Олег Авраменко. Звездная дорога
страница №7
... оказалась чуть ли не на задворках цивилизации, можновыразить одним словом — невезение. Она была открыта сравнительно недавно,
три столетия назад, королевской научной экспедицией с Терры-Кастилии.
Планета принадлежала к редкой категории ЧЗТ (Чисто Земного Типа), изначально
была приспособлена к жизни людей и ни в малейшей степени не нуждалась в
специальной обработке, именуемой терраформированием. Посему в рекордно
короткие сроки она была освоена и колонизирована, а вскоре на политической
карте Галактики появилось новое государство. Власти материнской планеты,
расположенной, кстати, в середине западного рукава, прекрасно понимали всю
безнадежность попыток удержать контроль над Астурией, и правивший в то время
король попросту "подарил" ее своему младшему сыну.
С тех пор для Астурии начался период если не стагнации, то крайне
замедленного развития. Виной тому были ближайшие соседи — вернее,
отсутствие таковых. Центральное Звездное Скопление вообще не очень
подходящее место для возникновения планет, пригодных к терраформированию, а
южный регион в этом отношении и вовсе был обделен природой. Астурия с ее
чисто земными характеристиками представляла поразительное исключением из
правила — но, увы, находилась она слишком далеко от главных космических
магистралей, ее недра не были богаты на полезные ископаемые, почва не
отличалась особым плодородием, в реках, озерах, морях и океанах водилась
вполне заурядная рыба, а среди обитателей суши нашлось лишь несколько ценных
пород, пригодных для экспорта. Словом, изначальный экономический потенциал
планеты оказался весьма невысок, перспективы роста — сомнительны из-за
значительной удаленности от других миров; единственным ее неоспоримым
достоинством был ровный мягкий климат и восхитительное ночное небо, усеянное
мириадами ярких звезд. Первые короли пытались превратить Астурию в
галактический курорт, но, видимо, взялись за дело не с того конца и лишь
впустую потратили кредиты Галактического банка реконструкции и развития.
Планета стала считаться зоной высокого риска капиталовложений, и многие
поколения астурийцев расплачивались за непредприимчивость своих предков
отчужденностью от остального мира и почти полным забвением. Только в
последнее время потенциальные инвесторы вновь начали проявлять осторожный
интерес к проекту трехсотлетней давности. Перед отлетом с Земли я просмотрел
старые рекламные ролики, ознакомился с историей Астурии, а также с ее
настоящим, и решил, что если Рик предложит мне сотрудничество, то его родина
вполне сгодится для осуществления моей давней мечты о создании собственного
научно-исследовательского учреждения — Института пространства и времени
Фонда Макартура. А может быть, и не только для этого. В конце концов,
несмотря на свою изолированность, Астурия находится в центре Галактики, а
что касается космических путей, то их можно изменить — было бы желание и
необходимые средства.
x x x
Я проснулся от яркого солнечного света, щедро лившегося в широкие окна
спальни роскошных гостевых апартаментов королевского дворца. В постели я был
один и в первый момент спросонья подумал, что Дженнифер, как обычно, встала
раньше меня, и сейчас либо принимает душ, либо завтракает. Затем я вспомнил,
что накануне мы решили не афишировать с самого начала наших отношений и
впервые с момента знакомства легли спать порознь.
Мы совершили посадку на Астурии, когда в ее столице, Нуэво-Овьедо, была
поздняя ночь. При других обстоятельствах нас продержали бы на карантине до
самого утра, поскольку мы прибыли невесть откуда на частном катере, но в
данном случае мы столкнулись с тем, что называется радушным приемом желанных
гостей. Специально ради нас в порт прибыла передвижная экспресс-лаборатория
Королевского института микробиологии с целым отрядом специалистов,
возглавляемых самим профессором Альбой — еще одной после Рика
достопримечательностью этой провинциальной планеты. Восьмидесятилетний
Фернандо Альба, как оказалось — весьма приятный мужчина, был широко
известен своими работами в области субмолекулярной генетики, его
неоднократно приглашали к себе ведущие научные центры Галактики, но он
неизменно отклонял все заманчивые предложения и оставался на Астурии. Родина
гордилась им, и нужно отдать ей (то бишь родине) должное — она (родина)
создала для него такие условия, предоставила ему такую свободу в
распоряжении средствами, о которых многие другие ученые, даже его уровня,
могли только мечтать. С немалой долей удивления я обнаружил, что Дженнифер
неплохо разбирается в биологии, и, пока готовились результаты всех анализов,
она увлеченно беседовала с профессором, благо тот свободно изъяснялся
по-итальянски.
А я, признаться, поначалу был несколько разочарован. Я ожидал, что Рик,
несмотря на столь поздний час, лично явится в порт, но его не было, и это
разозлило меня. Лишь позже выяснилось, что в настоящее время он отсутствует
на планете. Рик ожидал моего прибытия не раньше чем через три дня, а пока
суд да дело решил немного прокатиться на переоборудованном под яхту
стареньком военном корабле. Как мне сообщили "по секрету", в качестве
второго пилота он прихватил свою новую пассию, которая ничего не смыслила в
астронавигации, зато была чертовски привлекательной крошкой. Слушая эти
объяснения, я не мог сдержать улыбки. Похоже, за четырнадцать лет Рик совсем
не изменился — все такой же бабник, как в былые времена...
Я еще немного повалялся в постели, затем неохотно встал, чувствуя себя
несколько вялым от пересыпания. И дело вовсе не в том, что здешние сутки
длиннее земных на сорок семь с хвостиком минут — это сущие мелочи. Просто
перед посадкой на Астурию я хорошо выспался, а через четыре часа вновь
вынужден был лечь в постель, чтобы настроиться на местный ритм жизни. И, как
ни странно, почти сразу заснул.
Я накинул на себя халат и вышел из спальни, все еще надеясь застать
Дженнифер за завтраком. Как близких родственников, нас поселили в одних
покоях, впрочем, настоящих царских хоромах, где могла бы жить припеваючи
многодетная семья. Ночью у меня даже возникло искушение тайком пробраться к
Дженнифер, однако я устоял перед этим соблазном. Она, видимо, тоже.
Просторная гостиная была обставлена с большим вкусом и претензией на
изысканность. В целом мне нравилось убранство моих комнат, несмотря на
некоторую крикливость отдельных деталей обстановки и явственно
присутствующий конфликт между традиционно консервативным аристократическим
стилем и новейшими достижениями технологической мысли в области быта. Это
здорово напоминало мне мою родину, где на каждом шагу встречались
анахронизмы вроде счетно-кассового аппарата в типично средневековой таверне
или разодетого вельможи при шпаге в шикарном роллс-ройсе. Все-таки в
просвещенной монархии есть своя, особая прелесть.
Спальня Дженнифер была пуста, но на разобранной постели я нашел
адресованную мне коротенькую записку:
"Кевин.
Королева любезно пригласила меня позавтракать с ней. Целую, соня.
Привет.
Твоя Дж."
Я машинально подобрал с пола небрежно брошенную ночную рубашку, положил
ее на кровать, сунул записку в карман халата и вышел из спальни. По пути к
себе я думал о ночи, проведенной без Дженнифер. С одной стороны мне было
немного грустно, с другой же — я испытывал какое-то странное облегчение.
Именно так, наверное, чувствует себя кровосмеситель, сделавший первый шаг к
тому, чтобы вырваться из порочного круга, прекратить свою предосудительную
связь с родной сестрой, дочерью... или теткой. Я бы, пожалуй, обратился за
советом к Брендону, если бы не знал наперед, что он мне скажет. В каждой
женщине, замужней голубоглазой блондинке, я хотел видеть Монгфинд, я
отождествлял ее с Монгфинд. Целуя и лаская ее, занимаясь с ней любовью, я
воображал, что делаю это с Монгфинд, а в роли обманутого мужа выступает
Морган Фергюсон. В случае с Дженнифер мои фантазии обрели иллюзию
реальности, подсознание наконец получило свое и угомонилось; возможно, я
начал избавляться от внутренних пут, но... Я совсем не радовался
предстоящему исцелению, не трепетал в предвкушении свободы. Меня мучила
мысль, что я навсегда потерял Дженнифер, вернее, потерял способность любить
ее как женщину. Теперь я не хотел видеть в ней сестру или дочь, но было уже
поздно, прошлого не воротишь. Нельзя приготовить омлет, не разбив яйца, а
если ты разбрасываешь камни, то рано или поздно приходится их собирать. Одно
наваждение сменяется другим — это закон природы, закон сохранения
наваждений.
Что ж, быть по тому. В конце концов, не так уж и плохо заиметь еще одну
сестру. И все же мне больно...
Я побрился, принял душ, поел, привел себя в надлежащий вид и справился
о Дженнифер. Мне сказали, что после завтрака у королевы она отправилась в
институт микробиологии, куда еще накануне ее пригласил профессор Альба.
Молодой кабальеро дон Хесус де Лос Трес Монтаньос, приставленный ко мне в
качестве гида, сообщил, что королева желает встретиться со мной за обедом, а
пока поручила ему ознакомить меня с достопримечательностями стольного града
Нуэво-Овьедо.
Я вежливо ответил, что в данный момент не расположен к экскурсии и
предпочел бы прогуляться в одиночестве где-нибудь в тихом спокойном
местечке, например, в саду. Юный дон Хесус, однако, сделал вид, что не понял
моего прозрачного намека, и вызвался составить мне компанию на прогулке в
дворцовом парке. Мне стоило больших трудов отделаться от него, но, к
счастью, я вовремя сообразил, что парнем движет не служебное рвение, а
банальный интерес к личности известного всей Галактике Сорвиголовы
Макартура. Лишь после того, как я твердо пообещал в самое ближайшее время
выкроить часик-другой и детально рассказать ему обо всех перипетиях
последних трансгалактических гонок, он оставил меня в покое.
В течение следующего часа я бесцельно блуждал по обширному дворцовому
парку, переходя с одной аллеи на другую, непрестанно думал о Дженнифер и
Монгфинд и все никак не мог решить, выиграл ли я в конечном итоге, или
проиграл. Торжества победы и горечи поражения было поровну.
Изредка мне встречались люди, с которыми я в лучшем случае вынужден был
учтиво раскланиваться, а в худшем — вступать в разговор. Такие "случайные"
встречи происходили чем дальше, тем чаще, а собеседники становились все
более словоохотливыми. Вскоре мне это надоело и я принялся искать укромное
местечко, где мог бы не отвлекаясь предаваться самоистязанию.
К парку примыкал огражденный со всех сторон сад, как я убедился,
совершенно безлюдный; очевидно, он был предназначен только для избранных. Я
без колебаний отнес себя к этой категории, поскольку был гостем наследного
принца, и не сомневался, что буду пропущен внутрь, если обращусь с такой
просьбой к компетентным лицам. Однако мне не хотелось афишировать своих
намерений — ведь и среди избранных хватает любопытных, поэтому я просто
улучил момент, когда поблизости никого не было, встал на невысокий каменный
парапет забора и... нарушил мной же установленные правила поведения в этом
мире, которые время от времени все-таки приходилось нарушать. Если
кто-нибудь и наблюдал за мной в этот момент, то ему показалось, что я
непостижимым образом ухитрился протиснуться между прутьями решетки забора.
Проникнув без приглашения в сад, я неторопливым хозяйским шагом
направился вглубь и шел, пока забор не скрылся за деревьями. Здесь
действительно было гораздо спокойнее и уютнее, чем снаружи. После недолгих
скитаний по саду я облюбовал удобную скамью в тени невероятно огромной
яблони и уже собирался сесть, как вдруг увидел женщину в крикливом
ярко-красном платье, которая шла по дорожке в моем направлении. Прятаться
смысла не было — она заметила меня раньше, чем я ее.
И это еще не все. Женщину в красном догоняла высокая и стройная
черноволосая девушка в белых шортах и розовой блузке. Я с досадой подумал,
что моим надеждам на уединение сбыться не суждено.
— Ваше величество! — громко окликнула девушка.
Женщина в красном (королева!) остановилась и повернулась к ней.
— Вам нужно срочно вернуться, — продолжала девушка, сбавив шаг. Она
сказала еще что-то, но уже не так громко, и я не разобрал ее слов.
Королева отрицательно мотнула головой и, видимо, принялась возражать.
Девушка настаивала, не собираясь уступать. Их спор затянулся.
А я тем временем осознавал всю неловкость своего положения. Меня так и
подмывало смотаться отсюда, пока женщины заняты разговором, но это сильно
смахивало бы на позорное бегство провинившегося школьника и было ниже моего
достоинства. Я оставался на месте и мужественно ожидал дальнейшего развития
событий.
Девушке, наконец, удалось убедить королеву. Та неохотно кивнула,
почему-то погрозила ей пальцем, затем бросила на меня быстрый взгляд и
направилась в обратную сторону. Похоже, гроза миновала.
Некоторое время девушка стояла на месте, глядя вслед королеве, потом
подошла ко мне. Первое, что поразило меня в ней, это редкое сочетание
натуральных черных волос и нежной снежно-белой кожи, совсем не тронутой
загаром. Кроме того, девушка была очень высокая — по меньшей мере, метр
восемьдесят, — и мне не приходилось смотреть на нее сверху вниз; это было
приятно. Я подумал, что если вдобавок она наденет туфли на высоких каблуках,
то мы с ней будем почти одного роста.
— Как вы сюда попали? — вместо приветствия спросила девушка. --
Перелезли через забор?
— Перепрыгнул, — шутливо ответил я. — Прыжки с шестом мой любимый
вид спорта.
— Увидев вас в окно, я решила, что вы увлекаетесь корридой, --
заметила она. Ее реплика показалась мне более чем странной. — И поспешила
вам на помощь.
— Вы выручили меня из затруднительного положения, — подхватил я. --
Было бы неловко встретиться с ее величеством, еще не будучи официально
представленным.
— Что?.. — В глазах девушки мелькнуло непонимание, но уже в следующую
секунду она согласно кивнула: — Ну да, разумеется. Если я не ошибаюсь, вы
Кевин Макартур?
— К вашим услугам, донья...
— Анхела.
— Очень приятно, донья Анхела.
— Просто Анхела.
— В таком случае, называйте меня просто Кевин. По рукам?
Анхела ответила мне обворожительной улыбкой:
— Договорились... А знаете, Кевин, вы очень похожи на свою кузину.
Я ухмыльнулся:
— Неужели? Впервые слышу.
Она пожала плечами:
— Наверное, мне показалось. Самовнушение и все такое. Вообще-то я
узнала вас, потому что видела старую запись, где вы сняты вместе с Рикардо
на вашей прощальной вечеринке. В отличие от него, вы почти не изменились.
— Здоровый образ жизни, — объяснил я. — Регулярные занятия спортом.
— Главным образом, прыжками с шестом.
— И корридой, — добавил я.
Анхела рассмеялась, изящно прикрыв ладонью рот. Она была необычайно
красива, по мне даже чересчур — как картинка. В ее красоте было что-то от
рафинированности. Идеальные пропорции фигуры, безукоризненно правильные
черты лица почти не давали простора для воображения; глядя на нее, нельзя
было представить что-нибудь более совершенное. С такой внешностью хорошо
быть фотомоделью, но быть просто женщиной — не мед. Я видел, что Анхела
понимает это и пытается бороться со своей красотой. На ее лице не было ни
грамма косметики, в которой, к слову сказать, она и не нуждалась, а ее
роскошные черные волосы были небрежно собраны на затылке и скреплены
заколкой. Впрочем, с последним она явно перестаралась, это придавало ее лицу
излишнюю строгость. На мой взгляд, ей больше подошли бы распущенные, слегка
всклокоченные волосы, что должно было смягчить ее жесткую красоту.
Правда, Анхелу еще выручали глаза — столь же необыкновенные, как и все
остальное. Какой-то циник, уж не помню, кто именно, в одной из своих книг
написал буквально следующее: "Не девственница — это у женщин по глазам
видно". Конечно, не исключено, что у этого писателя было особое чутье на
девственниц, но лично мне никогда не удавалось вычислить девственницу по
глазам. Другое дело, что в женских глазах можно увидеть опыт либо отсутствие
оного, невинность — а это отнюдь не синоним девственности. Невинность суть
состояние души, образ жизни, способ мышления, форма восприятия окружающего
мира; невинность имеет лишь самое косвенное отношение к девственности как
таковой.
Взгляд больших черных глаз Анхелы выражал удивительное сочетание
невинности и опыта, бесшабашного озорства и здравомыслия, какой-то детской
наивности и зрелой рассудительности с некоторой долей скептицизма. Я бы не
рискнул держать крупное пари относительно ее возраста — с равной
вероятностью ей могло быть и двадцать, и тридцать лет, — но так, ради
спортивного интереса, я поставил на двадцать пять.
— Пожалуй, мне пора сматывать удочки, — сказал я.
— В каком смысле? — не поняла Анхела.
— Махнуть через забор обратно в парк.
— Это вовсе не обязательно. Можете оставаться здесь хоть до самого
обеда.
— А королева?
— Она не вернется. У нее... много дел. Вам нравится этот сад?
— Да, прелестное местечко.
— Вот и прогуливайтесь. Больше вас никто не побеспокоит.
— А вы не составите мне компанию? — неожиданно для самого себя
предложил я.
Анхела покачала головой — но не очень решительно.
— Сейчас я занята.
— Дела могут подождать, — настаивал я. В какой-то момент нашей беседы
у меня резко поменялось настроение, и я больше не испытывал желания
предаваться самоанализу. — Полчаса ничего не изменят.
— Ну... Наверное, вы правы. Всегда можно выкроить лишние полчаса. Если
понадобится, я отменю вечернюю партию в теннис.
— Помилуйте, Анхела! Я не требую от вас такой жертвы.
Она неопределенно хмыкнула.
— Разве это жертва? Я просто меняю одну форму отдыха на другую. Мне
будет приятно пообщаться с человеком, о котором я много наслышана.
— Вы мне льстите, — вежливо ответил я. — Присядем?
— Только не здесь. Яблоки почти созрели, и не ровен час, одно из них
упадет на голову.
— А закон тяготения давным-давно открыт.
— Вот именно. Давайте лучше пройдемся. Я и так большую часть дня
провожу сидя.
Мы не спеша пошли по дорожке. После короткой паузы в нашем разговоре, я
сделал глубокомысленное замечание:
— Видно, вы не из тех женщин, которые только тем и занимаются, что
бездельничают при дворе.
Анхела кивнула:
— Совершенно верно. Безделье не моя стихия. Нужно уметь предаваться
безделью, иначе умрешь со скуки. Это целое искусство, которым я так и не
смогла овладеть... — Она вздохнула. — Знаете, порой я завидую людям,
получающим удовольствие от праздной жизни. Мне это не дано. Как говорите вы,
англичане, я типичная working girl.
— Одно маленькое уточнение... даже два. Во-первых, выражение "working
girl" зачастую употребляется на Земле в несколько ином смысле... гм,
впрочем, это не важно. А во-вторых, я не англичанин.
— Ах да, извините. Рикардо говорил, что вы ирландец.
— И шотландец, — добавил я. — И валлиец. А на четверть я, можно
сказать, итальянец.
— По линии отца?
— Угадали.
— Я не гадала, а просто сделала вывод на основе имеющейся информации.
Ведь Дженнифер, дочь брата вашего отца, отлично говорит по-итальянски.
— Вы уже познакомились с ней?
— Да, за завтраком. У королевы.
— Ага, понятно. Вы ее личный секретарь?
— Чей?
— Королевы.
Анхела внимательно посмотрела на меня, будто взвешивая в уме, достоин
ли я доверия, и лишь потом ответила:
— Больше чем секретарь. Фактически, я и есть королева.
В первый момент я растерялся и даже хотел спросить, не ослышался ли.
Но, немного собравшись с мыслями, вспомнил, как Анхела обращалась с
королевой — скорее на равных, чем как подчиненная, — и в моей голове
созрела догадка.
— Стало быть, вы вроде серого кардинала?
— Не совсем так, — сдержанно произнесла она. — Скоро вы сами все
узнаете.
Я уже подозревал, о чем скоро узнаю, поэтому решил перевести разговор
на другую тему:
— Вы не в курсе, когда должен вернуться Рик... то есть Рикардо?
— Он обещал поторопиться. Самое позднее к вечеру должен быть здесь.
— Как это "обещал"?
— Сегодня с ним связывались, — объяснила Анхела. — У нас есть три
нелегальных гиперпередатчика. Куплены на черном рынке за бешенные деньги, но
все же гораздо дешевле, чем у этих людоедов из корпорации "Авалон".
Хотя Рик был моим старым приятелем, я возмутился столь вопиющим
нарушением прав интеллектуальной собственности. "Людоедов" же я пропустил
мимо ушей, так как не мог не признать, что в этом была доля правды.
— Но ведь это противозаконно!
— А что прикажете делать? Астурия едва лишь встает на ноги, мы
находимся на отшибе, и нам жизненно необходимо иметь связь с внешним миром.
А приобретение лицензии попросту разорило бы нас.
— Эти передатчики наверняка краденные, — заметил я. — Скорее всего,
в результате вооруженного налета на одну из баз корпорации.
— И они обагрены кровью невинных жертв, — подхватила Анхела. — Это,
конечно, прискорбно, я возражать не стану. Однако не мешайте политику с
моралью.
— Тут я с вами не согласен. Ведь политика является концентрированным
выражением не только экономики, но также и морали, традиций, культуры...
— Да, да, да! Разумеется. Похоже, вы из тех идеалистов, которые желают
миру только добра, забывая о том, чем устлана дорога в ад. Такие, как вы,
стояли у истоков множества кровавых трагедий в истории человечества.
Возьмем, к примеру, Робеспьера или великого моралиста Сенеку, взлелеявшего
такое чудовище, как Нерон. Именно идеалист Ницше породил нацизм, а мечтатель
Карл Маркс стал предтечей коммунизма.
— Ну, знаете!...
Непроизвольно сжав кулаки, я повернулся к Анхеле. В ответ она сверлила
меня гневным взглядом... Но боже — она была так прекрасна!
Ее пылающие ярким румянцем щеки, ее сверкающие черные глаза, ее
волосы... Да, эта куколка с мозгами в голове вместо ожидаемых опилок
способна пленить кого угодно — и мужчину, и женщину. Например, ту же
королеву.
Последняя мысль еще пуще разозлила меня, да до такой степени, что
внезапно вся моя злость каким-то непостижимым образом обратилась в нежность.
Не до конца отдавая себе отчет в том, что делаю, я подступил к Анхеле
вплотную и расстегнул заколку, скреплявшую ее волосы. Они волнами упали ей
на плечи, обрамляя побледневшее лицо.
— Что... что вы делаете?
— Совершенствую вашу красоту, — ответил я, гладя ее по щеке. — Вам
никто не говорил, что вы самая восхитительная женщина в мире?
Она решительно отстранила мою руку. Наши взгляды встретились и
скрестились, как шпаги.
— А вам никто не говорил, что порой женщины устают от бесконечных
комплиментов?
— Глупости! — возразил я. — Они только делают вид, что устают. Это
одна из форм кокетства. На самом деле женщинам никогда не надоедает лесть в
адрес их внешности.
Анхела возмущенно фыркнула:
— Ну, еще бы! По-вашему, женщины такие дуры, что принимают за чистую
монету все комплементы мужчин. Вы полагаете, я не знаю, что вы сейчас
думаете? "Хороша куколка! Интересно, так ли хороша она в постели?"
— А вы, оказывается, мужененавистница.
— Вовсе нет! Зато вы — яркий образчик самовлюбленного
самца-шовиниста.
— Ага! Значит, я самец? Самовлюбленный самец, к тому же шовинист. В
таком случае, вы... — Я моментально остыл и, проникновенно глядя на нее,
спросил: — Как вас называют за глаза?
Анхела поджала губы.
— Кукла, — грустно ответила она. — Крошка Барби. А еще — Снежная
Королева.
Я положил одну руку ей на плечо, а другой легонько погладил ее по
волосам.
— Мою тетку Бронвен тоже называют Снежной Королевой. В отличие от вас,
она не комплексует по этому поводу и не считает всех мужчин самовлюбленными
самцами.
Анхела прикрыла глаза и склонила набок голову, прижавшись щекой к моей
ладони. На ее лице появилось выражение смертельной усталости. В этот момент
я понял, что проиграл пари с самим собой — ей было никак не меньше тридцати
лет.
— Если бы вы знали, как мне тяжело, — тихо произнесла она. — Если бы
вы знали...
Я привлек ее к себе и нежно поцеловал в губы. Мой первый поцелуй
остался без ответа, на второй последовала слабая реакция, и только третий
получился по-настоящему взаимным.
— Что мы делаем? — прошептала Анхела.
— Целуемся, — предположил я.
— Мне тоже так кажется... Нас могут увидеть.
— Тебя это беспокоит?
— Нет, — ответила она после очередного поцелуя. — Нисколько... Мне
безразлично...
— А если нас увидит королева?
— Хоть сам король... Хоть весь кабинет министров...
Мы не могли оторваться друг от друга. Я целовал ее лицо, шею, волосы,
руки. Едва ли не впервые в жизни я целовал женщину, не думая о другой — той
самой, чей образ неотступно преследовал меня двадцать лет. Я целовал
брюнетку с черными глазами. Сбылась давняя мечта моей сестренки Дэйры...
Я попытался расстегнуть блузку Анхелы, но она решительно остановила
меня и вернула мою руку на прежнее место — себе на талию.
— Вот этого делать не надо.
— Извини, я увлекся.
— Мы оба сошли с ума...
— Может быть... А может, и нет.
— Мы взрослые люди, а ведем себя, как дети.
— Или как влюбленные.
— Не слишком ли громко сказано?
— Хорошо. Буду говорить тише.
Анхела рассмеялась и снова пресекла мою попытку забраться руками под ее
блузку. Мы продолжали целоваться, крепко прижавшись друг к другу. Тело
Анхелы было гибким и сильным.
— Давай уйдем отсюда, — спустя минут пять, а то и все десять,
предложил я.
— Куда?
— В более уединенное место.
— Зачем?
— Ты не догадываешься?
— Догадываюсь. У вас, мужчин, одно на уме.
— Опять ты за свое?
— А разве не так? Ты с самого начала думал о том, как бы поскорее
завалиться со мной в постель. Видно, тебе надоела Дженнифер, и ты решил
подыскать ей замену. — Сделав над собой усилие, Анхела высвободилась из
моих объятий. — Я ухожу, Кевин. У меня много дел.
— Но... Давай...
— Не стоит провожать меня. Это плохая идея.
Она повернулась ко мне спиной и быстро, будто боясь передумать,
зашагала прочь. Я глядел ей вслед, чувствуя себя полным идиотом. Мне
отчаянно хотелось крикнуть, что она ошибается насчет меня, броситься ей
вдогонку, остановить ее... и тем самым лишь усугубить свое, и без того
глупое, положение. К счастью, у меня хватило сил обуздать свой первый порыв.
Я продолжал стоять на месте и на все лады проклинал не в меру
разбушевавшиеся гормоны. В чем-то Анхела была права: мы, мужчины, порой
слишком прямолинейны в отношениях с женщинами. Но разве это наша вина? Нет,
скорее это общая беда всех представителей более сильной и менее прекрасной
половины рода человеческого...
x x x
В гостиной наших покоев я застал Дженнифер. Забравшись с ногами на
диван, она задумчиво вертела в руках незажженную сигарету и даже не
заметила, как я вошел.
— Привет, — сказал я, стараясь придать своему лицу жизнерадостное
выражение.
Дженнифер встрепенулась и рассеянно взглянула на меня.
— А-а... Привет. Наконец-то ты вернулся.
Я сел в соседнее кресло и закурил. Затем, спохватившись, протянул
Дженнифер зажигалку. Она отрицательно покачала головой, а вдобавок взмахом
руки отогнала от себя дым.
— Спасибо, не хочу.
— Решила бросить?
— Возможно. Здесь курящая женщина считается аномалией.
— По-моему, это правильно. Кстати, как твое посещение института?
— Что — как?
— Понравилось?
— Да, очень. Если бы я знала, что так получится, то осталась бы там до
вечера.
— Прости, не понял.
Дженнифер метнула на меня сердитый взгляд:
— А что тут понимать, скажи на милость? Я этого ожидала. Королева
отменила обед, сославшись на якобы неотложные дела, а сама замкнулась в
своем кабинете.
— Ага, — пробормотал я. — Даже так...
— Даже так! — Дженнифер швырнула сигарету в противоположный конец
комнаты. — Тоже мне аристократ! Принц на вороном коне! Знаток придворного
этикета!
Я в смятении опустил глаза:
— Mea culpa. Не знаю, что на меня нашло.
— Дурь в голову ударила, — любезно объяснила Дженнифер. — Интересно,
что скажет твой отец, когда узнает, что в первый же день на чужой планете ты
приставал к здешней королеве?
У меня вдруг возникло впечатление, что мы разговариваем на разных
языках. Или, в лучшем случае, говорим о разных вещах.
— Я приставал к королеве?! Да я даже слова ей не сказал.
— О, это в твоем стиле! Зачем тратиться на слова, если можно просто
полапать ее на глазах у всего двора.
Тут я окончательно растерялся:
— Дженни, милая, о чем ты? Я лапал... ну, это... обнимал Анхелу.
— Об этом я и толкую.
— А причем здесь королева?
Дженнифер уставилась на меня с таким видом, будто я обзавелся ослиными
ушами.
— Так Анхела и есть королева. Она сестра Рика. Ты что, не знал?
С тяжким стоном я поднялся с кресла и, обхватив голову руками, закружил
по гостиной.
— Мамочка, дорогая! Почему ты родила меня таким остолопом?!
Очевидно, я был так жалок в самоуничижении, что Дженнифер смягчилась.
— Кевин, ты действительно не знал, что Анхела королева?
Я с разбегу бухнулся в кресло.
— Не сомневаюсь, что догадался бы об этом... если бы не одно
обстоятельство.
— А именно?
— Я видел, как Анхела разговаривала с женщиной в красном платье,
которую называла "ваше величество". Мне следовало бы сообразить, что это
королева-мать; но я принялся строить пошлые догадки.
— Какие же?
— Что Анхела фаворитка и любовница королевы.
Дженнифер состроила брезгливую гримасу:
— Фу! А ты в самом деле пошляк. Каждый мыслит в меру своей
распущенности. Но, как я понимаю, намерения у тебя были самые что ни на есть
благородные. Ты хотел наставить заблудшую овечку на путь истинный, убедить
ее, что естественный партнер женщины — мужчина. Так ведь?
— Ну, в общем... — У меня был большой соблазн ответить "да", но я не
хотел кривить душой перед Дженнифер. — Нет, Дженни, это не так. Мои цели
были далеки от воспитательных.
— Что ж, спасибо за откровенность.
Я погасил сигарету в пепельнице, пересел на диван и обнял ее за плечи.
— Прости, родная. Наверно, я выгляжу форменным идиотом.
— Это еще мягко сказано. Та женщина в красном платье, которую ты
принял за королеву, а теперь считаешь королевой-матерью...
— Как это "считаю"?
— К твоему сведению, королева-мать умерла три года назад. Она
выбросилась из окна во время очередного приступа паранойи, когда ей
показалось, что в спальню проникли наемные убийцы. От нее-то король и
унаследовал свое безумие. Раньше он был просто безобидным дебилом, но в
последнее время болезнь стала прогрессировать, и он вообразил себя женщиной.
— Бог мой! Так это был король?
— Его величество собственной персоной. Симпатичная бабенка, не так ли?
И при всем том, он вовсе не педераст. Вообразив, что он женщина, он искренне
считает себя лесбиянкой.
— Занятная мания, — растерянно промычал я.
А Дженнифер между тем продолжала:
— Вы, мужчины, насмехаетесь над женщинами за их страсть к сплетням и
не хотите понять, что это самый верный способ получить нужную информацию. На
Земле ты перерыл все архивы, по крупицам добывая сведения об Астурии, а я за
одно утро узнала множество практически полезных вещей, не прибегая к услугам
баз данных.
— Бедная девочка, — прошептал я.
— Ты об Анхеле?
— Да, о ней.
— А помнишь, что ты говорил две недели назад?
— Что?
— "Кто знает? — довольно удачно передразнила меня Дженнифер. — Может
быть, власть — это то, что ей нужно".
— Я ошибался, а ты была права. Анхела очень несчастна.
— Еще бы! Муж — полный кретин, несколько неудачных романов... Хочешь
знать, что случилось с ее последним любовником?
— Не уверен, что хочу.
— Боишься?
— Просто не люблю рыться в грязном белье.
— Да ну! Вот уж не думала, что ты такой деликатный. А это, между
прочим, весьма поучительная история. Анхеле было двадцать шесть лет,
когда...
— Дженни, прекрати!
Она пытливо посмотрела мне в глаза:
— Что с тобой?
— Ничего. Просто меня это не интересует. Ни капельки.
— Ой ли? Впрочем, ладно. Скажу только, что Рик едва не сделал из того
парня отбивную. Он очень любит свою сестру.
— Да уж, любит, — с неожиданной злостью произнес я. — Хороша любовь!
Если бы он действительно любил Анхелу, то не выдал бы ее замуж за
кузена-кретина. Он пожертвовал сестрой ради собственной свободы — и это ты
называешь любовью?! Любить так, как Рик, очень легко. Нужно только время от
времени наезжать в гости к любимой сестренке, чтобы сделать из кого-то
отбивную.
Дженнифер поднялась с дивана и отошла к окну.
— Браво, Кевин! Лучше выразить свои чувства, по-моему, невозможно.
Мне вдруг стало очень жарко.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что говорю. Мой дорогой братец по уши втрескался в
очаровательную куколку Анхелу. А она, бедняжка, такая мнительная, такая
закомплексованная, небось считает, что ты просто хотел поразвлечься с ней.
Я почувствовал непреодолимое желание сию же минуту провалиться сквозь
землю и падать так глубоко, насколько это вообще возможно.
— Я... я...
Дженнифер резко повернулась ко мне; в ее глазах стояли слезы.
— Ну? Давай, оправдывайся! Может быть, повторишь свое предложение? Как
знать — а вдруг я передумаю и соглашусь.
Я виновато склонил голову:
— Прости, Дженни. Прости, родная... Это все кровь, будь она проклята!
Я весь в своего отца. Как и у него, у меня вечно проблемы с женщинами.
— Могу себе представить, что он вытворяет. — Дженнифер вернулась к
дивану и села на прежнее место. — Мне больно, Кевин, но я на тебя не в
обиде. Я была готова к этому. Я видела, как ты постепенно отдаляешься от
меня...
— Это неправда. Я люблю тебя.
— Я знаю. Мы уже говорили о природе этой любви. Видит Бог, я хотела
большего, но если хорошенько подумать, то мне грех жаловаться. Большинство
женщин рано или поздно находят себе мужей, но мало кому удается обзавестись
таким внимательным, заботливым, любящим братом. К тому же... — Тут она
осеклась.
— Что "к тому же"? — переспросил я.
— Да так, мелочи, — уклончиво ответила Дженнифер. — Это к делу не
относится... — Она вздохнула. — Знаешь, почему-то я сразу поняла, что вы с
Анхелой подходите друг другу, у вас очень много общего. Боюсь, за завтраком
я слишком ревниво смотрела на нее, и она что-то заподозрила.
— Она догадалась о нас с тобой. Еще и упрекнула меня в том, что,
дескать, ты мне надоела, и теперь я ищу себе новую игрушку.
— Так и сказала?
— Так и сказала.
— И вы под конец поссорились?
— Да. Впрочем, мы и вначале обменялись резкими высказываниями в адрес
друг друга, но затем...
— Понимаю. В споре родилась истина.
С этими словами Дженнифер встала и поправила платье. Затем глянула в
зеркало, убеждаясь, что ее лицо и прическа в порядке.
— Ты уходишь? — спросил я.
— Да. Попробую поговорить с Анхелой. Мне просто невыносима мысль, что
сейчас она страдает; ей и так пришлось хлебнуть горя. Да и тебя надо
выручать. Если Анхела не успокоится до возвращения Рика, вы с ним непременно
подеретесь.
Я не стал удерживать Дженнифер, поскольку ее намерения соответствовали
моим тайным желаниям, и лишь ради проформы спросил:
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?
— Да уж знаю. — Она ободряюще улыбнулась мне. — А знаешь, Кевин,
твоя мания заразительна. В последнее время я то и дело ловлю себя на том,
что думаю о тебе как о брате.
— Я тоже люблю тебя, — сказал я ей вслед.
После ухода Дженнифер я решил, что пора приступать к работе. Ничто так
не угнетает меня, как безделье; я не нахожу никакого удовольствия в праздном
существовании; в этом мы с Анхелой действительно похожи. Многие мои
знакомые, не отрицая того, что я, в общем, неплохой парень, все же находят
меня несколько нудноватым. Я не умею, как они выражаются "с пользой
проводить досуг", на разного рода увеселительных мероприятиях я очень скоро
начинаю скучать и мыслями переключаюсь на дела. Единственное, что может
расшевелить меня, это присутствие хорошенькой голубоглазой блондинки — да и
ту я стремлюсь побыстрее затянуть в постель. Если же она, паче чаяния,
оказывается недотрогой, я мгновенно теряю к ней интерес и решительно
выбрасываю ее из головы. Но мне не удавалось с такой же легкостью избавиться
от мыслей об Анхеле... впрочем, она ведь не была голубоглазой блондинкой.
Я осмотрел свой новый кабинет и нашел его вполне приличным. Правда,
из-за царившего в нем идеального порядка было несколько неуютно, но ничего
— это поправимо.
Первым делом я положил в сейф свои документы, бумаги и кое-какие
вещицы, представлявшие для меня определенную ценность. Затем убрал со стола
антиквариат, гордо именуемый компьютером, и водрузил на его место новенький
Apple IBM самой последней модели (Бренда бы точно повесилась). Я приобрел
его перед отлетом с Земли и благоразумно откладывал знакомство с ним, пока
не окажусь в стационарных условиях.
Машина завелась, что называется, с полуоборота. Зазвучали фанфары,
компьютер бодрым голосом произнес:
— Приветствую тебя, о повелитель! Я весь к твоим услугам. От имени
группы моих разработчиков и всей фирмы Apple IBM...
— Заткнись, глупая тачка! — буркнул я и потянулся было к клавиатуре,
чтобы не на словах, а на деле заставить "глупую тачку" заткнуться, как вдруг
компьютер осекся на полуслове и печально сообщил:
— Инструкция принята к исполнению. Речевой интерфейс дезактивирован
вплоть до специального распоряжения.
Я удовлетворенно хмыкнул. Что ж, прогресс не стоит на месте.
Разработчики учли пожелания даже таких редких консервативных клиентов, как
ваш покорный слуга. Наслаждаясь безмолвием компьютера, я вставил в
специальное гнездо кристалло-пластиковую карточку и перекачал всю
необходимую для дальнейшей работы информацию. В течение следующего часа я
занимался настройкой на свой вкус пользовательской оболочки и инсталляцией
не входивших в стандартный комплект поставки узкоспециализированных
программ. Когда с этим делом было покончено, я принялся анализировать
результаты своих последних расчетов, аварийно прерванных привычным
сообщением: "Некорректно заданные краевые условия".
Однако долго работать мне не пришлось. Где-то через четверть часа после
того, как я углубился в непроходимые дебри математической физики с пикантной
примесью нелинейной логики, настойчиво зазвучал зуммер вызова.
Скорчив недовольную гримасу, я взял пульт дистанционного управления и
нажал соответствующую кнопку. Во встроенном в противоположной от меня стене
кабинета 50-дюймовом стереоэкране возникло изображение профессора Фернандо
Альбы в белом лабораторном халате. В руках он держал какой-то листок бумаги,
вид у него был немного растерянный, вернее, недоуменный.
— Добрый день, доктор Макартур. Я вам не помешал?
— Ни в коей мере, профессор, — вежливо ответил я. — Рад вас видеть.
Чем могу служить?
— Нет ли поблизости сеньориты Дженнифер?
— К сожалению, нет.
— Вот и хорошо. Я хотел бы поговорить с вами о ней.
— Слушаю.
— Дело в том, доктор, что ваша кузина находится во власти весьма
странного заблуждения. С подобным случаем я еще никогда не сталкивался и
боюсь, что ей требуется помощь квалифицированного психиатра.
— О Боже! — встревожено произнес я. — Что с ней?
— Уверяю вас, ничего опасного, — поспешил успокоить меня профессор.
— У всех нас есть свои комплексы, подчас проявляющиеся в самых неожиданных
формах... Скажите, у сеньориты Дженнифер, случайно, не было конфликтов с
отцом?
После некоторых колебаний я ответил:
— Да, были.
Профессор Альба понимающе кивнул:
— Так я и думал. Самообман, как защитная реакция психики.
Я чуть не подпрыгнул от беспокойства и нетерпения.
— Прошу вас! Объясните, пожалуйста...
Закончив разговор с профессором, я добрых пять минут неподвижно
просидел в кресле, как парализованный, и ошалело таращился на погасший
экран. Меня никогда не били обухом по голове, посему не стану утверждать,
что слова Фернандо Альбы возымели похожее действие. Однако шок был что надо.
Отличный удар!
Спустя некоторое время я додумался закурить. Сигаретный дым немного
прочистил мои мозги. Я достал из бумажника фотографию Дженнифер, положил ее
перед собой и внимательно всмотрелся в милое и такое знакомое лицо. Чуть
погодя меня осенила еще одна мысль. Я открыл сейф и взял небольшой, но
толстый пластиковый конверт, в котором хранились фотографии моих ближайших
родственников. Когда мне становилось слишком одиноко, я использовал их как
игральные карты, раскладывая нечто вроде пасьянса; это помогало одолеть
тоску.
Рядом с фото Дженнифер легла фотография другой голубоглазой блондинки
— Бренды. Да, нужно быть просто слепцом, чтобы не заметить их сходства --
тот же овал лица, такая же форма носа, те же чувственные губы, такой же
изгиб бровей. О дьявол, как я был слеп!.. Но нет, не совсем. Дженнифер с
самого начала мне кого-то напоминала, только я решил, что это игра моего
воображения. На самом же деле она действительно была похожа — но не на
Монгфинд, а на мою родню по отцовской линии. На Бренду и на Брендона. На
Юнону и Пенелопу. На моего отца, наконец. Но больше всего...
Чисто машинально я отсканировал фотографию Дженнифер, а потом стал
думать, зачем это сделал. Наконец до меня дошло. При помощи соответствующей
программы я изменил цвет ее волос на темно-каштановый, а брови и ресницы
сделал черными. Хотя в этом не было никакой нужды, я вынул из конверта
фотографию Юноны. Теперь сходство было не просто очевидным, а поразительным.
Все-таки я слепец, глупец, дурак, идиот! Зов крови, голос сердца — я упорно
игнорировал их, объясняя свое якобы наваждение заумными психоаналитическими
терминами. Я даже игнорировал тот бесспорный факт, что Дженнифер не
блондинка! По крайней мере, не платиновая блондинка. Я несколько раз видел
фотографию на ее настоящем паспорте — но закрывал на это глаза; не единожды
я слышал замечания со стороны пассажиров и членов экипажа — но пропускал их
мимо ушей, предпочитая правде заблуждение...
Я сплел пальцы рук на затылке и со стоном откинулся на спинку кресла.
"Самообман, как защитная реакция психики", сказал профессор Альба и попал в
яблочко. Только он ошибся адресом — это не о Дженнифер, а обо мне. Многие
годы я жил в постоянном страхе, что кто-нибудь из Властелинов случайно
наткнется на этот мир; предпринимал все мыслимые меры предосторожности,
чтобы сохранить свое открытие в тайне; был подозрителен, как параноик... и
вел себя, как настоящий параноик. Одной из особенностей параноидального
мышления является искаженное восприятие действительности. Больной паранойей
человек попросту отказывается видеть то, что идет вразрез с его
представлениями. Мой отец, большой любитель произносить с умным видом
банальные сентенции, частенько говорит, что нельзя решить проблему,
игнорируя ее, и он, конечно, прав. Однако последнее время я как раз этим и
занимался. Я упорствовал в самообмане, панически боясь обнаружить, что до
меня в этом мире побывал кто-то еще.
Но кто именно — вот в чем вопрос?..
Мои чувства лениво сообщили мне, что в соседней комнате кто-то есть.
Чисто машинально я прикрыл переделанный портрет Дженнифер заставкой и сделал
это вовремя — спустя пару секунд входная дверь отворилась, и в кабинет
заглянула Дженнифер во плоти.
— Ага, ты здесь!
Она вошла и ослепительно улыбнулась мне. Тут я подумал, какими же
словами обзовет меня отец, когда узнает, что три с лишним недели я изо дня в
день видел эту сногсшибательную улыбку и ничего не заподозрил. Так улыбалась
только Юнона; и Дженнифер была, пожалуй, единственная, кто в полной мере
унаследовал ее уникальный дар.
Чтобы окончательно убедиться в наличии еще одного дара — Дара с
большой буквы, — я послал в направлении Дженнифер слабый импульс. Я
проделывал это со всеми людьми, которые вызывали у меня хоть малейшее
подозрение, но самого подозрительного человека... самую подозрительную
женщину я до сих пор не удосужился проверить.
Дженнифер вздрогнула, улыбка исчезла с ее лица. Скрытый Дар
отреагировал на толчок, неощутимый для простых смертных.
— Что с тобой? — невинно осведомился я.
— Да так, ничего... Совсем ничего. Тебе показалось. — Дженнифер опять
улыбнулась, словно ободряя себя. Я был удивлен, почему она не сказала мне,
что ее затошнило. Это было не свойственно для наших доверительных отношений.
— Кевин, я поговорила с Анхелой. Думаю, мне удалось успокоить ее.
— А я только что разговаривал с профессором Альбой. Он сообщил нечто
весьма интересное.
Дженнифер мгновенно переменилась в лице. Весь ее вид выражал
растерянность.
— Боже!.. Но зачем?.. — Она села в одно из кресел и прижала ладони к
вискам. — Зачем он сказал? Ведь я просила его молчать... И он обещал...
На сей раз я не допустил промаха. В тот день сюрприз следовал за
сюрпризом, и я уже был начеку. Я сразу понял, что мы говорим о разных вещах,
и многозначительно произнес:
— Видно, у профессора были основания нарушить свое обещание.
Дженнифер понуро кивнула:
— Да, он догадался. Это было проще простого. Элементарная
арифметика...
В попытке справиться с изумлением я боднул головой голографическую
картинку над клавиатурой и громко зарычал. Дженнифер подняла на меня
жалобный взгляд:
— Пожалуйста, Кевин, не расстраивайся. Это тебя ни к чему не
обязывает. Я ничего не требую. Я... я так благодарна тебе. Ты совершил
настоящее чудо... — Она всхлипнула. — Да, чудо. Ведь меня признали
абсолютно бесплодной. Неизлечимо... Какая-то необъяснимая генетическая
аномалия... Если бы ты знал, как я счастлива! Если бы ты знал...
Едва переставляя ноги, я подошел к Дженнифер, опустился перед ней на
колени и взял ее руки в свои.
— Родная... Любимая... — Из глубины груди к моему горлу подступил
комок, и лишь с невероятным трудом мне удалось проглотить его. — Я тоже
счастлив, поверь. Еще никогда я не был так счастлив.
Дженнифер заплакала — надо полагать, от счастья. Высвободив руки, она
гладила меня по голове; я крепко обнимал ее за талию, а по моим щекам
катились скупые мужские слезы. Мир прекрасен, несмотря на все его
несовершенство, а жизнь — замечательная штука!
— Дженни, — спустя некоторое время спросил я. — Почему ты не хотела
говорить мне об этом?
Она немного успокоилась, и ее плач перешел в тихие всхлипыванья.
— Потому что теперь ты снова заговоришь о женитьбе.
Я покрыл поцелуями ее руки.
— Конечно, милая. Как же иначе? У нашего ребенка должен быть отец.
— Он и так будет. В любом случае.
— Но ведь семья...
— Семья, говоришь? — Дженнифер грустно улыбнулась. — Хороша
получится семья, если муж и жена будут чувствовать себя в постели как
преступники, кровосмесители.
— Но, в конце концов, брак между двоюродными братом и сестрой не
считается предосудительным.
— Ай, Кевин! Оставь это липовое родство в покое. Лучше посмотри правде
в глаза. Кого ты во мне видишь? Сестру! Не любимую женщину, а милую
сестренку.
— Так оно и есть, — невольно произнес я, вспомнив о своем недавнем
открытии. — Кстати, зачем ты перекрасила волосы?
— Так ты догадался? И давно?
— Недавно. Минут десять назад. На самом деле ты шатенка, не так ли?
— Да, светлая шатенка, почти блондинка. Но тот офицер с "Никколо
Макьявелли", мой незадачливый ухажер, рассказал мне в качестве анекдота о
твоем болезненном пристрастии к стопроцентным, породистым блондинкам. Вот я
и решила действовать наверняка... Ты не в обиде за этот обман?
— Господи, конечно нет! Ведь благодаря твоему обману мы и
познакомились. Это настоящее чудо. Невероятное чудо.
— Да, это чудо. Все, что произошло мной со с тех пор — чудо из чудес.
— Даже большее, чем ты можешь себе представить, — заметил я. — Что
ты знаешь о своем отце?
Дженнифер удивленно вскинула брови.
— Ну... Его зовут Рональд Карпентер, уже семь лет он член Верховного
Суда Нью-Алабамы...
— Дженни, я спрашиваю о твоем настоящем отце.
Ее взгляд отразил полное недоумение:
— Это какой-то розыгрыш?
— Вовсе нет. Рональд Карпентер не может быть твоим отцом. Впрочем,
ради чистого любопытства опиши, как он выглядит.
— Ну, ему за шестьдесят, он черноволос, невысок ростом, коренастый...
скорее даже толстый. Я ни капельки не похожа на него, вся пошла в мать.
— Какого цвета у него глаза?
— Карие... Ага! И еще нос картошкой. В детстве я очень боялась, что
когда вырасту, у меня тоже будет такой нос.
— Он давно живет на Нью-Алабаме?
— С самого рождения. Он... гм... из хорошей семьи. Его полное имя
Рональд Эдвард Карпентер Пятый.
Я отрицательно покачал головой:
— Нет, не он. Даже если предположить... нет, невозможно. Нельзя
столько времени удерживать искусственный облик.
— Кевин! — растерянно произнесла Дженнифер. — Ты говоришь такие
странные вещи... Я ничего не понимаю.
— И я не совсем понимаю, — признался я. — Ладно. Предположи...
