страница №1

Муса Джалиль. Избранное



Перевод с татарского

-------------------------------------------------------------
Составитель В. ГАНИЕВ. Вступительная статья ЮРИЯ КОРОЛЬКОВА
Издательство "ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА" Москва 1966 г.
OCR и проверка: Рахматулин Н.А.
-------------------------------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ


Юрий Корольков. По следам песен Мусы Джалиля

СТИХОТВОРЕНИЯ



1. Мои песни. Перевод С. Липкина

МОЛОДОСТЬ



2. Счастье ("Если б саблю я взял..."). Перевод В. Ганиева
3. Слово поэта свободы. Перевод В. Ганиева
4. "Нет, сильны мы — мы найдем дорогу..." Перевод В. Тушновой
5. От сердца. Перевод К. Арсеневой
6. Со съезда. Перевод А. Штейнберга
7. Наша любовь. Перевод В. Звягинцевой
8. Весна. Перевод Э. Багрицкого
9. Молодость. Перевод В. Звягинцевой
10. "Года, года...". Перевод К. Арсеневой
11. Зимние стихи. Перевод С. Липкина
12. Зайтуне. Перевод М. Петровых
13. Хадие. Перевод П. Антокольского
14. "Мы сквозь ресницы все еще смеемся..." Перевод М. Петровых
15. Одинокий костер. Перевод Р. Морана
16. Май. Перевод В. Звягинцевой
17. Родник. Перевод Я. Козловского
18. В минуту обиды. Перевод В. Звягинцевой
19. Когда она росла. Перевод Р. Морана
20. Я помню. Перевод В. Звягинцевой
21. Лес ("Путь идет через лес..."). Перевод В. Тушновой
22. "Жизнь твоя до конца отгремела...". Перевод В. Ганиева

ПИСЬМО ИЗ ОКОПА



23. Прощай, моя умница. Перевод В. Тушновой
24. Моей дочери Чулпан. Перевод П. Антокольского
25. Письмо из окопа. Перевод В. Державина
26. Мензелинские воспоминания. Перевод Я. Козловского
27. След. Перевод П. Антокольского
27. В Европе весна. Перевод В. Державина
28. Радость весны. Перевод В. Ганиева
29. Сон. Перевод В. Ганиева
30. Смерть девушки. Перевод Р. Морана

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ



31. Песня девушки. Перевод В. Ганиева
32. Платочек. Перевод В. Ганиева
33. Прости, родина! Перевод И. Френкеля
34. Воля. Перевод М. Львова
35. Лишь была бы волюшка. Перевод Т. Ян
36. Лес ("Уж гаснет день..."). Перевод Т. Ян
37. Красная ромашка. Перевод И. Френкеля
38. Соловей и родник (баллада). Перевод И. Френкеля
39. Пташка. Перевод В. Ганиева
40. Счастье ("Былые невзгоды..."). Перевод С. Липкина
41. Неотвязные мысли. Перевод И. Френкеля
42. Письмо (песня). Перевод А. Ахматовой
43. Поэт. Перевод А. Тарковского
44. Расставанье. Перевод Р. Морана
45. Лекарство. Перевод М. Лисянского
46. Меч. Перевод А. Тарковского
47. Звонок. Перевод Л. Пеньковского
48. Раб. Перевод М. Львова
49. Простуженная любовь. Перевод В. Ганиева
50. Волки. Перевод И. Френкеля
51. Одной девушке. Перевод В. Журавлева
52. Садовод. Перевод Т. Ян
53. Влюбленный и корова. Перевод В. Ганиева
54. Последняя песня. Перевод М. Сельвинского
55. Капризная любовница. Перевод В. Ганиева
56. Осужденный. Перевод Т. Ян
57. Сон в тюрьме. Перевод Р. Морана
58. Ты забудешь. Перевод М. Петровых
59. Тюремный страж. Перевод И. Френкеля
60. Клоп. Перевод И. Френкеля
61. Перед судом. Перевод В. Ганиева
62. Любимой. Перевод И. Френкеля
63. Могила цветка. Перевод С. Липкина
64. Часы. Перевод А. Ахматовой
65. Милая. Перевод Н. Гребнева
66. Беда. Перевод С. Маршака
67. Праздник матери. Перевод С. Липкина
68. Путь джигита. Перевод К. Арсеневой
69. Сталь. Перевод П. Антокольского
70. Дороги. Перевод И. Френкеля
71. Рубашка. Перевод И. Френкеля
72. Костяника. Перевод А. Ахматовой
73. Соленая рыба. Перевод Ю. Гордиенко
74. Последняя обида. Перевод И. Френкеля
75. После войны. Перевод И. Френкеля
76. Сержант. Перевод А. Шпирта
77. Помощь весне. Перевод В. Гончарова
78. Строитель. Перевод В. Бугаевского
79. К Двине. Перевод И. Френкеля
80. Молодая мать. Перевод В. Ганиева
81. Последнее воспоминание. Перевод В. Ганиева
82. Без ноги. Перевод И. Френкеля
83. Варварство. Перевод С. Липкина
84. После болезни. Перевод А. Ахматовой
85. Навстречу радости. Перевод С. Липкина
86. К смерти. Перевод Л. Пеньковского
87. Утешение. Перевод А. Тарковского
88. Другу. Перевод А. Шпирта
89. Горная река. Перевод В. Державина
90. Буря. Перевод А. Тарковского
91. Выздоровление. Перевод Л. Пеньковского
92. Цветы. Перевод С. Липкина
93. Двуличному. Перевод В. Ганиева
94. Угощение поэта. Перевод В. Ганиева
95. Соседи. Перевод Р. Морана
96. Случается порой. Перевод С. Маршака
97. Каменный мешок. Перевод А. Шпирта
98. Палачу. Перевод С. Липкина
99. Сила джигита. Перевод А. Шпирта
100. Не верь! Перевод И. Френкеля
101. Избранник. Перевод А. Тарковского
102. Мечта. Перевод А. Шпирта
103. "Придет, придет Москва!..". Перевод С. Липкина
104. "Юность, юность, сердце обжигая...". Перевод В. Ганиева
105. Любовь. Перевод Р. Морана
106. Мой подарок. Перевод Р. Галимова
107. Четыре цветка. Перевод А. Штейнберга
108. Рыбаки. Перевод А. Штейнберга
109. Раны. Перевод А. Тарковского
110. Снежная девушка. Перевод Р. Морана
111. Гроб. Перевод С. Липкина
112. Один совет. Перевод И. Френкеля
113. Дуб. Перевод И. Френкеля
114. Сон ребенка. Перевод И. Френкеля
115. Волшебный клубок. Перевод И. Френкеля
116. В стране Алман. Перевод И. Френкеля
117. О героизме. Перевод А. Шпирта
118. Новогодние пожелания. Перевод И. Френкеля



ПО СЛЕДАМ ПЕСЕН МУСЫ ДЖАЛИЛЯ



Песня меня научила свободе,
Песня борцом умереть мне велит.
Жизнь моя песней звенела в народе,
Смерть моя песней борьбы прозвучит.

26 ноября 1943 года.
Муса Джалиль

Мусе Джалилю было бы теперь шестьдесят лет... Для большого поэта — это
возраст глубоких размышлений, философского осмысления прожитой жизни, пора
неостывающего творческого горения... Да, Джалилю было бы сейчас шестьдесят,
но он погиб, когда ему не исполнилось и сорока. Поэт был расстрелян
нацистами в августе сорок четвертого года в зеебургском тире на глухой
окраине Берлина.
Джалиль не допел до конца своих песен, гитлеровцы оборвали его жизнь в
самом расцвете. Прошло более двадцати лет со дня окончания второй мировой
войны, но преступления фашизма до сих пор отдаются болью в человеческой
памяти. И до сих пор кровоточит сердце при мысли о безвременно ушедшем поэте
Мусе Джалиле.
Родился Муса Джалиль в 1906 году в семье Мустафы, сына Габдельджалила,
в деревне Мустафино бывшей Оренбургской губернии. С тринадцати лет стал
принимать активное участие в работе комсомола. Первое его стихотворение было
опубликовано в 1919 году в газете "Кызыл юлдуз" ("Красная звезда") — органе
большевиков Туркестанского фронта. Потом он учился на рабфаке в Казани,
работал в редакциях различных газет и журналов. В 1931 году окончил 1-й МГУ.
В коммунистическую партию Муса Джалиль вступил еще в 1929 году.
Джалиль был профессиональным писателем, до войны вышло двенадцать его
сборников.
Но вот началась Великая Отечественная война.
Жена поэта Амина-ханум так писала в предисловии к одному из первых
посмертных изданий стихов Джалиля:
"В июле 1941 года мой муж Муса Джалиль вступил в ряды Советской Армии.
Поначалу он был рядовым, затем окончил курсы политработников в Мензелинске и
был направлен на Волховский фронт...
С июля 1942 года от Мусы Джалиля перестали приходить письма. Долго
ждала я, и вот наконец пришло самое худшее известие: Джалиль без вести
пропал. Многие годы я не знала о его судьбе.
Убит в бою? Ранен? Находится у партизан? Или же попал в руки врага?
Однако я ни на минуту не теряла веры в него, веры в его благородство и
честь"
Героическая и трагедийная судьба поэта сложилась так, что ему не
суждено было "в отчизну попасть", как мечтал он в стихотворении "Дороги",
написанном в фашистском застенке. Но стихи Джалиля, уже после его смерти,
вернулись на родину, нашли дорогу к людским сердцам. Они рассказали нам о
высоком подвиге поэта, о накале его чувств, о его стойкости и неукротимой
воле к борьбе.
История стихов Мусы Джалиля, составивших так называемые "Моабитские
тетради", общеизвестна. Мы знаем, как друг поэта, бельгийский антифашист
Андре Тиммерманс, которому Муса, уходя на казнь, доверил самое дорогое --
свои стихи, доставил в советское консульство самодельный блокнот Джалиля.
Знаем, что солдат Терегулов, возвратившийся из плена, привез в Казань еще
один блокнот со стихотворениями Мусы Джалиля.
Но тюремные блокноты Джалиля были только собранием мужественных,
глубоко волнующих произведений поэта-патриота. О последних днях его жизни мы
поначалу ничего не знали.
Первую весть о поэте нам принесли советские солдаты, штурмовавшие
Берлин и захватившие тюрьму Моабит. Во дворе, среди разных бумаг, они нашли
вырванную из какой-то книги страницу, на которой было написано:
"Я, татарский поэт Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму за
политическую работу против фашистов и приговорен к смертной казни..."
Сама по себе эта записка уже служила свидетельством того, что поэт и в
плену не сложил оружия, остался верен своему воинскому долгу.
Затем на одном из блокнотов со стихами Джалиля обнаружили надпись,
сделанную его рукой:
"Другу, который умеет читать по-татарски и прочтет эту тетрадку. Это
написал известный татарскому народу поэт Муса Джалиль. Испытав все ужасы
фашистского концлагеря, не покорившись страху сорока смертей, был привезен в
Берлин. Здесь он был обвинен в участии в подпольной организации, в
распространении советской пропаганды... и заключен в тюрьму. Его присудят к
смертной казни. Он умрет. Но у него останется 115 стихов, написанных в
заточении. Он беспокоится за них... Если эта книжка попадет в твои руки,
аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги их и после войны сообщи в
Казань, выпусти в свет как стихи погибшего поэта татарского народа. Это мое
завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь".
Вот те немногие сведения, которыми мы располагали. Но у нас имелись
стихи — поэзия потрясающей человеческой силы и патриотической страстности.
В стихотворении "Волшебный клубок", написанном за несколько месяцев до
казни, Джалиль говорил:

Как волшебный клубок из сказки,
Песни — на всем моем пути...
Идите по следу до самой последней,
Коль захотите меня найти!

И тогда мы пошли по следам его песен, его стихов, чтобы найти в них
подробности героической жизни поэта, расшифровать последние страницы
биографии.

Что делать?
Отказался от слова,
От последнего слова друг-пистолет.
Враг мне сковал полумертвые руки,
Пыль занесла мой кровавый след...

Так писал Джалиль в июле 1942 года. Значит, Муса был тяжело ранен и
его, обессиленного, захватили враги. Действительно, именно в это время на
Волховском фронте шли неудачные для нас бои.
А потом были такие стихи:

Бараков цепи и песок сыпучий
Колючкой огорожены кругом.
Как будто мы жуки в навозной куче:
Здесь копошимся. Здесь мы и живем.

Это описан лагерь для военнопленных, в котором томился Джалиль, откуда
с надеждой глядел на далекий лес, где, он знал, скрываются партизаны.

Там на ночь, может быть, товарищ "Т"
Большое дело замышляет,
И чудится — я слышу в темноте,
Как храбрый саблю направляет.

В стихах высказываются затаенные мысли:

Только одна у меня надежда:
Будет август. Во мгле ночной
Гнев мой к врагу и любовь к отчизне
Выйдут из плена вместе со мной.

Теперь нам известно, что в августе рассчитывал Джалиль поднять
восстание в лагере. Осуществить это, к сожалению, не удалось.
Строка за строкой повествовали стихи Джалиля о его мечтах, о его делах,
о его борьбе в те годы, когда он считался "без вести пропавшим".
Сейчас коллективными усилиями разных людей, друзей Мусы, его товарищей
по перу и оружию удалось узнать многое из того, что до последнего времени
оставалось неразгаданной тайной. В поиск включились бельгиец Андре
Тиммерманс и товарищ поэта — татарский писатель Гази Кашшаф, московские
поэты Илья Френкель и Константин Симонов, столяр из Стерлитамака Талгат
Гимранов и архангельский учитель Михаил Иконников, итальянский служащий из
Мантуи Рениеро Ланфредини и немецкий литератор Леон Небенцаль. Принимал в
нем участие и автор этих строк. Мы идем уже не только по следам песен и
стихов Джалиля. Нашлись живые свидетели, встречавшиеся с Джалилем в плену,
работавшие с ним в подполье, обнаружены документы, восстанавливающие события
тех дней.
И, по мере того как золотыми крупинками, будто мозаику, приходилось
воссоздавать героическую биографию поэта, все больше раскрывалось перед нами
величие жизни, борьбы и творчества Мусы Джалиля. Он принадлежит нашему
поколению, и наш долг рассказать все, что мы знаем о нем сегодня.
Теперь мы можем довольно точно проследить путь Джалиля с того момента,
когда он, попав в окружение на Волховском фронте, казалось бы, надолго был
вычеркнут из списков активных борцов с фашизмом. Но на деле все произошло не
так. Муса был жив и, значит, не покорен.
Раненого поэта бросили в Холмский лагерь. Оттуда его перевели в
Демблин, потом в лагерь под Вустрау, а весной 1943 года Джалиль попал в
Радомский лагерь. Здесь он вошел в подпольную организацию советских
военнопленных.
Примерно за год до этого фашистское командование, обеспокоенное
тяжелыми потерями на Восточном фронте, начало искать дополнительные
источники для создания новых резервов. Было решено сформировать так
называемые "легионы" из пленных нерусских национальностей. В Берлине
существовал некий комитет "Идель-Урал", созданный татарскими
эмигрантами-националистами. Главари комитета пытались оказать влияние на
военнопленных, использовать их в своих целях. Советские патриоты проникли в
комитет, с тем чтобы иметь возможность сколачивать силы сопротивления в тылу
врага.
Муса Джалиль в плену числился как Гумеров. Товарищам, знавшим, что под
этой фамилией скрывается автор национальной татарской оперы "Алтын-чеч",
удалось перевести Джалиля из лагеря в комитет. Здесь ему поручили заниматься
"культурным обслуживанием" военнопленных. Но для Мусы это был только повод
связаться с людьми, вести агитационную работу, поддерживать боевой дух в
советских воинах, попавших в неволю. Главным оружием подпольщиков в то время
было слово, был гневный, зовущий к борьбе стих поэта.
Сначала Джалиля послали в Свинемюнде, где в лагере находилась большая
группа пленных татар и башкир. Там он установил первые связи. А затем Муса
отправился на самый опасный и ответственный участок подпольной работы — в
Едлино, где располагался штаб формирования национальных "легионов".
Деятельность подпольщиков скоро дала свои результаты. Первый же
батальон "легионеров", посланный на фронт, еще по дороге восстал и перешел к
партизанам. И это не единственный случай вооруженного сопротивления, которое
оказывали советские люди, силой загнанные в "легионы".
Гестаповцы долго охотились за подпольщиками. В ночь на двенадцатое
августа 1943 года гитлеровские солдаты окружили барак культвзвода и сделали
обыск. Были найдены листовки, только что присланные из Берлина. Джалиля и
его товарищей арестовали. Провал, начавшийся в лагере по доносу провокатора,
затронул и берлинскую часть организации. Подпольщики оказались в тюрьме. Но
не прекратившиеся восстания в батальонах, побеги из лагеря, листовки,
распространяемые в "легионах", — все это заставило фашистское командование
отказаться от затеи использовать пленных в войне с Советским Союзом.
Муса Джалиль писал в тюремной камере:

Не преклоню колен, палач, перед тобою,
Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей.
Придет мой час — умру. Но знай: умру я стоя,
Хотя ты голову отрубишь мне, злодей.

Тянулись долгие месяцы следствия, допросов, пыток. Но ничто не могло
сломить воли поэта и его сподвижников. Суд над группой Джалиля состоялся в
марте 1944 года. Однако почти полгода томились они еще в камерах смертников,
с часу на час ожидая казни. Все, кто видал их в эти дни в тюрьме, поражались
их стойкости и презрению к палачам.
Джалиль всем своим существом ненавидел фашизм. С горьким упреком писал
он о стране Алман — о гитлеровской Германии.

И это страна великого Маркса?!
Это бурного Шиллера дом?!
Это сюда меня под конвоем
Пригнал фашист и назвал рабом?!

И стенам не вздрогнуть от "Рот фронта"?
И стягу спартаковцев не зардеть?
Ты ударил меня, германский парень,
И еще раз ударил... За что? Ответь!

Но Муса Джалиль видел и другую Германию — родину Тельмана, Либкнехта и
Люксембург. Из каменного мешка Моабита поэт-интернационалист обращается к
своим друзьям-единомышленникам:

Солнцем Германию осветите!
Солнцу откройте в Германию путь!

Муса не дожил до тех дней, когда немецкому народу вернули Маркса и
Гейне, когда были распахнуты ворота фашистских тюрем. Но в красном флаге,
который взвился над поверженным Рейхстагом, была частица горячей крови Мусы
Джалиля, пламенного патриота, замечательного поэта, своей смертью
приблизившего нашу победу.
Джалиль ушел из жизни слишком рано, но все же он успел сказать многое
из того, что хотел сказать, что подсказывало ему его неукротимое сердце. Его
подвиг стал символом несгибаемой воли, страстной любви к своему народу. Имя
поэта известно теперь далеко за пределами нашей страны. Нет, не затерялись
его следы на дорогах большой войны. Он вернулся на родину. Мужество и талант
как бы переплелись, слились в едином стремлении отдать все народу, отчизне.
И не случайно Муса. Джалиль удостоен высокого звания Героя Советского Союза,
а творчество его отмечено Ленинской премией. Он живет в своих стихах, живет
в благодарной памяти современников.

Перед нами новая книга произведений Мусы Джалиля,..
Поэту было бы сейчас шестьдесят лет...

Юрий Корольков


СТИХОТВОРЕНИЯ




МОИ ПЕСНИ

Песни, в душе я взрастил ваши всходы,
Ныне в отчизне цветите в тепле.
Сколько дано вам огня и свободы,
Столько дано вам прожить па земле!

Вам я поверил свое вдохновенье,
Жаркие чувства и слез чистоту.
Если умретеумру я в забвенье,
Будете жить — с вами жизнь обрету.

В песне зажег я огонь, исполняя
Сердца приказ и народа приказ.
Друга лелеяла песня простая.
Песня врага побеждала не раз.

Низкие радости, мелкое счастье
Я отвергаю, над ними смеюсь.
Песня исполнена правды и страсти --
Тем, для чего я живу и борюсь.

Сердце с последним дыханием жизни
Выполнит твердую клятву свою:
Песни всегда посвящал я отчизне,
Ныне отчизне я жизнь отдаю.

Пел я, весеннюю свежесть почуя.
Пел я, вступая за родину в бой.
Вот и последнюю песню пишу я,
Видя топор палача над собой.

Песня меня научила свободе,
Песня борцом умереть мне велит.
Жизнь моя песней звенела в народе,
Смерть моя песней борьбы прозвучит.

26 ноября 1943 г.


МОЛОДОСТЬ



1919-1939




СЧACTЬЕ

Если б саблю я взял, если б ринулся с ней,
Красный фронт защищая, сметать богачей,
Если б место нашлось мне в шеренге друзей,
Если б саблей лихой я рубил палачей,
Если б враг отступил перед силой моей,
Если б шел я вперед все смелей и смелей,
Если б грудь обожгло мне горячим свинцом,
Если пуля засела бы в сердце моем,
Если б смерть, не давая подняться с земли,
Придавила меня кулаком, --
Я бы счастьем считал эту гибель в бою,
Славу смерти геройской я в песне пою.
Друг-рабочий, винтовку возьми — и в поход!
Жизнь отдай, если надо, за волю свою.

Октябрь 1919 г.


СЛОВО ПОЭТА СВОБОДЫ

Я восстал и вперед стал прокладывать путь,
Верю в силу свою, дышит радостью грудь.
Пусть немало преград на пути у меня,
Нет, не жалуюсь я, не хочу отдохнуть.
Лишь свобода и правда — мой главный оплот.
Разве можно теперь не стремиться вперед?
Разве можно народ не вести за собой,
Если виден вдали мне надежды восход?
Всех рабочих людей я считаю родней,
Лишь с сынами народа един я душой.
Это мой идеал, это высшая цель --
Быть с народом, вести его светлой тропой.
Жизнь моя для народа, все силы ему.
Я хочу, чтоб и песня служила ему.
За народ свой я голову, может, сложу --
Собираюсь служить до могилы ему.
Славлю дело народное песней своей,
Не пою небеса, жизнь земли мне милей.
Если темная ночь накрывает меня,
Не горюю: дождемся мы светлых лучей!
Может быть, я нескладно пою? Ну, и пусть!
Потому и пою, что врагов не боюсь...
Я в свободном краю, я с народом всегда.
Все вперед и вперед неуклонно стремлюсь.

Январь 1920 г.



*



Умрем, не будем рабами!
К. Маркс

Нет, сильны мы — мы найдем дорогу,
Нам ничто не преградит пути.
Нас, идущих к светлой цели, много,
Мы туда не можем не дойти!

Не страшась кровопролитной битвы,
Мы пойдем, как буря, напролом.
Пусть кому-то быть из нас убитым,--
Никому из нас не быть рабом!

1921


ОТ СЕРДЦА

Лечу я в небо, полон думы страстной,
Сияньем солнца я хочу сиять.
Лучи у солнца отниму я властно,
На землю нашу возвращусь опять.

В пыль превращу я твердый камень горный,
Пыль — в цветники, где так сладка цветень.
Я разбиваю темень ночи черной,
Творю ничем не омраченный день.

Я солнцу новый путь открыл за мглою,
Я побывал в гостях у синих звезд,
Я небо сблизил и сдружил с землею,
Я со вселенной поднимаюсь в рост.

Я для друзей прилежными руками
Взрастил жасмин. Огонь принес врагу.
В союзе я со всеми бедняками,
И наш союз я свято берегу.

Сдвигаю горы с мыслью о народе,
И бурей чувств душа обновлена.
И песнею о сладостной свободе
Трепещет мной задетая струна.

Свободной песни, вдохновенной речи
Я зерна рассыпаю, как посев.
Я смел, иду вперед, расправив плечи,
Препятствия в пути преодолев.

Товарищи мои, нам страх неведом!
Одним порывом объединены,
Мы радуемся счастью и победам,
Нас тысячи, мы молодость страны.

1923


СО СЪЕЗДА

Ростепель.
Телеге нет проезда...
Но, меся лаптями снег и грязь,
В кожухе, под вешним солнцем теплым
Он идет, в деревню торопясь.

Он идет из города,
Со съезда --
Сельским миром выбранный ходок.
Много дельного он там услышал
И теперь спешит вернуться в срок.

Убеждали:
— Через дней десяток,
Грязь подсохнет --
Соберешься в путь.
Лошадьми тебя домой доставим,
Ты еще с недельку здесь побудь!

Но ходок не хочет ждать нисколько.
Много дельного узнал он тут,
Должен он с друзьями поделиться.
Невтерпеж! Односельчане ждут.

Словно лишь вчера ему Калинин
Говорил:
— Есть тракторы для вас.
Время перейти на многополье,
Время взяться всем за труд сейчас!

И ходок спешит по бездорожью.
Он вспотел.
Взбираться тяжело.
Близок вечер.
Вот и холм знакомый.
Скоро он придет в свое село.

1925


НАША ЛЮБОВЬ

Помнится, была весьма забавной
Наша комсомольская любовь.
Члены волостного комитета,
Ехали на съезд мы. Вижу вновь
Красный тот вагон и пар морозный...
Мы укрылись шубою одной.
Черт возьми, тогда-то показалась
Ты такой мне близкой и родной.
Было то в крутом году — в двадцатом.
Кто из нас не помнит той зимы?..
Тут же ты картошки наварила,
И одною ложкой ели мы.
Помню, как мы весело смеялись,
Словно закадычные друзья.
Целовались иль не целовались --
Этого никак не вспомню я.
Резкий ветер дул из каждой щели,
Забирался и за воротник.
Ты о коммунизме говорила,
Что из головы, а что из книг...
— Тяжело еще пока живется,
Трудною дорогою идем.
Но победы все-таки добьемся,
Вот увидишь — заживем потом!
Коммунизм — великая эпоха,
Счастье человечества всего.
Мы с тобой увидим непременно
Ленинской идеи торжество.
Пусть нам нелегко, — ты говорила,--
Одолеет все рабочий класс.
Этому учил и Маркс когда-то,
Этому и Ленин учит нас.--
И стучавший в дверь вагона ветер,
И метель за ледяным окном
Звали нас к борьбе неутомимой,
Как и ты, твердили об одном.
В это время нашим фронтом были
Битвы против бунтов кулака,
Были штабом той борьбы великой
И райком и грозное Чека.
Помню, ты на съезде выступала
С гневной речью против кулаков,
Защищала яростно комбеды,--
Ты была душою бедняков.
А когда домой мы возвращались,
Ты, устав, ко мне прижалась вновь.
До чего ж тогда была смешною
Наша комсомольская любовь!
Волосы моей щеки касались...
Все точь-в-точь, как было в первый раз.
Целовались иль не целовались --
Точно уж не помню я сейчас...
Все точь-в-точь, как было в первый раз.
Целовались иль не целовались --
Точно уж не помню я сейчас...
Времени прошло с тех пор немало.
Светлые сбываются мечты:
Строим мы ту жизнь для человека,
О которой говорила ты.
К ней, моя хорошая, идем мы,
Трудной закаленные борьбой.
В той борьбе очистили сердца мы,
В ней и ум оттачиваем свой.
Поровну тепло и хлеб делили
Мы с тобою в пору той зимы.
И друг друга и страну любили
Настоящею любовью мы.

1932


ВЕСНА

Я открываю солнцу грудь.
"Чахотка",-- доктор говорит...
Пусть лижет солнце эту грудь,
Она от прежних ран болит.
Ну что ж, ей надо отдохнуть.
И солнцем вновь она блеснет...
На белом камне я сижу,
Мне слышится весны поход --
Идут деревья, ветры ржут...
Преступен разве отдых мой?
Дышу я теплотой ночей,
Готовящих работу дней...
Я взял свое от войн и гроз.
Зачем же не смеяться мне,
Прошедшему сквозь грохот гроз,
Когда весна, сломав мороз,
Скачет, как бешеный снеговой поток?

Скачет, как бешеный снеговой поток,
Кружится безумный водоворот.
Тонкий, как кружево, как пушок,
Челтыр-челтыр 1,-- ломается лед
От жара богатыря — весны...
В небе лазурном, как взор Сарвар,
Тихая тень облаков-ресниц
Расходится, задрожав сперва,
Лаская уколами небосклон...
Ну как мне не радоваться и не петь,
Как можно грустить, когда день — как звон,
Как песня, как музыка и как мед!
За то, чтобы крикнуть идущим дням:
"Эти весны нам принадлежат!" --
Я легкое отдал, я жизнь отдам,
Не оборачиваясь назад...
Я радуюсь дрожанью вен --
Весна по руслам их течет.
И я кричу: "Ломая плен,
Не кровь ли двинулась вперед,
В днепровский яростный поход,
Трудом вскипает и поет?!"
"Чахотка",-- доктор говорит...
Не прав он: это гул годин,
Которые, теснясь в груди,
Хранят походов грозный ритм
И пламя флагов впереди.

1933

1Челтыр-челтыр — звукоподражание.


МОЛОДОСТЬ

Молодость со мной и не простилась,
Даже и руки не подала.
До чего горда, скажи на милость,--
Просто повернулась и ушла.
Только я, чудак, дивясь чему-то,
Помахал рукою ей вослед,--
То ль просил вернуться на минуту,
То ль послал признательный привет.

Бросила меня в пути, не глядя,
Упорхнула легким ветерком,
Проведя, как на озерной глади,
Борозды морщин на лбу моем.

И стоял я долго на поляне,
Чувствуя стеснение в груди:
Молодость, как этот лес в тумане,
Далеко осталась позади.

Молодость, резвунья, чаровница,
Чем же ты была мне так близка?
Отчего же в сердце длится, длится
Эта беспокойная тоска?

Может быть, в тебе мне были любы
Дни, когда я страстью был томим?
Раузы рябиновые губы,
Горячо прильнувшие к моим?

Или дорога мне до сих пор ты
Стадионом, где шумел футбол?
Был я одержим азартом спорта,
Много дней в чаду его провел.

Или вот...
Стою перед мишенью,
Нажимаю, щуря глаз, курок.
Помню каждое свое движенье,
Хоть тому уже немалый срок.

Может быть, бывает так со всеми,
Злая память жалит, как пчела?
Или просто наступило время
Погрустить, что молодость прошла.

Ничего! Я унывать не стану,
Много в жизни и разлук и встреч.
Я и в старости не перестану
Слушать звонкой молодости речь.

Родина нас вместе с молодыми
Призовет на бой с любой бедой,--
Встанем все тогда в одни ряды мы
И тряхнем седою бородой.

Молодость, не чванься, дорогая,
Жар в душе не только у тебя,--
Это жизнь у нас теперь такая:
Нам и жить и умирать, любя.

Не одна ты радость и утеха.
Разве счастье лишь в тебе одной?
Силе чувства возраст не помеха,
Солнце не кончается с весной.
Если снова Рауза родится --
Вновь придет к заветному ручью,
Моему "джигитству" подивится
И погладит бороду мою.

Молодости нету и в помине,
Сколько ни гляжу я ей вослед,
Лишь на горизонте вижу синий,
Как морские волны, синий цвет..

Дай-ка я сегодня на прощанье
Обернусь, махну тебе рукой.
Это уж и вправду расставанье,
Молодость, товарищ дорогой!

За огонь затепленный — спасибо!
А грустить?.. Не та теперь пора.
Если бы ты возвратилась, ты бы
Удивилась яркости костра.

Не погаснет этот жар сердечный,
Жить, гореть, бороться буду я.
Вот что означает помнить вечно
О тебе, далекая моя.

1933


*



Года, года...
Придя ко мне, всегда
Меня руками гладили своими.
Вы с мягким снегом шли ко мне, года,
Чтоб стали волосы мои седыми.

Чертили вы морщинами свой след.
Их сеть мой лоб избороздила вскоре,
Чтоб я числом тех знаков и примет
Считал минувшей молодости зори.

Я не в обиде. Молодости пыл
Я отдал дням, что в битвах закалялись.
Я созидал, и труд мне сладок был,
И замыслы мои осуществлялись.

Как вдохновенно трудится народ,
Социализма воздвигая зданье!
Я знаю: камнем жизнь моя войдет
И прочно ляжет в основанье.

1934



ЗИМНИЕ СТИХИ

Снег похож на белую бумагу.
Песню или стих писать начнем?
Солнце, наш поэт, познав отвагу,
Чертит по снегу пером-лучом.

Вот и зимний ветерок несется.
Вьется снег... Теки, строфа, теки!
Я смотрю на снег в сиянье солнца:
Это настоящие стихи!

Их читает лес, не уставая,
И кудрявые снега полей.
Ель поет их — девушка лесная:
Видно, строчки полюбились ей.

Бархатное платье зеленеет,
И земли касается подол.
Солнце к ней любовью пламенеет:
Это я в его стихах прочел.

Вот на лыжах, в свитере зеленом,
Ели молодой под стать вполне,
Наполняя лес веселым звоном,
Девушка моя спешит ко мне.

Вот мелькнула, поднимаясь в гору,
Вот остановилась у ольхи,
Я смотрю на снег, дивлюсь узору...
Это настоящие стихи!

Солнце!
Мы горим одною страстью,
Мы с тобою счастливы сейчас.
Песня юной жизни, песня счастья
В сердце зарождается у нас.

Февраль 1935 г., Голицыно



ЗАЙТУНЕ

Если вернешься на берег Демы,
Где тополя шелестят на ветру,
Тихо пройди луговиной знакомой,--
Там я недавно бродил поутру.

Ты в камышах у прибрежной тропинки
Слышишь ли сердца влюбленного дрожь?..
В воду войдешь ты, стройнее тростинки,
Робко оглянешься и поплывешь.

Я не вернусь на тихую Дему,
Молодости воротить не могу,
Но, устремляясь мечтой к былому,
Сердце гостит на твоем берегу.

Здесь я увидел тебя впервые
И разгорелся огонь в крови,
Здесь я изведал дни грозовые --
Счастье и муку первой любви.

Деме вверял я мои печали.
Как мне сочувствовала она!
Волны участливо мне отвечали,
Сердце мое понимая до дна.

Другом заветным считал я Дему,
Чуткие, светлые волны ее,
И никому, никому другому
Не доверялось сердце мое.

Помню, как мне по ночам весенним
Дема внимала, забыв покой,
Как волновалась моим волненьем,
Как тосковала моей тоской.

Дема на волнах меня качала,
С нею мечталось мне горячей.
Молодость, жизни моей начало,
Я безоглядно оставил ей.

Даже теперь я втайне страдаю.
Как мне задумчивой Демы жаль!
Где-то на Деме — любовь молодая,
Где-то на Деме — моя печаль!

Девушка с Демы! Пусть мы расстались,
Верь, что любовь моя глубока.
Помни о ней, живи, не печалясь,
Как голубая Дема-река.

Свежий рассвет любви нашей ранней
Издали чудится сном наяву.
Очарованьем воспоминаний
Тайно любуюсь, тайно живу.

Вспомни тропинку нашу былую
К Деме одна спустись в тишине
Цветик прибрежный сорви, целуя,
С ласковой думою обо мне.

1935



ХАДИЕ

Как-то странно жизнь моя сложилась!
Огонечек тлел едва-едва.
Пылко полюбил я, всей душою,
А при встрече позабыл слова.

Как-то странно дружба завязалась!
Все в ней было: искренность и страсть.
Но два сильных, стойких человека,
Мы друг друга истерзали всласть.

И на всем запрет, везде опаска.
Молодое чувство не росло.
Да и юность пылкую с годами
Ветром мимолетным пронесло.

И стоишь, оглядываясь горько
На отрезок прошлого пути.
Кто же виноват, какая сила
Две души держала взаперти?

(?)



*



Мы сквозь ресницы все еще смеемся,
Друг другу глядя в жаркие зрачки,
Друг друга любим, но не признаемся
В любви своей. Какие чудаки!

Я все еще влюбленными глазами
Твой взгляд ловлю, слежу твои мечты.
Меня испепеляет это пламя.
Скажи по совести: как терпишь ты?

Лишь гляну я, и, верно, из кокетства
Ты неприметно мне грозишь в ответ.
Ну и шалунья, ну и молодец ты!
Будь счастлива, живи сто тысяч лет!

— Ну как дела твои, Муса?
— Чудесно! --
Отвечу я, и кончен разговор.
Лишь говорят глаза, что сердцу тесно,
Что мы лишились речи с неких пор.

Твой взгляд, как дождь в засушливое лето.
Твой взгляд, как солнце в пасмурный денек.
Твой взгляд — веселый вешний праздник света.
Лишь глянешь ты, и я не одинок.

Твои ресницы... Ох, твои ресницы! --
Густая туча раскаленных стрел!
Твои зрачки мерцают, как зарницы...
Я, попросту сказать, пропал, сгорел.

Душа не верит горестной судьбе,
Я весь горю, я изнемог в борьбе,
Приходит вечер — я тобою полон,
А рассветет — тоскую по тебе.

Нет, не забыть мне, видно, милый друг,
Прикосновенья теплых, нежных рук.
И теплится во мне неугасимо
Тоска глухая — спутница разлук.

Уносит годы времени поток...
Покамест жизни не увял цветок,
О, если б мне увидеться с тобою,
Чтоб допылать, чтоб долюбить я мог!

Хотел бы я прильнуть к устам родным,
К твоим губам, горячим и хмельным,
А там — хоть смерть!.. Пускай умру я с песней,
Испепеленный пламенем твоим.
1936 (?)



ОДИНОКИЙ КОСТЕР

Ночной простор. Я жгу костер.
Вокруг туман, как море...
Я одинок — простой челнок,
Затерянный в просторе.

Горит бурьян. В густой туман
Он мечет сноп огнистый,
И смутный свет, минутный след,
Дрожит в пустыне мглистой...

То красный блеск, то яркий всплеск
Прорежет вдруг потемки.
То погрущу, то посвищу,
То запою негромко...

Огонь, светящийся во мгле,
Заметят ли, найдут ли?
На звук, летящий по земле,
Ответят ли, придут ли?

1936

МАЙ

Ночь нас одарила первым теплым ливнем,
Он унес последний холод с мраком зимним,
Вся земля покрылась пестрыми коврами,
Бархатной травою, яркими цветами.

Белая береза распахнула почки:
Не стоять же голой в майские денечки!
Босиком помчались мы под ветром мая.
Растянись на солнце, грейся, загорая!

1936



РОДНИК

Как по долине льющийся родник,
В дороге пел я песни то и дело.
И все казалось сердцу, что от них
Земля вокруг цвела и молодела.

Не иссушила в зной меня жара,
Не застудили вьюжные погоды,
И в песнях чистый голос серебра
Летел к друзьям, осиливая годы.

Как путник ловит влажную струю
Губами, пересохшими от жажды,
Так песню задушевную мою
Друзья ловили сердцем не однажды.

Родник и ночью отражает свет,--
Так я светил вам, жил я с вами рядом
И пел друзьям о радости побед,
Пел о любви, что обжигает взглядом.

Как соловей на берег родника
Приходит, чтоб испить воды приветной,
Так ты ко мне, красива и легка,
Мой соловей, приходишь в час рассветный.

Не скрою я, что ты в моей судьбе
Всегда большое место занимала.
И самые нежнейшие тебе
Дарил я песни — и дарил немало,

Когда пройдет, как песня, жизнь моя,
Когда замолкну, близких покидая,
Не думайте, что умер я, друзья,--
В сердцах мильонов буду жить всегда я.

Родник в земле похоронить нельзя,
Частицей станет он морской стихии.
Я буду улыбаться вам, друзья,
И петь вам буду, люди дорогие!

1937



В МИНУТЫ ОБИДЫ

Амине

Не потому ли, что без принужденья
Одну тебя я горячо любил,
Тебе я отдал сердце во владенье
В обмен на твой чистосердечный пыл.

Что от тебя я скрыл? Какую тайну?
Быть может, что-то отнял у тебя?
Иль, может, что-то утаил случайно?
Нет, без остатка отдал все, любя.

Любовь и дружба глубоки, как море,
Нам в жизни хватит счастья на двоих.
Они прогонят все сомненья вскоре,
Осушат слезы на глазах твоих.

1937



КОГДА ОНА РОСЛА

Родилась беспомощным комочком,
Но растет и крепнет с каждым днем.
Голосок ее звенит звоночком,
В сердце откликается моем.

А бывает, иногда спросонок
Вдруг застонет бедный мой ребенок,--
Я дрожу, как будто надо мной
Разразился ливень ледяной.

Сорока болезнями готов я
Сам переболеть, перестрадать,
Только бы сберечь ее здоровье.
За нее мне жизнь не жаль отдать.

Улыбнется — все вокруг лучится,
А когда она каким-нибудь
Новым достиженьем отличится,
Радость так и распирает грудь.

Нынче вот сама дошла до двери
В первый раз... И я так горд теперь,
Будто бы она по меньшей мере
Мне открыла полюс, а не дверь.

С голубым сиянием во взоре --
До чего ж малютка хороша!
Как жемчужина в глубоком море,
Светится в глазах ее душа.

Этого сокровища хранитель --
Перед всем народом и страной
Я как гражданин и как родитель
Отвечаю за ее покой.

Пусть растет здоровой и цветущей!
Наши дети — родины весна,
Светлая надежда, день грядущий,
Нашего бессмертья семена.

В чистом сердце и в головке ясной,
В светло-голубых ее глазах
Вижу я полет мечты прекрасной,
Будущего силу и размах.

Мы покинем мир... Но наши дети
Сберегут сердец замолкших жар,
Пронесут сквозь даль десятилетий
Стяг побед — отцов и дедов дар.

Так, от поколенья к поколенью,
Тянутся единой цепи звенья,--
Здесь трудиться будет, как и я,
Дочь моя, кровиночка моя.

Не умру, дыханье краткой жизни
В ней я обновлю и повторю...
И приблизят юные к отчизне
Коммунизма светлую зарю.

Потому-то девочка родная
Мне дороже самого себя.
Как цветок, от стужи укрывая,
Берегу, ращу ее, любя...

1937



Я ПОМНЮ

Как нежно при первом свиданье
Ты мне улыбнулась, я помню.
И как ты в ответ на признанье,
Смутясъ, отвернулась, я помню.

Меня ты покинула вскоре.
Отчаянье сердце прожгло мне.
Как часто я плакал от горя
В бессонные ночи — я помню.

Как сон, пронеслись те печали,
По давним приметам я помню:
Любовь — холодна, горяча ли --
Не гаснет. Об этом я помню.

1938



ЛЕС

Путь идет через лес... Этой тропкой
В детстве бегал по ягоды я.
Мы уходим... Так будьте ж здоровы,
До свиданья, березки-друзья!

Сожалеть уже поздно, пожалуй,
Мы отлично дружили с тобой,
Старый лес! Мы влезали на сосны,
Отдыхали под елью любой.

Друг за дружкой со смехом гонялись,
Песни пели, уставши играть,
На серебряных ивах качались...
Как про это про все рассказать!

Старый лес! Ты от летнего зноя
Охранял нас, как добрая мать,
Защищал нас ветвями от ветра
И от ливней умел укрывать.

Пел ты песни с мальчишками вместе
На зеленом своем языке...
Сбережем эти бодрые песни,
Чтобы не было места тоске.

Оперились птенцы молодые
Собираются в дальний полет.
Ведь нельзя же в родительских гнездах
Оставаться им из году в год.

Сколько надо наук одолеть нам!
Сколько ждет нас несделанных дел!
Для того ведь и созданы крылья,
Чтобы каждый из нас полетел.

*

Путь лежит через лес... Этой стежкой
Часто бегал по ягоды я.
Мы уходим. Так будьте ж здоровы,
До свиданья, березки-друзья!

Нашу стаю отправив в дорогу,
Ты останешься с грустью своей,
Неужели всегда расставанье
Так глубоко печалит людей?

Старый лес, не тревожься, не надо,
Все в порядке вещей... Ведь не раз
Повзрослевших окрепших питомцев
Провожал ты вот так же, как нас.

Не грусти! Твоя гордая слава,
Твой немолчный зеленый прибой
Разнесутся далеко-далеко,
В песнях птиц, окрыленных тобой.

1939



* * *



Жизнь твоя до конца отгремела --
Шел ты в бой и в сраженье убит.
Но у славы не будет предела,
В песнях имя твое прозвенит!
За народ ты сражался в бою --
Он запомнит отвагу твою!

Пусть для недругов наших грозою
Станет имя твое на войне.
Величальные песни герою
Выйдут девушки петь по весне.
Слез не будет у нас на глазах,
Ведь они осквернили б твой прах.

Будешь в памяти нашей нетленно
Жить, покуда свободен народ.
Кровь твоя ворвалась в наши вены, --
По земле твоя кровь не течет.

1936 (1939?)


ПИСЬМО ИЗ ОКОПА


1941-1942



ПРОЩАЙ, МОЯ УМНИЦА

Амине

Прощай, моя умница. Этот привет
Я с ветром тебе посылаю.
Я сердце тебе посылаю свое,
Где пламя не меркнет, пылая.

Я видел тебя, покидая Казань,
Кремлевские белые стены,
Казалось — с балкона ты машешь платком,
И облик твой гас постепенно.

Казалось, ты долго мне смотришь в лицо
Блестящим взволнованным взглядом,
И я, утешая тебя, целовал,
Как будто со мною ты рядом.

Родной мой дружок, я покинул тебя
С надеждой горячей и страстной.
Так буду сражаться, чтоб смело в глаза
Смотреть нашей родине ясной.

Как радостно будет, с победой придя,
До боли обняться с тобою!
Что может быть лучше? Но я на войне,
Где может случиться любое.

Прощай, моя умница! Если судьба
Пошлет мне смертельную рану,
До самой последней минуты своей
Глядеть на лицо твое стану.

Прощай, моя умница! В смертный мой час,
Когда расставаться придется,
Душа, перед тем как угаснуть навек,
Сияньем былого зажжется.

В горячих объятьях утихнет озноб,
И я, словно воду живую,
Почувствую на помертвелых губах
Тепло твоего поцелуя.

И, глядя на звезды, по милым глазам
Смертельно томиться я стану,
И ветра ладони, как руки твои,
Прохладою лягут на рану.

И в сердце останется только любовь
К тебе и родимому краю,
И строки последние кровью своей
О ней напишу, умирая.

Чтоб нашего счастья врагам не отдать,
Тебя я покинул, родная...
Я — раненый — грудью вперед упаду,
Дорогу врагу преграждая.

Спокоен и радостен будет мой сон,
Коль жизнь подарю я отчизне,
А сердце бессмертное в сердце твоем
Забьется, как билось при жизни.

Прощай, моя умница. Этот привет
Я с ветром тебе посылаю,
Я сердце тебе посылаю свое,
Где пламя не меркнет, пылая.

1941


МОЕЙ ДОЧЕРИ ЧУЛПАН

Я стоял на посту, а в рассветной мгле
Восходила Чулпан-звезда,
Словно дочка моя Чулпан на земле
Мне тянула руки тогда.

Когда я уходил, почему ты с тоской
Поглядела в глаза отца?
Разве ты не знала, что рядом с тобой
Бьется сердце мое до конца?

Или думала ты, что разлука горька,
Что, как смерть, разлука страшна?
Ведь любовью к тебе навсегда, на века
Вся душа у меня полна.

Я уехал и видел в вагонном окне
Моей милой дочки черты.
Для меня ты звездой зажглась в вышине,
Утром жизни была мне ты.

Ты и мама твоя, вы вдвоем зажглись,
Чтобы жизнь не была темна.
Вот какую светлую, славную жизнь
Подарила нам наша страна.

Но фашисты вторглись в нашу страну.
За плечами у них топор.
Они жгут и грабят, ведут войну.
Как их можно терпеть до сих пор!

Но фашист наше счастье не отберет,
Я затем и ринулся в бой.
Если я упаду, то лицом вперед,
Чтоб тебя заградить собой.

Всею кровью тебя в бою защищу,
Клятву родине дам своей,
И звезду Чулпан на заре отыщу
И опять обрадуюсь ей.

Моя кровь не иссякнет в твоей крови,
Дочь, на свет рожденная мной.
Я отдам тебе трепет своей любви,
Чтоб спокойно спать под землей.

Разгорайся же ярче и ярким лучом
Отражай волненье мое.
Мне за счастье твое и смерть нипочем,
Я с улыбкой встречу ее.

До свиданья, Чулпан! А когда заря
Разгорится над всей страной,
Я к тебе возвращусь, победой горя,
С автоматом своим за спиной.

И отец и дочь, обнимемся мы,
И, сквозь слезы смеясь легко,
Мы увидим, как после грозы и тьмы
Ясный день встает высоко.

Август 1941 г.



ПИСЬМО ИЗ ОКОПА

Гази Кашшафу

Любимый друг!
От твоего письма
В груди моей живой родник забил.
Прочел я, взял оружие свое
И воинскую клятву повторил.

Я ростом невысок. А в тесноте
Окопной с виду вовсе не батыр.
Но нынче в сердце, в разуме моем,
Мне кажется, вместился целый мир.

Окоп мой узкий, он сегодня грань
Враждебных двух миров.
Здесь мрак и свет
Сошлись, здесь человечества судьба
Решается на сотни сотен лет.

И чувствую я, друг мой, что глаза
Народов всех теперь на нас глядят,
И, силу в нас вдохнув, сюда, на фронт,
Приветы и надежды их летят.

И слышу я, как ночи напролет
Веретено без умолку поет.
На варежки сынам-богатырям
Без сна овечью пряжу мать прядет.

Я вижу наших девушек-сестер --
Вдали, в цехах огромных, у станков.
Они гранаты делают для нас,
Чтоб нам скорее сокрушить врагов.

И вижу я — тимуровцы мои
Советуются в тишине дворов,
Как, чем помочь семье фронтовика,--
Сарай покрыть да заготовить дров.

С завода сутками не выходя,
Седой рабочий трудится для нас.
Что глубже чувства дружбы?
Что сильней,
Чем дружба, окрыляет в грозный час?

Мое оружье! Я твоим огнем
Не только защищаюсь, я его
В фашистов направляю, как ответ,
Как приговор народа моего.

Я знаю: грозный голос громовой
Народа в каждом выстреле звучит.
Я знаю, что опорою за мной
Страна непобедимая стоит.

Нет, не остыть сердечному теплу,
Ведь в нем тепло родной моей страны!
Надежда не погаснет, если в ней
Горячее дыханье всей страны!

Пусть над моим окопом все грозней
Смерть распускает крылья,
тем сильней
Люблю свободу я, тем ярче жизнь
Кипит в крови пылающей моей!

Пусть слезы на глазах...
Но их могло
Лишь чувство жизни гордое родить.
Что выше, чем в боях за край родной
В окопе узком мужественно жить?!

*
Спасибо, друг!
Как чистым родником,
Письмом твоим я душу освежил.
Как будто ощутил всю жизнь страны,
Свободу, мужество, избыток сил.

Целую на прощанье горячо.
О, как бы, милый друг, хотелось мне,
Фашистов разгромив,
Опять с тобой
Счастливо встретиться в родной стране!

Октябрь 1941 г.



МЕНЗЕЛИНСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Прощай, Мензелинск!
Уезжаю. Пора!
Гостил я недолго. Умчусь не на сутки.
Прими эти строки мои,
что вчера
Я, вдруг загрустив, написал ради шутки.

Пусть здравствуют улицы эти, дома
И серая, снежная даль горизонта!
И пусть лейтенанты, что прибыли с фронта,
Красивейших девушек сводят с ума!

Пусть здравствуют долго старушки твои,
Что с давней поры к веретенам прильнули!
И пусть они плачут
в те дни, как бои
Солдат молодых призывают под пули!

Пусть здравствуют также мальчишки!
Они,
Сражаясь на улицах, "ходят в атаку"
И "Гитлером" метко зовут в эти дни
От злобы охрипшую чью-то собаку.


Завод пивоваренный здравствует пусть:
На площади встал он девицею модной.

Страницы

Подякувати Помилка?

Дочати пiзнiше / подiлитися