Сесил Скотт Форестер. Хорблауэр и "Атропа"
страница №3
...р повернул румпель влево и барка неохотно двинулась к берегу. Надоее развернуть - нет, при таком ветре и почти полном стоянии прилива лучше
подойти к пристани носом против течения реки. Хорнблауэр выровнял руль,
оценивая расстояние, и барка подошла к ступеням.
- Суши весла!
Слава Богу, они у причала! Вот и герольд в плаще и при регалиях, рядом
с ним флотский офицер, начальник эскорта.
- Сэр! - запротестовал герольд так страстно, как только дозволял ему
печальный вид. - Вы нарушили приказ. Вы...
- Заткнитесь! - заорал Хорнблауэр, потом флотскому офицеру: - Быстро
сносите гроб на берег.
Гроб снесли настолько быстро, насколько позволяла торжественность
обстановки. Хорнблауэр встал рядом с ним, склонив голову, шпагу держа эфесом
вверх. Он облегченно вздохнул, увидев из-под опущенных бровей, как барка,
освободившись от груза, заметно приподнялась над водой. Не поднимая головы,
он быстро выговорил:
- Мистер Хоррокс! Отведите барку вон к тому причалу. Быстро! Найдите
брезент, заделайте течь снаружи. Вычерпайте воду. Ну, давайте.
Барка отошла от ступеней. Хоррокс не преувеличивал, говоря, что вода
дошла до банок. Смайли, не дожидаясь приказа, подвел к ступеням барку
главного плакальщика, и Хорнблауэр, не забывая ступать медленно, отошел с
дороги. Один за другим высаживались сэр Питер Паркер с Блэквудом,
Корнваллис, Сент-Винсент. Сент-Винсент, на раздутых подагрой ногах,
ссутуленный, со склоненной головой, еле дождался, пока выйдет на ступени, и
сразу начал браниться, почти не разжимая губ.
- Какого дьявола, Хорнблауэр? - прошипел он. - Вы что, собственных
приказов не читали?
Хорнблауэр прошел с ним несколько шагов - ступая медленно и печально.
- Мы получили пробоину, сэр, простите, милорд, - сказал он, тоже почти
не разжимая губ. - Мы чуть не затонули. Надо было торопиться.
- Ха! - сказал Сент-Винсент. - Ладно, очень хорошо. Напишите рапорт.
- Спасибо, милорд, - ответил Хорнблауэр.
Он остановился и стоял, склонив голову, с перевернутой шпагой, пока
другие плакальщики проходили мимо него. Церемония шла не вполне по
намеченному, но она шла. Хорнблауэр пытался стоять, как статуя, хотя ни
одной статуе еще не приходилось стоять в мокрых до нитки штанах. Он едва не
вздрогнул, вспомнив про Марию. Если б он только знал! И снова чуть не
вздрогнул. Часы! Они все еще висели на гробе, который уже поставили на
катафалк. Ладно, сейчас никак до них не добраться. И никак не узнать про
Марию. В мокрых штанах стоять ему было холодно.
V
Часовой у входа в Адмиралтейство был смущен, но непреклонен.
- Простите, сэр, но приказано никого не пущать, будь он хошь адмирал,
сэр.
- Где дежурный унтер-офицер? - спросил Хорнблауэр. Унтер-офицер по
крайней мере согласился выслушать.
- У нас приказ, сэр, - тем не менее сказал он. - Никак не могу, поймите
меня, сэр.
Ни один флотский унтер-офицер не откажет по своей воле капитану, пусть
и с менее чем трехлетним стажем.
Хорнблауэр узнал лейтенанта, проходившего невдалеке.
- Брейсгедл! - окликнул он.
Брейсгедл тоже когда-то был мичманом на "Неустанном", и они с
Хорнблауэром пережили вместе немало отчаянных приключений. Теперь он носил
лейтенантский мундир с аксельбантами, означавшими его принадлежность к
штабу.
- Здравствуйте, сэр, - сказал он, подходя. Они обменялись рукопожатиями
и оглядели друг друга, как люди, встретившиеся после долгих лет, проведенных
на войне. Хорнблауэр рассказал про часы и спросил разрешения сходить за
ними. Брейсгедл сочувственно присвистнул.
- Плохо дело, - сказал он. - Если б не старик Джерви, я бы рискнул. Но
это его личный приказ. У меня нет ни малейшего желания до конца своих дней
просить милостыню на паперти.
Под "Джерви" Брейсгедл разумел адмирала лорда Сент-Винсента - тот
недавно снова стал первым лордом Адмиралтейства. Когда-то он был сэром
Джоном Джервисом, чья строгость наводила ужас на весь флот.
- Вы его флаг-адъютант? - спросил Хорнблауэр.
- Именно, - ответил Брейсгедл. - Бывают должности и полегче. Я лично
предпочел бы командовать пороховой баржей в аду. Впрочем, это от меня не
уйдет. Когда я отслужу срок своего рабства у Джервиса, мне предложат именно
эту должность.
- Значит, я должен распрощаться со своими часами, - сказал Хорнблауэр.
- Даже не поцеловавшись с ними на прощанье, - подхватил Брейсгедл. -
Зато в будущие годы, посещая склеп в соборе св. Павла, вы сможете взирать на
могилу героя с удовлетворением, зная, что часы ваши покоятся вместе с ним.
Это окончательно вывело Хорнблауэра из себя.
- Ваш юмор часто неуместен, мистер Брейсгедл, - сказал он. - Вы,
по-видимому, забыли, что между нами существует разница в чине, обязывающая
вас, как младшего по званию, к большей почтительности.
Не успел Хорнблауэр договорить, как уже пожалел о сказанном. Он любил
Брейсгедла, их по-прежнему связывали воспоминания о пережитых опасностях и о
том, как весело балагурили они мичманами. Да, по счастливой случайности он
обогнал Брейсгедла по службе. Тем более некрасиво пользоваться этим, чтобы
обидеть старого друга - а он несомненно его обидел - единственно, чтобы
сорвать на ком-нибудь свою злость.
Брейсгедл вытянулся во фрунт.
- Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Я забылся. Надеюсь, вы не сочтете
это за обиду, сэр.
Оба офицера некоторое время смотрели друг на друга, потом Брейсгедл
встал посвободнее.
- Я еще не сказал, как я сожалею о ваших часах, сэр, - сказал он. - Я
искренно вам сочувствую. Честное слово, сэр.
Хорнблауэр хотел было произнести что-нибудь примиряющее, когда за
спиной Брейсгедла выросла еще одна фигура - массивная, нескладная, в
парадном мундире с золотым шитьем. Из-под густых белых бровей адмирал
Сент-Винсент смотрел на двух офицеров. Хорнблауэр козырнул, и Брейсгедл
догадался, что начальник - у него за спиной.
- О чем сожалеет этот молодой человек, а, Хорнблауэр? - спросил
Сент-Винсент.
Хорнблауэр вкратце объяснил, почти не спотыкаясь в этот раз на слове
"милорд".
- Я рад, что мистер Брейсгедл исполняет мой приказ, - сказал
Сент-Винсент. - Не то сюда мигом набились бы зеваки. Но вам, капитан
Хорнблауэр, я даю персональное разрешение войти.
- Спасибо, милорд. Премного благодарен.
Сент-Винсент заковылял было прочь, но остановился и осмотрел на
Хорнблауэра пристальнее, чем прежде. - Вас представляли Его Величеству,
молодой Хорнблауэр?
- Нет, сэр... милорд.
- А следовало бы. Каждый офицер должен засвидетельствовать почтение
своему королю. Я сам вас представлю.
Хорнблауэр подумал о жене, о новорожденном, о корабле Детфорде. Подумал
про мокрый мундир, который придется отутюжить до неимоверной гладкости,
прежде чем в нем можно будет показаться при дворе. Подумал о богатых,
знатных и могущественных завсегдатаях королевских приемов, и понял, что
окажется там не к месту, будет все время сознавать это и потому мучиться.
Можно найти предлог и отказаться. Но... но это новое приключение.
Препятствия, о которых он только что думал, бросали ему вызов, уклониться от
которого не позволяло самолюбие.
- Спасибо, милорд, - сказал он, судорожно ища в памяти подходящие
слова. - Большая честь для меня. Буду премного вам обязан.
- Ладно, договорились. Завтра у нас понедельник? Приемы по средам. Я
отвезу вас в своем экипаже. Будьте здесь в девять.
- Есть, сэр... милорд.
- Проводите мистера Хорнблауэра внутрь, мистер Брейсгедл, - сказал
Сент-Винсент и заковылял прочь.
Брейсгедл провел Хорнблауэра в Адмиралтейство. Часы по-прежнему висели
на гробе, там, куда он их повесил. Он с облегчением отцепил их и пошел
обратно. У входа он остановился и протянул Брейсгедлу руку. Пока длилось
рукопожатие, Брейсгедл смотрел на него, как бы что-то обдумывая.
- Значит до двух склянок дополуденной вахты послезавтра, сэр, - сказал
он, с легким ударением на слове "дополуденной".
- Да, тогда и увидимся, - сказал Хорнблауэр. Он пошел к ступеням
Уайтхолла, думая о более неотложных делах. Но, начав по привычке продумывать
планы на ближайшие два дня, он вспомнил это слово - "дополуденной".
Брейсгедл избавил Хорнблауэра от одного лишнего беспокойства - не позднее
завтрашнего утра тот начал бы мучиться сомнениями, на утро или на вечер
назначил ему Сент-Винсент.
Отлив уже шел: по обе стороны реки виднелись темные полосы грязи. Возле
Ламбетской пристани стояла погребальная барка, Хоррокс и его матросы
протаскивали под днище брезент. Остальные суденышки, принимавшие участие
процессии, были разбросаны повсюду. Хорнблауэр с радостью увидел у ступеней
свою гичку. Он шагнул в нее, взял рупор и приступил к следующему делу -
распустить суда в соответствии с приказами, которые сам вчера и составил.
По-прежнему дул порывистый ветер, но, поскольку шел отлив, сильных волн не
было. Единственную новую сложность создавали многочисленные лодочки,
заполнившие реку - это любопытные торопились поближе рассмотреть
церемониальные барки.
Олдермены и представители городских компаний, герольдмейстеры и
адмиралы давно разошлись по домам обедать, и январские сумерки начали
сгущаться, прежде чем Хорнблауэр отпустил в Гринвиче последних подопечных и
приказал грести к Детфордскому пирсу. Усталый, голодный и замерзший добрался
он до "Георга". Этот день казался бы ему целой неделей, если б он не помнил,
что только сегодня утром расстался с Марией, у которой начинались родовые
схватки.
Первым, кого он встретил в "Георге", был хозяин. Хорнблауэр прежде
видел его мельком раз или два - он был совершенно незаметен в доме, где всем
заправляла хозяйка.
- Как моя жена? - спросил Хорнблауэр. Хозяин моргнул.
- Не знаю, сэр, - сказал он. Хорнблауэр нетерпеливо повернулся прочь и
взбежал по лестнице. Взявшись за ручку двери, он замер. Сердце его отчаянно
колотилось. Потом он услышал внутри голоса и открыл дверь. Мария лежала,
откинувшись на подушки, повитуха что-то делала у окна. Свеча слабо озаряла
лицо Марии.
- Горри! - воскликнула Мария. В голосе ее звучало радостное изумление.
Хорнблауэр взял ее за руку.
- Все в порядке, дорогая? - спросил он.
- Да, - ответила Мария.
Она подставила губы и тут же - не успел он ее поцеловать - повела
глазами к плетеной корзине, помещавшейся на столике у кровати.
- Девочка, милый, - сказала она, - наша девочка.
- И прелестная, притом, крошка, - добавила повитуха. Хорнблауэр обошел
кровать и заглянул в корзину. Он увидел крошечную фигурку в одеяле - он
совсем забыл, до чего же малы новорожденные - и красное сморщенное личико,
карикатуру на человеческое лицо. Он внимательно всмотрелся в это личико.
Крохотные губки раскрылись и испустили слабый писк - в сравнении с ним крики
маленього Горацио, которые Хорнблауэр прекрасно помнил, показался бы
басистым ревом.
- Она красавица, - галантно сказал Хорнблауэр. Писк не смолкал, и над
краем корзины появились крохотные сжатые кулачки.
- Наша маленькая Мария, - сказала жена. - Я уверена, волосики у нее
будут виться.
- Ну, ну, - сердито вмешалась повитуха. Это относилось не к смелому
предсказанию, а к тому, что Мария, желая взглянуть на ребенка, начала
приподниматься на локте.
- Если она вырастет такой, как ее мать, - сказал Хорнблауэр, - то
станет лучшей из всех дочерей. Мария улыбнулась ему и опустилась на подушки.
- Маленький Горацио внизу, - сказала она. - Он видел свою сестренку.
- И как она ему понравилась?
- Он заплакал, когда заплакала она, - ответила Мария.
- Пойду посмотрю, как он, - предложил Хорнблауэр.
- Сходи, пожалуйста, - сказала Мария, однако удержала его рукой. Он,
наклонившись, поцеловал ее в тыльную сторону ладони.
- Я безмерно счастлив, что у тебя все хорошо, дорогая, - сказал
Хорнблауэр, уходя.
Он спустился в гостиную и стоял, не зная куда идти. Из кухни высунулась
хозяйка.
- Маленький джентльмен здесь, сэр, - сказала она. - Заходите,
пожалуйста.
Маленький Горацио сидел на высоком стуле. При виде отца он расцвел -
ничего более лестного Хорнблауэр в жизни не испытывал - и запрыгал на стуле,
размахивая зажатой в кулаке коркой.
- Ах ты! Как заулыбался, что папочка пришел! - сказала хозяйка и
заколебалась, прежде чем предложить почти немыслимое: - Ему скоро ложиться,
сэр. Хотите пока поиграть с ним, сэр?
- Да, - сказал Хорнблауэр.
- Ну, малыш! - воскликнула хозяйка. - Папочка сейчас с тобой поиграет.
Пошли на ручки. Маленькая гостиная сейчас свободна, сэр. Сюда, сэр. Эмили,
принеси капитану свечу.
Очутившись на полу, маленький Горацио задумался, выбирая, какой способ
передвижения более пристал почти годовалому человеку. На четвереньках,
конечно, быстрее. С другой стороны, держась за ножку стула, можно встать.
Это он наконец и выбрал, и улыбка, осветившая его лицо, показывала, какое
удовольствие ему доставил этот процесс. С неимоверным трудом он повернулся
спиной к стулу, выпустил ножку и шагнул к отцу. Закончив шажок, он закачался
на широко расставленных ногах, и шагнул снова. До сих пор ему редко
удавалось сделать шаг, не шлепнувшись на пол. Этот слог, которые он все
время повторяет - похоже на "па" - неужели он пытается сказать "папа"?
Это снова было счастье, мимолетное, неуловимое - смотреть, как
маленький сын с лучистой улыбкой идет к тебе неуверенными шажками.
- Иди к папе, - сказал Хорнблауэр, протягивая руки. Улыбка сменилась
хитрой гримаской, и на четвереньках маленький Горацио галопом понесся по
комнате. Хорнблауэр побежал за ним, подхватил, поднял в воздух. Малыш
зашелся от смеха. Простое, чудесное удовольствие - и тут Хорнблауэр, держа
брыкающегося ребенка на вытянутых руках, вспомнил, как висел на вантах
"Неустанного", когда упала бизань-мачта, а он был на марсе. Его сын тоже
узнает опасность и... и страх - позже, когда вырастет. Нет, пусть эта мысль
не омрачает теперешнее счастье. Хорнблауэр опустил ребенка на пол, потом
снова поднял на вытянутых руках - успех, судя по счастливому хохоту, был
сногсшибательный.
Постучавшись, вошла хозяйка.
- Какие мы большие! - сказала она. Хорнблауэр постарался не смутиться,
что его поймали за тем, как он явно наслаждается игрой с собственным
ребенком.
- Не знаю, что на меня нашло, - сказала хозяйка. - Совсем позабыла
спросить, хотите ли вы ужинать.
- Ужинать? - повторил Хорнблауэр. Последний раз он ел в Гринвиче.
- Яичницу с ветчиной? - спросила хозяйка. - Вареного мяса?
- И того, и другого, пожалуйста, - ответил Хорнблауэр.
- Я мигом, - сказала хозяйка. - Позанимайтесь пока с молодым
джентльменом.
- Я должен подняться к миссис Хорнблауэр.
- Еще десять минут она без вас проживет, - весело сказала хозяйка.
Яичница с ветчиной божественно благоухала. Эмили понесла маленького
Горацио в постель, Хорнблауэр с аппетитом принялся за еду. Яичница, потом
холодное мясо с маринованным луком и кружка пива. Еще одно простое
удовольствие - наесться вволю и даже немного больше. Обычно он строго следил
за собой, к обжорству же относился с презрением, и потому мысль, что он ест
слишком много, придавала еде особый аромат. Успешно выполнив сегодня свой
долг, он, что редко с ним случалось, мог не волноваться завтрашнем дне, даже
зная, что послезавтра идти на прием королю. С Марией все в порядке, и теперь
у него есть дочь - дочь, которая станет такой же прелестной, как и сын. Тут
он чихнул три раза подряд.
VI
- Ступени Уайтхолла, - сказал Хорнблауэр, садясь в гичку у Детфордского
пирса.
Хорошо, когда есть своя гичка - матросы гребут быстрее лодочников и к
тому же им не надо платить.
- Весла на воду! - крикнул рулевой.
Конечно, шел дождь, и по-прежнему дул западный ветер. Ливень стучал по
воде, молотил по дождевикам несчастных матросов и громко барабанил по
зюйдвестке, которую Хорнблауэр надел, предусмотрительно спрятав треуголку
под плащ. Он постоянно шмыгал носом - такого насморка у него не было еще
никогда. Хорошо бы высморкаться, но для этого надо лезть под плащ за носовым
платком, что нежелательно. Сидя в плаще, как в палатке, накрытый сверху
зюйдвесткой, Хорнблауэр мог надеяться, что, если не будет шевелиться,
доберется до Уайтхолла сухим. Он продолжал шмыгать.
Вверх по реке, сквозь дождь. Под Лондонский мост, вдоль изгибов реки,
которые Хорнблауэр так хорошо изучил за последние дни. Дрожа, он съежился
под плащом. Он точно знал, что ни разу в жизни ему не было так плохо. Надо
было лежать в постели, прикладывать к пяткам нагретые кирпичи и пить горячий
разведенный ром. Однако нельзя сослаться на болезнь, когда Первый лорд
Адмиралтейства собирается представить тебя ко двору, даже если бьет озноб и
ноги как ватные.
Ступени были скользкими после прилива, и Хорнблауэр, поднимаясь по ним,
едва держался на ногах. На верхней ступеньке он свернул и сунул в карман
зюйдвестку, надел треуголку и, пригнувшись, заспешил под дождем к
Адмиралтейству. Хотя до туда было всего сто пятьдесят ярдов, он успел
забрызгать чулки, а в треуголку налилась вода. Войдя, он с Удовольствием
погрелся у камина в капитанской комнате, пока не пришел Брейсгедл и не
сказал, что его сиятельство ждет.
Сент-Винсент стоял под портиком.
- Доброе утро, Хорнблауэр, - сказал он.
- Доброе утро, милорд.
- Затишья все равно не дождешься, - сказал Сент-Винсент, глядя на дождь
и прикидывая на глаз расстояние до экипажа. - Идемте.
Он мужественно заковылял вперед, Хорнблауэр и Брейсгедл за ним. Они
были без плащей - Хорнблауэр оставил свой в Адмиралтействе. Им пришлось
ждать, пока Сент-Винсент заберется в экипаж. Потом влез Хорнблауэр,
Брейсгедл втиснулся последним и сел на откидное переднее сиденье. Экипаж
загромыхал по мостовой, дрожание окованных железом колес сливалось с бившим
Хорнблауэра ознобом.
- Все это конечно глупости, ездить от Адмиралтейства до Сент-Джеймса в
экипаже, - ворчал Сент-Винсент, - я три мили проходил по шканцам на
"Орионе".
Хорнблауэр снова шмыгнул носом. Он не мог даже поздравить себя с тем,
что из-за вызванных болезнью мучений не испытывает обычного своего волнения
- он так отупел, что утратил способность к самоанализу.
- Вчера я прочел ваш рапорт, Хорнблауэр, - продолжал Сент-Винсент. -
Удовлетворительно.
- Спасибо, милорд. - Хорнблауэр собрал все свои силы. - Хорошо прошли
вчера похороны в соборе св. Павла?
- Неплохо.
Экипаж громыхал по дворцовой аллее.
- Приехали, - объявил Сент-Винсент. - Я думаю, обратно вы поедете со
мной, Хорнблауэр? Я не собираюсь задерживаться надолго. Девять часов утра, а
я не сделал и трети дневной работы.
- Спасибо, милорд.
Дверца экипажа открылась, Брейсгедл выскочил, чтоб помочь выбраться
адмиралу. У Хорнблауэра забилось сердце. Повсюду виднелись красные, синие и
золотые мундиры, пудреные парики. Один из париков - темные глаза его
обладателя резко контрастировали с белизной убора - отделился от прочих и
подошел к Сент-Винсенту. Мундир на обладателе парика был черный с серебром,
рукоять шпаги вспыхивала мириадами граней.
- Доброе утро, милорд.
- Доброе утро, Катрик. Это мой протеже, капитан Горацио Хорнблауэр.
Катрик окинул Хорнблауэра быстрым взглядом, схватывая все подробности -
сюртук, бриджи, чулки, шпагу - но лицо его не изменилось. Можно подумать,
ему не в диковинку проводить к королю потрепанных флотских офицеров.
- Я так понял, капитан, что его сиятельство вас представляет. Пройдите
вместе с ним в приемный покой.
Хорнблауэр кивнул. Он гадал про себя, какой смысл Сент-Винсент
вкладывает в слово "протеже". Шляпу Хорнблауэр держал в руке, и поспешно
сунул ее под мышку, следуя примеру остальных.
- Идите за мной, - сказал Сент-Винсент. Вверх по ступеням, внизу
караул, наверху еще один черный с золотом мундир, опять краткий обмен
фразами. Лакеи в пудреных париках толпились у дверей. Прибывающих объявлял
хорошо поставленный голос, сдержанный, но отчетливый.
- Адмирал досточтимый граф Сент-Винсент. Капитан Горацио Хорнблауэр.
Лейтенант Энтони Брейсгедл.
Приемный покой пестрел яркими красками. Здесь были представлены все
мыслимые мундиры. Пехотинцы в красном, легкие кавалеристы в мундирах всех
цветов радуги, обшитых тесьмой, галуном и мехом, в плащах, сабли едва не
волокутся по полу, тяжелые кавалеристы в высоких ботфортах, иностранцы в
белых и зеленых мундирах. Грузный Сент-Винсент плыл среди них, словно боевой
корабль среди яхт. Король сидел на стуле с низкой спинкой, похожем на трон,
в маленьком парике перевязанном сзади лентой, и до удивления походил на свои
портреты. За ними полукругом стояли люди в орденских лентах со звездами.
Ленты были синие, красные, зеленые, через левое плечо и через правое - это
кавалеры орденов Подвязки, Бани, св. Патрика - великие люди страны.
Сент-Винсент с трудом склонился в низком поклоне.
- Рад вас видеть, милорд, рад вас видеть, - сказал король. - С
понедельника не было ни минуты свободной. Рад, что все прошло хорошо.
- Спасибо, сэр. Позвольте представить вам офицера, отвечавшего за
водную процессию.
- Пожалуйста.
Король посмотрел на Хорнблауэра. Глаза у него были голубые, навыкате,
но добрые.
- Капитан Горацио Хорнблауэр, - сказал Сент-Винсент. Хорнблауэр
попытался изобразить поклон, какой ему десять лет назад показывал
французский учитель танцев - левая нога вперед, правая рука прижата к
сердцу. Он не знал, как низко надо кланяться и как долго оставаться в
согнутом положении. Наконец он выпрямился, чувствуя себя так, словно
вынырнул из-под воды.
- Какого корабля, сэр? Какого корабля? - спросил король.
- "Атропа", двадцать два, Ваше Величество.
Лежа без сна всю предыдущую ночь, Хорнблауэр продумывал, о чем его
могут спросить. Этот вопрос он предвидел и потому ответил почти без
колебаний.
- Где она сейчас?
- В Детфорде, Ваше Величество.
- Но вы скоро выходите в море?
- Э... - этого Хорнблауэр не знал, но за него ответил Сент-Винсент.
- Очень скоро, сир, - сказал он.
- Ясно, - протянул король, - ясно. Он поднял руку и, прежде чем
произнести следующую фразу, потер лоб, демонстрируя безмерную усталость.
- Мой внучатый племянник, - сказал он. - Князь Эрнест - я не говорил
вам о нем, милорд?
- Говорили, сир, - ответил Сент-Винсент.
- Как вы полагаете, капитан Хорнблауэр подойдет для того, что я
задумал?
- Да, сир. Вполне.
- Стаж меньше трех лет, - задумчиво сказал король, разглядывая эполет у
Хорнблауэра на плече. - Впрочем, ладно. Хармонд!
- Ваше Величество!
Из полукруга выскользнул человек с лентой и при звезде.
- Представьте капитана Хорнблауэра Его Княжеской Светлости.
- Да, Ваше Величество.
Голубые глаза короля ласково улыбались.
- Спасибо, капитан, - сказал король. - Исполняйте свой долг, как вы его
исполняли, и ваша совесть всегда будет чиста.
- Да, Ваше Величество, - сказал Хорнблауэр. Сент-Винсент снова
поклонился, поклонился и Хорнблауэр. Он знал, что не должен поворачиваться
спиной к королю - почти единственное, что он знал о придворном этикете. Это
оказалось не так уж трудно. Довольно много людей ожидали своей очереди
подойти к королю, и Хорнблауэр, вслед за Сент-Винсентом, бочком пробрался
мимо них.
- Сюда, пожалуйста, - сказал Хармонд, ведя их в дальний конец покоя. -
Подождите немного.
- С кем только не поведешься на королевской службе, - заметил
Сент-Винсент, пока они ждали. - Не думал, что это навьючат на вас,
Хорнблауэр.
- Я... я не совсем понял, - сказал Хорнблауэр.
- Этот князь...
- Сюда, пожалуйста, - сказал Хармонд, появляясь снова.
Он подвел их к терпеливо ожидавшему юноше - нет, даже мальчику - в
чужеземном зеленом с золотом мундире, с короткой шпагой на боку, в орденах -
несколько орденов висели на груди, два - на шее. За ним возвышался грузный
господин в таком же, но более скромном мундире, смуглый, с толстыми
отвисшими щеками. Сам мальчик был красив, его белокурые волосы ниспадали
локонами, глаза были честные, голубые, нос немного вздернутый. Грузный
господин выступил вперед, не подпуская их к мальчику. Хармонд посмотрел на
него в упор.
- Сначала их следует представить мне, - объявил грузный господин.
Говорил он басом, с немецким, как решил Хорнблауэр, акцентом.
- Почему это, сэр? - спросил Хармонд.
- По законам Зейц-Бунау лишь обер-гофмейстер вправе представлять
кого-либо Его Княжеской Светлости.
- И?
- А я, сэр, обер-гофмейстер. Как вам известно.
- Очень хорошо, сэр, - покорился Хармонд. - Имею честь представить:
адмирал досточтимый граф Сент-Винсент, капитан Горацио Хорнблауэр, лейтенант
Энтони Брейсгедл.
Хорнблауэр собирался уже поклониться, когда заметил краем глаза, что
Сент-Винсент по-прежнему стоит прямо.
- Кому имею честь быть представленным? - холодно спросил Сент-Винсент.
Похоже, он не жалует немцев.
- Доктор Эйзенбейс, - сказал Хармонд.
- Его Превосходительство барон фон Эйзенбейс, обер-гофмейстер и
штатс-секретарь Его Светлости князя Зейц-Бунаусского, - пояснил грузный
господин. - Очень рад познакомиться.
Он некоторое время выдерживал взгляд Сент-Винсента, потом поклонился.
Сент-Винсент поклонился не раньше, чем начал кланяться Эйзенбейс. Хорнблауэр
и Брейсгедл последовали его примеру. Все четверо выпрямились одновременно.
- А теперь, - сказал Эйзенбейс, - честь имею представить...
Он повернулся к князю и заговорил по-немецки, видимо, повторяя
сказанное, затем назвал имена. Маленький князь при каждом имени наклонял
голову, но Сент-Винсент склонился низко, почти как перед королем. Хорнблауэр
поступил так же. Потом князь заговорил по-немецки.
- Его Княжеская Светлость говорит, - переводил Эйзенбейс, - что
счастлив познакомиться с офицерами флота Его Величества, поскольку Его
Светлость желал бы вместе с ними воевать против французского тирана.
- Скажите Его Княжеской Светлости, - сказал Сент-Винсент, - что мы тоже
счастливы.
Эйзенбейс перевел, и князь каждому по очереди улыбнулся. Наступила
неловкая пауза. Все смотрели друг на друга. Наконец Эйзенбейс что-то сказал
князю и, получив ответ, повернулся к остальным.
- Его Княжеская Светлость, - объявил он, - говорит что больше не будет
вас задерживать.
- Хм, - буркнул Сент-Винсент, снова складываясь пополам. Остальные
сделали то же, и все отступили назад и вбок.
- Чертов выскочка! - проворчал Сент-Винсент себе под нос, потом
добавил. - По крайней мере, дело сделано. Можно уходить. Идите за мной.
Они вышли во двор. Лакей подозвал графский экипаж, они забрались
внутрь. Хорнблауэр ничего не соображал от насморка и пережитого волнения.
После странного инцидента, в котором он только что принимал участие, он
окончательно перестал понимать, что к чему.
- Итак, Хорнблауэр, это ваш мичман, - сказал Сент-Винсент. Голос его
так походил на грохот колес по мостовой, что Хорнблауэр не знал, правильно
ли он расслышал - тем более адмирал сказал что-то очень странное.
- Простите, милорд?
- Вы меня прекрасно слышали. Я сказал, что это ваш мичман - князь
Зейц-Бунаусский.
- Но кто он?
- Один из немецких князей. В прошлом году Бони, по дороге к Аустерлицу,
выгнал его из княжества. Страна кишит немецкими князьями, которых Бони
повыгонял из их княжеств. Но этот, как вы слышали, приходится королю
внучатым племянником.
- И он будет моим мичманом?
- Именно. В отличие от прочих, он молод и еще может чему-нибудь
научиться. По большей части они поступают в армию. В штаб. Бедный штаб. Но
теперь в моде флот - впервые с немецких войн. Видит Бог, мы выигрываем
битвы, а солдаты - нет. Так что всякие недоделанные аристократы, вместо
того, чтоб идти в драгуны, поступают теперь на флот. Его Величество сам
выбрал карьеру для своего племянника.
- Я понял, милорд.
- Ему это будет не вредно. "Атропа", конечно, не дворец.
- Я как раз подумал об этом, милорд. Мичманская каюта на "Атропе"...
- И все-таки туда вы его и поместите. Места на шлюпе мало. На линейном
корабле ему еще можно было бы выделить отдельную каюту, но на "Атропе" пусть
довольствуется, чем есть. Икры и дичи тоже не будет. Я пришлю на этот счет
приказы, конечно.
- Есть, милорд.
Заскрежетали тормоза. Экипаж остановился возле Адмиралтейства. Кто-то
открыл дверцу, и Сент-Винсент начал приподниматься с сиденья. Хорнблауэр
прошел с ним до портика.
- Желаю вам всего хорошего, Хорнблауэр, - сказал Сент-Винсент,
протягивая руку.
- До свиданья, милорд.
Сент-Винсент глянул на него из-под бровей.
- У флота есть две обязанности, Хорнблауэр, - сказал он. - В чем
состоит одна, мы все знаем - сражаться с французами.
- Да, милорд?
- О другой мы думаем реже. Мы обязаны оставить по себе флот не худший,
чем тот, в котором служили. Сейчас у вас стаж меньше трех лет, Хорнблауэр,
но со временем вы станете старше. Не успеете вы оглянуться, как окажется,
что у вас сорок три года стажа, как сейчас у меня. Поверьте, время идет
быстро. Возможно, тогда вы повезете ко двору другого молодого человека.
- Э... да, милорд.
- Если это с вами случится, Хорнблауэр, выбирайте тщательно. Человек
может ошибаться, но пусть он ошибается честно.
- Да, милорд.
- Это все.
Ничего не говоря, старик пошел прочь, оставив Хорнблауэра с Брейсгедлом
под портиком.
- Джерви расчувствовался, - сказал Брейсгедл.
- Похоже.
- Я думаю, он хотел сказать, что вы ему приглянулись, сэр.
- Но якорь с наветренной стороны он себе тоже оставил, - заметил
Хорнблауэр, вспоминая слова Сент-Винсента, что человек может ошибаться.
- Джерви никогда не прощает, сэр, - серьезно сказал Брейсгедл.
- Что ж... - Хорнблауэр пожал плечами. Служба на флоте приучила его к
фатализму. Не следует забивать себе голову неприятностями, которые только
могут произойти.
- Я заберу свой плащ, если позволите, - сказал он, - поблагодарю вас и
распрощаюсь.
- Может, выпьете чего-нибудь? Чашку чаю? Может хотите поесть, сэр?
- Нет, спасибо, мне пора.
Мария ждет в Детфорде, изнывая от желания услышать про двор и про
короля. Она страшно взволновалась, когда Хорнблауэр рассказал ей, куда
собирается. Мысль, что ее муж встретится лицом к лицу с помазанником Божиим,
поразила ее - пришлось повитухе предупредить, что от излишних волнений у нее
может сделаться горячка. А его не только представили королю. Король еще и
говорил с ним, обсуждал его дела. Мало того, определил к нему на корабль
мичманом настоящего князя - низложенного, правда, но зато своего внучатого
племянника, связанного с королевской семьей узами крови. Марию это приведет
в такой же восторг, как и то, что Хорнблауэра представили ко двору.
Она захочет узнать о приеме все, и кто на нем был (Хорнблауэр пожалел,
что не узнал никого из стоявших за троном), и кто был во что одет. На это
ответить будет легче, поскольку женщины на утренний прием не допускаются, а
мужчины по большей части были в мундирах. Рассказывать придется осторожно,
чтоб не задеть ее чувства. Сам Хорнблауэр сражался за свою страну, точнее
сказать - за идеалы свободы и приличий против беспринципного тирана по ту
сторону Ла-Манша. Банальный штамп "за короля и отечество" отнюдь не выражал
его чувств. Если он готов был положить жизнь за своего короля, это не имело
никакого отношения к доброму пучеглазому старичку, с которым он разговаривал
утром. Это означало, что он готов умереть за систему свободы и порядка,
которую этот старичок олицетворяет. Но для Марии король олицетворяет нечто
большее, чем свободу и порядок - он - помазанник Божий, и говорить о нем
надо не иначе как с благоговейным страхом. Повернуться к королю спиной было
бы для Хорнблауэра нарушением некоего соглашения, сплачивающего страну перед
лицом опасности, для Марии - почти святотатством. Надо следить за собой,
чтоб не отозваться о старичке легкомысленно.
И при этом, думал Хорнблауэр, пока гичка везла его мимо Тауэра, к его
службе во флоте Мария подобного пиетета не испытывает. Для нее это достойный
джентльмена род занятий, он дает ей общественное положение, иначе
недостижимое, способ прокормить ее обожаемого ребенка - детей, теперь, когда
родилась маленькая Мария. Но самопожертвование, честь, слава - эти категории
мало волновали Марию. Скорее всего она полагала их чисто мужскими выдумками,
изобретенными сильным полом для того, чтоб самоутверждаться над слабым, в то
время как женские уверенность в себе и сознание превосходства не нуждаются в
искусственных подпорках.
С удивлением Хорнблауэр обнаружил, что гичка приближается к "Атропе".
Ему следовало смотреть во все глаза: все ли там в порядке и достаточно ли
быстро вахтенный офицер приметил идущую по реке гичку. Теперь Хорнблауэр
едва успел ответить на приветствия лейтенанта Джонса. Вот Детфордский док,
за ним Провиантский Двор. Несколько человек перегоняли с баржи на причал
стадо свиней, предназначенных на убой и засолку.
- По сторонам не глазеть! - рявкнул рулевой. Видимо, кто-то из матросов
шепотом отпустил шуточку по поводу свиней. Трудно было поверить, что твердые
как камень куски вещества, извлекаемые из бочек с рассолом, ведут свое
происхождение от таких достойных, таких приличных животных. Хорнблауэр
полностью разделял чувства своих матросов.
Рулевой подвел гичку к Детфордскому пирсу, Хорнблауэр вышел на причал и
зашагал к "Георгу", где ждала его семья. Сейчас он сядет рядом с Марией и
расскажет ей о великолепии Сент-Джеймского дворца. Он подержит на руках
дочку, поиграет с сынишкой. Может быть, в последний раз - в любую минуту
могут придти приказы, и тогда он поведет "Атропу" в море. Битва, шторм,
кораблекрушение, болезнь - какова вероятность, что он никогда не вернется? А
если вернется, орущий младенец, которого он оставил, превратится в нарядную
маленькую барышню, играющую в куклы. Маленький Горацио начнет писать на
грифельной доске цифры и буквы, а то и склонять mensa или учить греческий
алфавит. А сам он? Он надеялся, что сможет честно сказать: "Я выполнял свой
долг", надеялся, что слабости, о которых он слишком хорошо знал, не помешают
ему достичь чего-нибудь, чем его дети смогли бы гордиться.
VII
Итак, это будет Средиземное море. Хорнблауэр сидел на парусиновом стуле
в каюте "Атропы", перечитывая приказы.
Сэр, Лорды члены Адмиралтейского совета поручили мне...
Он должен со всей возможной поспешностью подготовиться к плаванию и
проследовать в Гибралтар. Там его будут ожидать приказы вице-адмирала,
командующего Средиземноморским флотом. Если эти приказы задержатся,
Хорнблауэру надлежит узнать вероятное местоположение вице-адмирала, с той же
поспешностью его разыскать и поступить под его командование.
Это должен быть Катберт Коллингвуд [Колингвуд, Катберт, барон (1750 -
1810) флотоводец, друг Нельсона.] - лорд Коллингвуд, он стал пэром после
Трафальгара. Корабли, выигравшие битву - по крайней мере те из них, кто еще
держался на плаву - отправили в Средиземное море. Французский и испанский
флота разбиты, и власть британцев над Атлантикой укрепилась. Теперь флот
перенес свой вес в Средиземное море. Здесь он готов отразить любое нападение
Бонапарта, после Аустерлица завладевшего всей континентальной Европой.
Аустерлиц - Трафальгар. Французская армия - королевский флот. Одно
уравновешивало другое. В Европе не осталось преград для французских войск -
доколе есть хоть узкая полоска суши, по которой можно шагать. На море не
осталось преград для британских судов - доколе есть хоть узкая полоска воды,
по которой можно плыть. В Средиземном море с его полуостровами и заливами
военно-морские силы лучше всего могли противостоять сухопутным. Хорнблауэр
примет в этом участие. Секретарь адмиралтейского совета подписался "Ваш
покорный слуга", но прежде выразил уверенность, что "Атропа" готова к выходу
в море и отбудет незамедлительно по получении последних приказов и депеш.
Иными словами, Хорнблауэр и его корабль предупредили о состоянии минутной
готовности.
Хорнблауэр почувствовал, как по спине его побежали мурашки. Он
сомневался, что его корабль готов отбыть незамедлительно.
Он крикнул часовому:
- Позовите мистера Джонса!
И услышал, как крик его эхом подхватили в твиндеке. Через несколько
минут торопливо вошел мистер Джонс, и только тогда Хорнблауэр сообразил, что
не знает, какие приказы отдавать и о чем спрашивать. Он вынужден был, ничего
не говоря, смотреть на своего первого лейтенанта. Поглощенный своими
мыслями, он ничего не видел перед собой, но его пристальный взгляд смутил
несчастного Джонса. Тот нервно коснулся рукой лица. Хорнблауэр увидел
засохшую пену под левым ухом Джонса, потом заметил и кое-что еще: одна щека
у того была гладко выбрита, другая - покрыта густой черной щетиной.
- Простите, сэр, - сказал Джонс, - я брился, когда вы за мной послали,
и решил пойти сразу.
- Очень хорошо, мистер Джонс, - ответил Хорнблауэр. Вот и прекрасно,
что Джонсу пришлось оправдываться - сам он успеет за это время продумать
конкретные приказы, достойные хорошего офицера.
Под его пристальным взглядом Джонс вынужден был снова заговорить.
- Я вам нужен, сэр?
- Да, - сказал Хорнблауэр. - Мы получили приказы в Средиземное море.
- Вот как, сэр? - Замечания мистера Джонса не очень-то продвигали
разговор.
- Я попрошу вас доложить, как скоро мы сможем выйти в море.
- Э, сэр...
Джонс снова коснулся рукой лица - может быть, оно было такое длинное
из-за привычки тянуть себя за подбородок.
- Провиант и вода загружены?
- Видите ли, сэр...
- Вы хотите сказать, нет?
- Н-нет, сэр. Не совсем.
Хорнблауэр хотел было потребовать объяснений, но передумал.
- Сейчас я не буду спрашивать, почему. Чего не хватает?
- Ну, сэр... - Несчастный Джонс принялся перечислять. Не хватало
двадцати тонн воды. Сухари, ром, мясо.
- Вы хотите сказать, что, стоя на якоре напротив Провиантского двора,
вы не загружали припасы?
- Ну, сэр... - Джонс попытался объяснить, что не считал нужным делать
это каждый день. - У матросов было много работы, сэр, они занимались
починкой.
- Вахтенные расписания? Боевые расписания?
Хорнблауэр имел в виду списки, в которых указывались обязанности
матросов и их боевые посты.
- У нас не хватает двадцати марсовых, сэр, - жалобно сказал Джонс.
- Тем больше оснований выжимать все из тех, кто есть.
- Да, сэр, конечно, сэр. - Джонс лихорадочно искал оправданий. - Часть
говядины, сэр... она... ее нельзя есть.
- Хуже обычного?
- Да, сэр. Наверно, из какой-то старой партии. Совсем испорченная.
- В каком ярусе?
- Я спрошу у баталера?
- То есть вы не знаете?
- Нет, сэр, то есть да, сэр.
Хорнблауэр глубоко задумался, но глаз с Джонса не сводил, и несчастный
лейтенант никак не мог вернуть самообладание. На самом деле, Хорнблауэр
ругал себя. Вначале он был слишком занят похоронами Нельсона, потом с
головой ушел в семейные дела, но это не оправдание. Капитан корабля обязан
постоянно знать, в каком состоянии его судно. Он злился на себя сверх всякой
меры. Он почти не знает своих офицеров, даже по именам, он не знает, как
"Атропа" поведет себя в бою - и вместе с тем, не успеет он спуститься по
реке, как, возможно, вынужден будет сражаться.
- Как артиллерийские припасы? - спросил он. - Порох? Ядра? Пыжи?
Картузы?
- Мне послать за артиллеристом, сэр? - спросил Джонс. Принужденный
постоянно обнаруживать свою неосведомленность, он все больше впадал в
отчаяние.
- Пусть все соберутся немедленно, - сказал Хорнблауэр. - Баталер,
артиллерист, боцман, купор, штурманский помощник.
Это были начальники подразделений, подчиненные первому лейтенанту и
отвечающие перед капитаном за работу судна.
- Есть, сэр.
- Что там за шум? - спросил Хорнблауэр раздраженно. Уже несколько минут
на шканцах что-то происходило. Сквозь световой люк доносились неясные
голоса.
- Я пойду узнаю, сэр? - с жаром предложил Джонс, радуясь случаю на
время прервать разговор, но тут в дверь постучали.
- Сейчас нам скажут, - ответил Хорнблауэр. - Войдите! Дверь открыл
мичман Хоррокс.
- Мистер Стил свидетельствует вам свое почтение, сэр, сообщает, что на
борт прибыли джентльмены с адмиралтейским письмом для вас.
- Попросите их пройти сюда.
Какие-то новые сложности, решил про себя Хорнблауэр. Опять его
отвлекают как раз тогда, когда он по горло занят. Хоррокс пропустил в каюту
двоих. Один был маленький, другой крупный, оба в зеленом с золотом мундирах.
Последний раз Хорнблауэр видел их вчера в Сент-Джеймском дворце - немецкий
князек и его поводырь. Хорнблауэр встал. Эйзенбейс выступил вперед и
церемонно поклонился. Хорнблауэр коротко кивнул.
- Да, сэр.
Эйзенбейс торжественно вручил письмо. Хорнблауэр аккуратно вскрыл его и
прочел:
Сим предписывается Вам принять на свое судно Его Княжескую Светлость
Эрнеста, князя Зейц-Бунаусского, зачисленного во флот Его Величества
мичманом. Вам следует всемерно наставлять Его Княжескую Светлость в морских
науках, а также способствовать образованию Его Княжеской Светлости в
ожидании счастливого дня, когда он, по милости Божией, вновь утвердится в
наследственных владениях. Вы должны также принять на свое судно Его
Превосходительство барона Отто фон Эйзенбейса, Его Княжеской Светлости
гофмейстера и штатс-секретаря. Его Превосходительство в недавнем прошлом был
практикующим врачом, ныне же от Морского Министерства выдан ему патент
судового врача. Его Превосходительство будет служить на Вашем судне по
врачебной части, купно же исполнять обязанности гофмейстера при Его
Княжеской Светлости, насколько последнее флотской дисциплине и Своду Законов
Военного Времени противоречить не будет.
- Ясно, - сказал Хорнблауэр и посмотрел на странную парочку в
сверкающих мундирах. - Добро пожаловать, Ваша Cветлость.
Князь кивнул и улыбнулся, явно ничего не понимая. Хорнблауэр сел, и
Эйзенбейс сразу заговорил. Сильный немецкий акцент подчеркивал его
возмущение.
- Я заявляю протест, сэр, - сказал он.
- Ну? - В тоне Хорнблауэра явственно слышалось предупреждение.
- К Его Княжеской Светлости отнеслись без должного почтения. Когда мы
подошли к вашему судну, я послал лакея известить, чтоб Его Светлость
встретили королевскими почестями. В этом мне категорически отказали, сэр.
Человек на палубе - полагаю, офицер, - сказал, что не получил на этот счет
указаний. Он вообще не пускал нас на борт, пока я не показал ему это письмо.
- Совершенно верно. Он не получил указаний.
- Надеюсь, в таком случае, вы принесете извинения. Позвольте напомнить
вам так же, что вы сидите в присутствии царственной особы.
- Называйте меня "сэр", - рявкнул Хорнблауэр, - и обращайтесь ко мне,
как следует подчиненному.
Эйзенбейс от возмущения резко выпрямился и с громким треском ударился
головой о палубный бимс - это прервало поток его красноречия и дало
Хорнблауэру возможность продолжать.
- Как офицер королевской службы, вы должны носить королевский мундир.
Ваш дэннаж с вами?
Эйзенбейс еще не пришел в себя, чтобы отвечать, даже если и понял
вопрос, и Хоррокс ответил за него.
- Простите, сэр, он в шлюпке. Целая гора сундуков.
- Спасибо, мистер Хоррокс. Итак, доктор, насколько я понял, вы имеете
достаточную квалификацию, чтоб работать судовым врачом. Это так?
Эйзенбейс все еще пытался сохранить достоинство.
- Как к штатс-секретарю, ко мне следует обращаться "Ваше
Превосходительство", - сказал он.
- А как к судовому врачу, к вам будут обращаться "доктор". И это
последний раз, когда я смотрю сквозь пальцы на отсутствие слова "сэр". Итак.
Ваша специальность?
- Я врач... сэр.
Последнее слово он торопливо прибавил после того, как Хорнблауэр поднял
брови.
- Вы практиковали недавно?
- Два месяца назад... сэр. Я был лейб-медиком в Зейц-Бунау. Но теперь
я...
- Теперь вы врач на корабле Его Величества "Атропа", и бросьте ломать
комедию, что вы штатс-секретарь.
- Сэр!
- Помолчите, пожалуйста, доктор. Мистер Хоррокс!
- Сэр!
- Мои приветствия мистеру Стилу. Пусть поднимет на борт багаж этих двух
джентльменов. Пусть они немедленно выберут самое нужное, по рундуку на
каждого. Вы можете им посоветовать, что лучше взять. Все остальное через
десять минут должно быть отправлено назад с той же шлюпкой, которая их
доставила. Вам все ясно, мистер Хоррокс?
- Есть, сэр. Простите, но с багажом еще двое лакеев.
- Лакеев?
- Да, сэр, в таких же мундирах. - Хоррокс указал на немцев.
- Еще двое матросов. Внесите в списки и пошлите их на бак, флоту
постоянно нужны люди, и двое откормленных лакеев могут со временем стать
дельными матросами.
- Но, сэр... - начал Эйзенбейс.
- Говорите, когда к вам обращаются, доктор. Затем, мистер Хоррокс, вы
отведете князя в мичманскую каюту и устроите его там. Я вас представлю.
Мистер мичман Хоррокс... э, мистер мичман Князь.
Хоррокс машинально протянул руку, и князь так же машинально ее пожал.
Не заметно было, чтоб он как-то сразу изменился от прикосновения
человеческой плоти. Он робко улыбнулся, ничего не понимая.
- Также передайте мои приветствия штурманскому помощнику, мистер
Хоррокс. Попросите, пусть покажет доктору его койку.
- Есть, сэр.
- Итак, доктор, чтобы через полчаса вы оба были в королевских мундирах.
После этого вы приступите к своим обязанностям. К тому времени соберется
следственная комиссия, состоящая из первого лейтенанта, баталера и вас.
Задача комиссии - установить, пригодно ли для употребления в пищу содержимое
некоторых бочек с солониной. Вы будете секретарем комиссии и к полудню
представите мне письменный рапорт. Теперь идите с мистером Хорроксом.
Эйзенбейс заколебался под твердым взглядом Хорнблауэра, потом
повернулся и пошел к выходу, но у занавеса его возмущение вновь прорвалось
наружу:
- Я напишу премьер-министру, сэр... он узнает, как обошлись с союзником
Его Величества.
- Да, доктор. Если вы нарушите закон о мятеже, вас повесят на ноке рея.
Итак, мистер Джонс, мы говорили с вами о вахтенных и боевых расписаниях.
Хорнблауэр повернулся к Джонсу, собираясь вновь заняться делами, и тут
же испытал острое презрение к себе. Да, он напустил страху на глупого
немецкого доктора. Он радовался, что разобрался с пустяковой ситуацией,
которая тем не менее могла доставить определенные сложности. Но гордиться
тут нечем - за своими прямыми обязанностями он недоглядел. Он потратил зазря
уйму времени. В течение последних двух дней он дважды играл с сыном; он
сидел у кровати жены и держал на руках дочурку, когда ему надлежало быть на
судне и заниматься делами. Не извиняет его и то, что всем этим обязан был
заниматься Джонс - Хорнблауэр должен был Джонса проконтролировать. Флотскому
офицеру нельзя иметь жену и детей - он еще раз убедился в истинности этого
расхожего высказывания. До темноты оставалось еще восемь часов. Что-то
придется делать самому в частности, обратиться к суперинтенданту дока,
что-то можно будет поручить подчиненным. Что-то можно будет делать на одной
половине судна, оставляя другую свободной. Для чего-то понадобятся опытные
моряки, для чего-то сгодятся и неопытные. Некоторые работы нельзя будет
начать пока не закончатся другие. Если он не продумает все как следует,
кому-то из офицеров придется разрываться на части произойдет неразбериха,
задержки, глупые накладки. Но все удастся, если продумать как следует.
В каюту по очереди заходили баталер и артиллерист, боцман и купор.
Каждому Хорнблауэр поручил свои задачи, каждому выделил людей. Вскоре по
всему судну свистели дудки.
- Команду в барказ!
Вскоре барказ уже двигался по реке, наполненный пустыми бочками - надо
было загрузить недостающие двадцать тонн воды. Матросы побежали по вантам и
по реям, подгоняемые боцманом - надо было основать исковые тали и рей-тали
для погрузки.
- Мистер Джонс! Я оставляю судно. Подготовьте рапорт о солонине к моему
возвращению.
Хорнблауэр заметил, что на шканцах двое пытаются привлечь его внимание.
Это были доктор и князь. Он оглядел их обмундирование - мичманский сюртук с
нашитым белым воротничком на князе и простой сюртук на докторе.
- Годится, - сказал он. - Вас ждут ваши обязанности, доктор. Мистер
Хоррокс! Пусть сегодня князь держится рядом с вами. Спустите мою гичку.
Капитан-суперинтендант дока выслушал Хорнблауэра с безразличием,
приобретенным за долгие годы общения с вечно спешащими офицерами.
- Мои люди готовы прибыть за ядрами, сэр. Левая сторона свободна, и
пороховая баржа может подойти к ней. Стояние прилива и отлива через полчаса,
сэр. Если надо, я могу послать на баржу своих людей. Мне нужно всего четыре
тонны. Пороховая баржа на полчаса.
- Вы говорите, что готовы?
- Да, сэр.
Капитан-суперинтендант взглянул на "Атропу".
- Очень хорошо. Надеюсь, так оно и есть - это в ваших интересах,
капитан. Можете верповать баржу - предупреждаю, через час она должна быть на
своем месте.
- Спасибо, сэр.
- Обратно на "Атропу".
- На шпиль! Шкафутные! Парусные мастера! Санитар!
Недра корабля очистили от людей, чтоб поставить их на шпиль - для этого
сгодится любая пара рук. Барабан гремел, не смолкая.
- Погасить огни!
Кок и его помощники выбросили горевшие на камбузе уголья за борт и
неохотно двинулись к талям. Пороховая баржа подползла к "Атропе". У нее были
толстые, круто изогнутые борта и широкие люки, удобные для быстрой выгрузки
взрывчатых веществ. Четыре тонны пороха, восемь бочо...
