
Один раз мать попыталась вызвать ее по интеркому. Мири выключила экран,
и больше мать не предпринимала попыток. Отец сдался позже. Мири слушала
его с каменным лицом, включив одностороннюю связь. Бабушка затаилась.
Она сидела на полу в лаборатории, обхватив колени худыми, трясущимися
руками. Гнев бушевал в ней, периодически сметая все цепочки, все мысли,
заливая все потоками первобытной ярости. Для страха места не оставалось.
Единственная мысль пульсировала на грани с ее прежним "я": гипермоды
влияют на эмоции так же, как и на процессы в коре. Впрочем, это показалось
ей неинтересным. Ничто больше не заслуживало внимания, кроме смерти Тони.
Убийства Тони.
На третий день все экраны в лаборатории ожили - экстренный вызов
прорвался сквозь все системы защиты. Мири подняла глаза и сжала кулаки.
Взрослые оказались умнее, чем ей казалось.
- М-м-мири, - сказала Кристина Деметриос с экрана, - в-в-впусти
н-н-нас. П-п-пожалуйста. Я т-т-тоже его л-л-любила!
Мири подползла к двери и едва не потеряла сознание; она даже не
подозревала, что настолько ослабла. Обмен веществ гипертрофированного
организма нуждался в огромных количествах пищи.
Вошла Кристина с огромной миской соевых бобов. За ней Никос Деметриос,
Аллен Шеффилд, Сара Серелли, Джонатан Марковиц, Марк Мейер, Диана Кларк и
еще двадцать Суперов Убежища старше десяти лет. Они заполнили лабораторию,
трясясь и дергаясь, широкие лица были залиты слезами или искажены яростью.
От напряжения нервный тик стал еще сильнее.
Никос сказал:
- Они с-с-с-сделали это, п-п-п-потому ч-ч-что он б-б-был одним из
н-н-нас.
Мири медленно повернула голову и посмотрела на него.
- Т-т-т-тони б-б-б-б-б-б... - Никос рванулся к терминалу Мири и вызвал
свою программу, составленную Тони, и программу для кодирования ее в схемы
Мири. Он ввел ключевые слова, посмотрел на результат, снова внес
изменения. Кристи молча протянула Мири миску с бобами. Мири посмотрела
Кристи в лицо и съела ложку. Никос нажал клавишу. Мири принялась изучать
результат.
Суперы документально аргументировали свою уверенность в том, что случай
Тони резко отличался от случая Табиты. Результаты сканирования мозга
свидетельствовали лишь о неопределенной степени повреждений. Тони мог
сохранить, а мог и не сохранить прежние умственные способности; времени,
чтобы установить это, было слишком мало. Но в любом случае он, несомненно,
проводил бы какую-то часть дня во сне.
Однако на голоэкране появился не только эпикриз, взятый из больницы
Убежища так, что не осталось никаких следов вхождения в базу данных. Он
переплетался с цепочками концепций сообщества, мыслями о динамике развития
общества в длительной искусственной изоляции, о ксенофобии, об известных
Мири стычках Суперов с Нормами в школе, в лабораториях, в Игровой.
Математические уравнения психологической защиты были связаны с
историческими событиями на Земле. Ассимиляция. Преследование еретиков.
Классовая борьба. Крепостное право и рабство. Карл Маркс, Джон Нокс, лорд
Эктон.
Мири никогда не видела цепочки сложнее. Никосу потребовался на
обдумывание весь день после вскрытия Тони. Мири знала, что это самая
важная цепочка в ее жизни.
И все-таки чего-то - как всегда! - в ней недоставало.
Каждый элемент в комплексной молекуле цепочки Никоса подразумевал:
"Нормы думают, что мы, Суперы, относимся к сообществу, созданному ими для
собственных нужд. Они стали бы это отрицать, но тем не менее это факт".
Одиннадцатилетние дети, окружившие ее, не были детьми. С каждой новой
генемодой открывался потенциал для образования новых связей в мозгу;
расширялось использование тех структур, которые раньше проявлялись только
в моменты сильных стрессов или мощного озарения. Каждое новое поколение
все сильнее отличалось от взрослых Норм, которые их создали. Самые младшие
Суперы были детьми Нормальных сугубо в биологическом смысле.
Какие узы связывают ее, Мири, с Гермионой Уэлс Келлер, которая не может
даже заставить себя смотреть на дочь? С Ричардом Энтони Келлером,
порабощенным собственной матерью? С Дженнифер Фатимой Шарафи, убившей Тони
ради сообщества, которым она вертит по своему усмотрению?
Кристина мягко сказала:
- М-м-м-мири, ешь.
- Это не должно повториться, - произнес Никос.
- М-м-мы н-н-н-н... - Аллен в отчаянии передернул плечами. Речь всегда
давал...
