Роман Равдин. Человек без оболочки
страница №2
...огие важныеподробности. Например, что парк "усадьбы" обнесен высокой, пожалуй, в три
человеческих роста оградой из толстых металлических прутьев ("наверняка --
из тугоплавкого материала",-- подумали наблюдатели). У ворот — довольно
просторная проходная ("там, конечно, сейчас играют в покер охранники").
Вокруг всего дома простирается парк из старых лип, вдоль дорожек --
подстриженный кустарник ("это хорошо — можно незаметно подобраться к
дому"...).
В общем, наблюдение с крыши универмага не изменило их первоначального
плана проникнуть к Притту с воздуха. Куполообразная крыша не давала гарантии
безопасной посадки. До темноты они копались в летательном аппарате "Добрый
ангел". А Вартанян успел еще облюбовать для своей посадки полянку в тенистом
парке и на штурманке запрограммировал направление, расстояние и скорость
полета до той точки, откуда он с выключенным двигателем начнет бесшумное
парение и спуск на полянку...
— Ну, старина, смелее,-- сказал О'Малей приятелю, когда тот закрепил
на себе ракетный ранец и в последний раз проверил, как расходятся перья
планера.-- Все-таки это не с Арарата прыгать!
— О том только и мечтаю,-- в тон ему ответил Сурен,-- Вот,
потренируюсь тут маленько... Отойди-ка!
Тонко запели газовые струи, из-под ног взметнулась пыль, и Вартанян
взмыл в ночное небо. О'Малей смотрел ему вслед и с беспокойством думал, что
в такое позднее время, когда любителей ангельских полетов немного, его
приятель может вызвать подозрение у охраны еще в воздухе. Но Сурену угрожало
другое: он ошибся и выключил двигатели несколько раньше, чем следовало бы по
высоте полета.
Планируя, Сурен едва перетянул через острые прутья ограды, врезался в
густую крону дерева, пробил ее и упал в кусты. Это его спасло от тяжелых
ушибов. А сильный порыв ночного ветра, прошумевший в парке во время его
падения, скрыл звуки неудачной посадки.
Он поднялся и почувствовал, как саднит лицо. Прикоснулся к щеке тыльной
стороной ладони и в свете садового фонаря увидел на руке кровь. Болела
ушибленная коленка. Он стал ходить взад-вперед по аллее, массируя коленку и
прикладывая к лицу платок. От тяжелого ранца заныли плечи. Он расстегнул
ремни и положил аппарат на скамейку. Сел и стал потирать ушибленную ногу.
"Черт возьми, чего я тут сижу? — он взглянул на часы. Было четверть
первого.-- И вообще, что это за парк? Как я здесь очутился?.." Он посмотрел
на аппарат, потрогал себя за нос, поднял глаза к небу, усыпанному звездами,
сощурился на огонь фонаря, и глаза сами стали слипаться...
Но он быстро встрепенулся, усилием воли заставил себя сделать несколько
приседаний, стараясь отогнать сон. "Все-таки, что это значит? Какого лешего
меня принесло сюда? Ах, да, авария! — Он радостно хлопнул себя по лбу.--
Значит, я куда-то летел. Куда же?.. Боже, как хочется спать! Так хочется,
что ничего уже не соображаю...",-- он рассеянно потер лоб, силясь что-то
вспомнить...
Вартанян мог заставить свою память выдать ему нужную информацию, если
был уверен, что в свое время он заложил ее в голову. Но сейчас, вот уже
полчаса его мучил один простой вопрос: откуда он сейчас летел и куда?
Промучившись напрасно, он, наконец, спросил себя: "Что я делал вчера?" И с
ужасом убедился: память ему не подвластна. "Может, у меня сотрясение
мозга?.." — растерянно подумал он и снял шлем. Ощупал голову сквозь шапку
густых волос, но не почувствовал никакой боли...
Как обычно, в семь утра к воротам лаборатории Притта подкатил крохотный
белый электромобильчик "Капелька". Из него вышел старый негр Мур, садовник.
Один из охранников обшарил одежду Мура, два других перетряхнули все в
машине, заглянули даже под колеса и крикнули — "О'кей!"
Старший вахтер отключил излучатель. В проходной погасла красная лампа,
висящая перед самым входом в парк.
Ворота открылись, и "Капелька" неслышно покатила по аллее, свернув
направо вдоль ограды. Почти сразу Мур заметил впереди блестящий в лучах
солнца белый шар. Он ярко выделялся на красной дорожке из толченого кирпича.
Это был шлем Вартаняна. "А вот и сам космонавт",-- иронически сказал старик,
подъехав ближе к скамейке, на которой спал Сурен, положив голову на "Доброго
ангела". Мур ничего не знал про излучение. Но что посторонних здесь не
должно быть — это он знал точно. Не разворачиваясь, "Капелька" укатила
обратно к воротам...
С того момента, как в ночном небе растворился огонек ракетных сопел
аппарата Вартаняна, О'Малея не покидало тревожное чувство. "Как будто мы с
Суреном никогда не ходили на такие дела!" — старался он успокоить себя. Но
интуиция подсказывала, что на этот раз они вступили в опасную игру громадных
акул, одна из которых хочет вырвать добычу из пасти другой... "Можно
представить себе, какой это куш, если нам пятьдесят тысяч обещали!" Нанял их
могущественный хозяин — скорей всего, Пентагон. Но ведь и "Юнайтед стил" --
тоже не куропатка, ее голыми руками не возьмешь. Этот хищник может и самого
министра обороны скушать... А уж их-то с Суреном проглотят — даже не
заметив этого. Стоит кому-нибудь зазеваться или выдать себя — и любой
охранник, любой служащий компании пристрелит их, как собак. "Жена получит 15
тысяч страховки",-- невесело усмехнулся О'Малей.
Часы пробили три. Он выбежал из кабинета управляющего и вскочил в лифт.
На крыше гулял свежий ветер, которому он с удовольствием подставил
разгоряченное волнением лицо. "Ну, что он там сидит?" — нервничал О'Малей.
Они договорились, что Сурен сегодня сделает лишь разведку: выяснит, где
работает Притт, какими путями можно пробраться в это помещение. Много ли на
это нужно времени!
Как жаль, что он не может связаться с ним по радио. Из-за
предосторожности Сурен не взял с собой ничего, что в случае захвата его
могло бы вызвать подозрения. В сумку он положил бутылку армянского коньяка и
папиросы "Давид Сасунский": "Летел к приятелю и вдруг потерпел аварию".
То и дело приникал он к окулярам телебинокля, ясно видел листву,
освещенную пронзительным светом ксеноновых фонарей, серебрящийся в их лучах
купол лаборатории — там было тихо, "усадьба" спала. Наконец стало светать,
и тогда О'Малей понял, что дело плохо. Он нацедил из автомата чашку горячего
кофе и отправился к своему электромобилю. План его был прост: если Вартаняна
задержали, то его либо выпустят, либо отвезут в отделение секретной службы
на допрос. В том и другом случае он должен появиться из ворот "усадьбы".
К воротам он прибыл, когда уже взошло солнце. Подыскивая "дырку" в
сплошной веренице стоящих машин, чтобы приткнуть свою, он медленно проехал
мимо проходной, не заметив ничего особенного. Место нашлось, к счастью,
недалеко от ворот, так, что, сидя в кабине, можно было видеть, кто входит и
выходит через них. Делая вид, будто возится в багажнике, О'Малей быстро
заменил обычный номерной знак своей машины.
Через улицу наискосок, почти напротив самого входа в "усадьбу", он
заметил бар-автомат и отправился туда по- греться. Его знобило не столько от
утренней прохлады, сколько от нервного напряжения. Получив порцию виски, он
уселся за столик и с жадностью глотнул спиртного. Постепенно спина
оттаивала, противная дрожь утихала. Отсюда было прекрасно видно то, за чем
он сейчас вел наблюдение. В зале, кроме него, сидели трое парней в форменных
фуражках таксистов, отдыхавших от ночной работы. Они с аппетитом уплетали
сосиски и весело болтали. В этот момент О'Малей увидел,- что к воротам
подъехала "Капелька" и из нее вылез и вошел в про- ходную старый негр, а
оттуда вышли два здоровых парня. Они откинули прозрачную кабинку и стали
что-то делать в машине, а что — он не успел заметить:
— Хэлло, нет ли у вас закурить? В автомате сигареты кончились, а
хозяин еще спит...
Пока он отвечал, что не курящий, а для этого пришлось повернуться в их
сторону, электромобильчик исчез. Досадуя на таксистов, он вышел из бара и не
спеша направился по улице вдоль высокой металлической ограды...
Старший охранник Джим растолкал спавшего Вартаняна.
— Простите, сэр. Но уже утро,-- ехидно сказал он, когда тот открыл
глаза.
Увидев перед собой детину в униформе, Вартанян вскочил и пробормотал
извинения насчет того, что заснул в общественном месте, а затем, удивленно
оглядевшись, спросил:
— Послушайте, что это за парк? Убей бог, не пойму, как я здесь
очутился...
Лицо его в этот момент являло такую растерянность, что еще не видевший
жертв облучения Джим внутренне поразился: "Эк, ему память отшибло,
бедняге!"..
— Вы прилетели сюда на этом вот "Ангеле",-- он показал на аппарат,
громоздившийся рядом.-- Видно, хорошо спикировали, что ободрали лицо и шлем
потеряли.
Вартанян пощупал лицо и болезненно поморщился. С удивлением уставился
на аппарат, даже потрогал его рукой. Все говорило, что этот человек не
придумывает.
— Но почему, почему то, что вы мне говорите, я сам не видел? — почти
закричал он.-- И почему я не знаю, откуда я взялся тут?.. Неужели я схожу с
ума!..
И было отчего. Под действием ночной дозы облучения из мозга вытравилась
и сцена его приземления в "усадьбе".
— Успокойтесь. Вы находитесь в частном владении. Хозяин его, доктор
Твигг примет вас и осмотрит. Пойдемте в его кабинет.
Едва он поднялся со скамейки, острая боль в коленке заставила припасть
на правую ногу.
— Вот, видите,-- участливо сказал Джим.-- Цела нога-то?
— Коленка... Ничего не пойму! — в отчаянии махнул рукой Вартанян и
поплелся за Джимом, который нес "Ангела" и шлем.
Помня инструкцию, Джим больше ни о чем не заговаривал. Он спешил
доставить своего пленника в кабинет N 12, занимаемый секретной службой
корпорации, пока не пришли на работу сотрудники лаборатории. То, что
касается работы секретной службы, не должно быть известно ученым и вообще
никому, кроме мистера Лансдейла, которому уже сообщено и он должен сейчас
прибыть.
— Располагайтесь здесь,-- сказал старший охранник,-- Доктор Твигг
сейчас приедет и осмотрит вас.
Оставшись один, Вартанян осмотрелся. Он находился в обычной приемной
врача: шкафы с инструментами, аптечка, весы и даже малая диагностическая
машина. Он снова погрузился в себя, пытаясь припомнить вчерашнее.
Последнее, что он помнил, это свой отлет из Еревана, чудесное раннее
утро на аэродроме и розовый с голубыми тенями заснеженный Арарат...
Шеф секретной службы мистер Лансдейл спешил побывать в лаборатории еще
до восьми, чтобы не попасться на глаза научным работникам. Босс
категорически приказал делать свою работу так, будто тебя вовсе не
существует. И уж во всяком случае не тревожить Притта. Ему это удалось. Джим
кратко доложил своему шефу состояние задержанного, что нашли при нем (он
успел обыскать спящего).
— Ничего особенного, кроме армянских папирос и коньяка. Ни оружия, ни
приемо-передающих устройств, ни фотоаппарата. Обследованием места падения
установлено, что летел он от центра города. Судя по программе, обнаруженной
на штурманке, двигатели автоматически выключились примерно ярдов за сто от
северной части ограды. Дальше он планировал, но очень неудачно. Едва не
задел ограду, ударился о дерево и упал на кусты. Ободрал лицо и ушиб колено.
После падения никуда не ходил, заснул на скамейке...
Лансдейл понимал, что расспрашивать незнакомца бесполезно. Лишь через
двое суток, не раньше, облученный мог бы вспомнить, куда и зачем он летел.
У него созрел хитрый план. Он-то ведь хорошо изучил систему и
результаты действия лучей Притта. По его под- счетам, доза облучения была
настолько сильной, что и за три дня, пожалуй, парень не придет в себя. Но
то, что сейчас с ним происходит,-- запомнит хорошо. И надо, чтобы у него
остались самые приятные воспоминания — ни в коем случае не показывать ему
озабоченность внезапным вторжением. Выпустить немедленно. И постараться
проследить — кто он такой, куда направится. Если это шпион, друзья его уже
беспокоятся и будут, очевидно, разыскивать где-то здесь поблизости...
— Вот что, Джим. Направь двух наших парней за ворота. Когда выйдет
гость, они проследят, куда он исчезнет. А я сейчас его выпущу. Кто знает об
этом случае — обязан забыть. Понятно?..
Лансдейл вошел в комнату к Вартаняну.
— Доктор Твигг, владелец клиники,-- представился он с легким
поклоном.-- Как, вам еще не подали завтрак?
Смущенный Вартанян хотел подняться, но хозяин остановил его
великодушным жестом:
— Сидите, сидите, пожалуйста. Мне сказали, что вы сильно ушибли ногу.
Пока нам принесут кофе я, разрешите, осмотрю вас.
— О, вы очень любезны, доктор. Я даже не успел вам представиться.
Сурен Вартанян, служащий фирмы "Брид- жес инту зе фьюче".
— Я ни на минуту не сомневался, что вы человек порядочный и явились
сюда не затем, чтобы очистить мой сейф.
— Да, но я сам не знаю, зачем я сюда явился и совершенно не помню, как
я летел на этой штуке, откуда летел... И вообще, со мной что-то стряслось,
доктор! Я не помню, что было вчера и позавчера. Вроде бы меня и не было на
свете... Боюсь, что-то случилось вот тут,-- он постучал кулаком по затылку.
Слушая его жалобы, Лансдейл надел докторский халат и, молча кивая
головой в такт причитаниям больного, начал осмотр.
— Ничего страшного,-- наконец сказал он.-- Ушиб коленной чашечки.
Скоро пройдет. С головой — хуже. Сотрясение височных долей мозга. Я выпишу
капли. Через три-четыре дня память восстановится.
В дверь постучали, и вошел бой, неся на подносе кофейник, чашки и
тарелку с бутербродами. Лансдейлу стало жаль армянского коньяка, он не
выдержал и вроде невзначай сказал:
— Просто удивительно, как при таком падении могла уцелеть бутылка...
— Что за бутылка? — удивился Вартанян.
— Не знаю. Когда помогал вам раздеться, то мне по- казалось, что там,
в кармане комбинезона, у вас бутылка.
Вартанян схватил комбинезон, расстегнул сумку-карман и извлек оттуда
бутылку коньяка, удивленно посмотрел на нее и улыбнулся:
— - Недавно ездил в Армению...
— О, армянский коньяк!
— Угощайтесь, пожалуйста, доктор. Как раз к нашему кофе!..
Они рассказали друг другу по парочке анекдотов, хохотали и хлопали друг
друга по спине, пока не пришел Джим и что-то сказал на ухо своему шефу.
Лансдейл моментально протрезвел и, не показывая это своему хмельному другу,
стал, однако, извиняться, что дела зовут его, он просит гостя заходить
почаще и так далее. Гость, хоть и пьян был, понял, что хозяевам не до него,
надо уходить.
Джим было понес за ним аппарат и комбинезон, но Вартанян, обернувшись в
дверях, сказал, обращаясь к доктору:
— Разрешите это оставить пока у вас. Как-нибудь в другой раз заберу.
— Конечно, конечно. Джим, отнесите вещи в мой шкаф..
... О'Малей чуть было не прозевал своего приятеля, когда тот вышел из
проходной. В этом веселом, разбитном малом издалека трудно было узнать
человека, испытавшего тяжелое моральное потрясение. Ирландец находился от
ворот на некотором расстоянии, поблизости от своей машины, чтобы быть
готовым ринуться вслед за Суреном, если его повезут куда-нибудь. Он узнал
его лишь в тот момент, когда Сурен инстинктивно обернулся к воротам, вдруг
почувствовав себя одиноким в не- знакомом городе. О'Малей с трудом
удержался, чтобы не броситься к нему: нельзя же так глупо выдать себя!
Может, это ловушка... Он сел в машину и стал наблюдать. Дверь проходной,
захлопнувшаяся за Вартаняном, больше не открывалась, за оградой не было
видно людей. Зато на улице людской поток нарастал, время близилось к девяти.
Он тронул машину, обогнал Сурена и в потоке машин медленно покатил до
ближайшего перекрестка, свернул направо и, оставив машину, быстро,
по-деловому пошел по тротуару с расчетом столкнуться нос к носу со своим
Другом. Вытащил из кармана газету и стал на ходу рассматривать объявления,
как десятки других пешеходов. Загородившись листом, он, словно бы невзначай,
наскочил на Вартаняна, пробормотав извинения.
— Хэлло, да это ты, Шонни! — завопил от радости Вартанян.-- Как ты
здесь очутился, старина?!
— А ты как?
Они заключили друг друга в объятия, и тут О'Малей заметил, что от его
друга несло, как из пивной бочки. "И где это он успел так нализаться?" --
думал старшина и еще больше восхищался "игрой" своего друга и подчиненного.
Он плел — громко для посторонних ушей — что-то о причине своего приезда в
Теритаун и вел себя так, словно они с Суреном действительно сто лет не
виделись.
Весело болтая, они дошли до электромобиля, и О'Малей втолкнул в кабину
своего хмельного приятеля.
— А куда мы едем? — спросил Вартанян, когда машина вырвалась на
шоссе.
— Домой, конечно, куда же еще.
— Постой, постой,-- стал тереть лоб Вартанян.-- Ты говоришь — домой.
А где мы сейчас были?.. Да, конечно, в Теритауне. Но зачем я тут оказался?
Ты знаешь, у меня случилось маленькое сотрясение мозга — так сказал
доктор... как его? М-м-м.... Трильби, кажется. Нет, Твигги. Да, он сказал,
через три дня пройдет. Забыл все. Зачем я оказался у него в саду? Откуда
летел — ничего не помню... Ты, случайно, те знаешь? Я не говорил тебе, куда
лететь собираюсь, а?..
— Ладно, кончай травить! — рассердился О'Малей.-- Давай к делу. Что
ты разведал и почему так долго задержался в "усадьбе"?
— Убей бог, я ничего не знаю!.. Я очухался на скамейке в саду, утром.
Коленка болит, лицо ободрано, рядом летательный аппарат лежит... Охранник,
который разбудил меня, говорит, что я неудачно приземлился. Но откуда?! Не с
луны ли?.. Ты, понимаешь, у меня совсем нет вчера! Только — сегодня...
О'Малей с тревогой покосился на приятеля. "Он хотя и выпивши, но вздор
такой не мог бы нести... Они что-то с ним сделали..."
Обычно спокойный, уравновешенный ирландец вдруг почувствовал, как кровь
ударила ему в голову. Таких внезапных приливов у него раньше никогда не
было, они появились совсем недавно. "Нервы сдают, надо бы к доктору..." — и
потянул рычажок кондиционера на отметку "холодно"...
А в это время Лансдейл, проглотив приличную дозу антиалкоголя, выслушал
доклад своих парней, следивших за вышедшим на улицу Вартаняном.
— Он встретил своего знакомого в трехстах двадцати ярдах от проходной
на Роуд-авеню. Назвал его Шоном. Вот их снимки. Весь их разговор записан
вплоть до того, как они сели в машину Шона. Номерной знак — 137-- 216 штата
Огайо. Выехали из города по направлению к 424-й дороге...
Включили пленку. Через полминуты ролик остановился. — И все? --
спросил шеф секретной службы, нахмурив брови.-- Пустая болтовня двух пьяных
дураков!
— Запись разговора в машине не удалась,-- виновато сказал один из
агентов.-- По-видимому, у них был включен интерферентор...
— Небогато,-- резюмировал шеф.-- А теперь слушать меня...
И он стал излагать новую систему охраны лаборатории. В заключение
приказал держать язык за зубами: о ночном происшествии — ни гу-гу!
Затем Лансдейл уединился в своем кабинете и с помощью "тета" связался с
Главным.
— О'кей! — сказал Босс, удовлетворенный действием излучения.-- Эта
штука понадежнее автоматов. И самое главное — не так шумит. Но вы уверены,
что это разведка? Может, действительно, какой-то несчастный свалился вам на
голову?
— Согласитесь, босс, что при таком провале памяти мы у него клещами
ничего не вытащили бы более того, что он нам рассказал. Зато уж это --
искренне: он был совершенно растерян и психически подавлен. У него оказалось
больше вопросов ко мне, чем наоборот... Однако то, что его — определенно --
встречали у ворот, хотя бы одно это дает мне основание думать о визите по
специальному заданию. Ведь они даже и не подозревают об излучении.
— Да. Вы, пожалуй, правы. Во всяком случае полезнее приготовиться к
худшему, чем оказаться растяпой. И правильно сделали, что выпустили его,
пусть считают нас простачками... Только я не хотел бы, чтоб доктор Притт
прослышал об этом случае. Ничто не должно отвлекать его мыслей от дела.
Напоминаю: вы отвечаете за это!..
"Что они с ним сделали?" — этот вопрос неотступно преследовал О'Малея,
пока он находился в вынужденном бездействии. Ратт не разрешил ему повторить
попытку проникнуть в "усадьбу", пока не выяснится состояние Вартаняна. Врачи
колдовали над ним, мучили кибера-диагностика, но тот давал однозначный
ответ: больной здоров. Конечно, любой врач всегда найдет отклонения от
нормы. Но ни одно из найденных у Вартаняна отклонений не могло объяснить
внезапного провала памяти. Все энцефалограммы, снятые через равные
промежутки времени, показывали здоровую электрическую активность мозговых
волн.
Указания на сотрясение мозга полностью отсутствовали. Биохимические
анализаторы не подтверждали версии, будто пациенту впрыснули определенные
вещества, позволяющие контролировать побуждения и действия человека.
Тогда предприняли такой эксперимент. Рядом с Вартаняном посадили
санитара. Обоих попросили ответить на один вопрос: "Что вы делали позавчера
после двенадцати?"
Пока они вспоминали, замерили биопотенциалы височных долей мозга. И
диаграммы резко разошлись. У санитара кривая пошла частыми зигзагами, а у
Вартаняна она по-прежнему представляла спокойную волнистую линию, изредка
лишь прерываемую всплесками. Это свидетельствовало о подавленности функций
памяти.
Что ж, врачи своего добились — диагноз поставили. Соответственно
назначили лечение, лекарства. А ему, старшему агенту, необходимо знать
причину этого непонятного "заболевания". "Что они с ним сделали, как отняли
память?"
Без ответа на этот вопрос нельзя продолжать работу. "Раз они ему ничего
не вводили, значит, как-то подействовали на расстоянии,-- рассуждал
старшина.-- Чем можно подействовать на расстоянии? — Только излучением!.."
Он отыскал нейрофизиолога и попросил прокомментировать его догадку.
— Электромагнитные излучения могут при определенных условиях угнетать
деятельность мозга,-- сказал специалист.-- Они вызывают головные боли,
тошноты и даже коллапс. Но мне неизвестны случаи, чтобы от подобных
излучений страдал только определенный участок коры и притом так устойчиво.
Прекратите облучение — тут же все становится на место... Скорее всего...--
ученый задумался.-- Да, скорее всего это гипнотическое воздействие на
интерпретационную функцию коры больших полушарий мозга.
— Выходит, что мой друг попал в лапы гипнотизеру? — вскочил
О'Малей.-- Вы что-то темните, док!... Я хорошо знаю Вартаняна. Ему зубы не
заговоришь, он сам кого хочешь загипнотизирует!
Ученый улыбнулся горячности ирландца и развел руками:
— Мистер О'Малей, ведь я ничего не говорил о гипно- тизере.. О
гипнотическом воздействии. А это не одно и то же. На ваш вопрос об излучении
я ответил: излучение электромагнитного происхождения тут ни при чем. Вопрос
о радиоактивном излучении отпадает — такового не было. Допускаю только
третий вид излучения — гипнотическое. Вы слышали про экстрасенсов? Их
долгое время не признавали, и они ушли к бионикам. Не исключено, что кто-то
уже разгадал природу третьего излучения и произвел его.
Вот вам и гипнотизер — какое-нибудь электронное чудище. От такого,
пожалуй, и не отобьешься!.. Нет, мистер О'Малей, вы имеете дело с весьма и
весьма достойным противником, который выгодно использует против вас силу
науки...
— А вообще-то механика такого действия довольно проста,-- продолжал
рассуждать нейрофизиолог,-- излучение парализует только блоки ближней памяти
в мозге. Вы пытаетесь вспомнить, что было вчера, однако накопленная за
минувший день информация не поступает из хранилища. Когда этот паралич
пройдет, нейроны растормозятся, тогда память восстановится. Но то, что
происходило с человеком во время действия гипноза, мы не узнаем никогда, ибо
в этот период его память ничего не фиксировала...
На пятый день рано утром О'Малея поднял звонок Вартаняна.
— Это ты, Шон? Извини, старина, что в такую рань. Приходи быстрее и
выпусти меня отсюда: я в полной форме!
— Тихо, Сурен! Никому, понял? Сейчас я буду у тебя...
Вартанян уже побрился и выглядел очень бодро, воз- бужденно
прохаживался по комнате.
— Ну, спрашивай, — сказал он, весело блестя своими большими карими
глазами.
О'Малей даже растерялся от неожиданности, но быстро нашелся и начал
иронически-важным тоном:
— Как ты себя чувствуешь?
— О'кей! Завтра продолжим нашу работу.
— О-о!.. Ну, тогда излагай план. С чего начнем?
— С визита к любезному доктору Твиггу. Есть прямой повод: за
имуществом, оставленным на сохранение бедным аэронавтом, потерпевшим
крушение. Ведь не зря же мы с ним бутылку настоящего "Арарата" распили!
Такое угощение и свинья не забудет...
— Ну, а что дальше?
Звонок прервал их беседу. Вартанян снял трубку и услышал голос Ратта:
— Как самочувствие?
— В порядке, сэр. Можете выписывать.
— Хорошо. Если доктора не возражают — выписывайтесь и вместе с
мистером О'Малеем быстро ко мне.
Доктора не возражали. Пульс, давление и другие показатели
жизнедеятельности организма были в норме, и больной не жаловался на
выпадение памяти. Несколько контрольных тестов, предложенных ему,
окончательно успокоили и психиатра.
— Нет, с неба к ним не попадешь,-- продолжал развивать свой план
Сурен.-- У них там что-то есть такое, что отшибает память напрочь.
Последнее, что я только теперь вспомнил,-- это как просигналила штурманка:
"готовься к посадке". Помню, как развернул оперение и перешел на планирующий
полет, потом выключился двигатель и тишина охватила меня. Только перья
фырчали немного. И — всё. Убей бог, до сих пор не знаю, как приземлился.
Будто в воздухе умер... А воскрес утром на садовой скамейке.
— Сурен, ты попал под излучение. Я уже консульти- ровался у одного
серьезного специалиста по этим делам. Правда, он пока не знает такого
излучения, но предполагает, что на тебе испробовали новое изобретение
экстрасенсов и биоников.
— Вроде черной магии? — усмехнулся Сурен.
— Эх, приятель,-- вздохнул О'Малей и грустно покачал головой.-- Ты
слишком легкомысленно недооцениваешь силу науки!.
Ратт насупившись сидел в кресле и сурово глядел на них поверх очков. Он
всегда напускал на себя важный вид, когда собирался давать какие-нибудь
указания. Жестом пригласив их сесть, он выдержал многозначительную паузу и
лишь затем начал:
— Мы изучили причины вашего провала и пришли к выводу, что лаборатория
Притта находится под защитой сильного, неизвестного нам излучения. Посланные
мной дозиметристы не смогли обнаружить какого-либо сигнала. Следовательно,
придется действовать по-военному.
О'Малей насторожился. Он не любил "мокрых" дел. Молодые люди тревожно
переглянулись, а шеф между тем продолжал:
— Когда разведка наблюдением не дает результатов, тогда берут "языка".
Нам нужно заполучить одного из ближайших сотрудников Притта и выведать у
него и о самой научной работе, и о системе защиты, сигнализации в его
лаборатории, и прочее.
— Так не лучше ли взять самого короля, — заметил Вартанян, — чем
возиться с пешками?
— Не забывайтесь. Мы — не ФБР и, следовательно, не можем хватать
любого, кого вздумается. Мы — фирма "Бриджес инту зе фьюче"! Строим мосты в
будущее. Если взять Притта — не миновать большого шума. Подобная "реклама"
для нашей фирмы равносильна самоубийству. Дошло? — он поочередно поглядел
на друзей, получив от каждого утвердительный кивок. — Поэтому еще раз
напоминаю: осторожность и осмотрительность!
Он открыл зеленое досье, извлек оттуда несколько фотографий и протянул
их О'Малею.
— Это Притт и его коллеги. Хорошо бы кого-то из них завербовать, чтобы
получать постоянную информацию. Но боюсь, что придется иметь дело с
фанатиками... — Ратт поморщился,-- Ну, знаете... когда ученые что-то
открывают большое, они забывают обо всем, и если вы к ним в тот момент
влезете, они пошлют вас к чертям.
— Дорогой шеф, вы лучше скажите, к какой сумме мы их можем отослать,
чтобы они не послали нас, — насмешливо заметил О'Малей, а Вартанян,
сверкнув зубами в широкой улыбке, подхватил:
— Я еще не встречал фанатиков среди порядочных американцев. Наоборот,
с помощью долларов я вам превращу в фанатика любого трусливого обывателя, и
вы даже не назовете меня иллюзионистом...
— Ладно, не паясничайте! У вас такого дела еще не было. Я не хочу
запугивать, но имейте в виду, что это — могущественная корпорация! Если они
разгадают наш замысел раньше, чем нам удастся его осуществить, то
осуществить нам уже не удастся... Вы убедились, какая серьезная защита у
них? У нас один шанс — сделать вид, что мы отказались от мысли проникнуть к
ним, ничем больше не выдавая себя, чтобы тревога улеглась.
Операцию продолжим через несколько дней. Что касается долларов, то
пусть осведомитель сам назовет сумму. Будьте уверены, наш заказчик,-- он
кинул многозначащий взгляд на потолок,-- сумеет удовлетворить любые
запросы...
И последнее. Не вздумайте долго задерживать тех людей. Отсутствие
любого из них обеспокоит секретную службу. Это может нам повредить.
Руководство фирмой предупреждает: никаких осложнений. Если дело иначе не
пойдет — отказаться от него.
Ратт выждал секунду и, прищурив один глаз, добавил:
— Но я полагаю — не в ваших интересах отказываться от приличного
заработка. Не так ли?..
Глава третья. В КОЛЬЦЕ ИНТРИГ
— Куда идет человечество
— Тайное свидание
— В ловушке
— Заговор против заговора
— Сеанс телепатии
— Генератор эмоций
— Босс заказывает музыку
— Когда справляются о здоровье
— Удар в слабое место
Джоан уже в третий раз напоминала ему об обещании устроить ей
"свидание" с мужем. Да и Барнет просил его о том же. Поэтому он наконец
решил поговорить с мистером Майклом.
— Разговор можно осуществить только по внутреннему телефону? --
осведомился директор Научного центра.
— И по радио также, но лучше по телефону.
— По радио — нет. Вы сами понимаете, из соображений секретности. А
для разговора по внутреннему телефону миссис Барнет нужно допустить в здание
лаборатории. Думаю, что Лансдейл будет возражать. И не без оснований.
— Но ведь она достаточно осведомлена о нашей тайне и я гарантирую, что
не узнает больше того, что ей уже известно.
— Лансдейл скажет, что у нас нет оснований доверять ей настолько,
чтобы допустить в запретную зону...
О, милейший мистер Майкл недаром занимает свой пост! Он всегда мягок в
обращении с подчиненными, логичен, когда ему приходится убеждать их в
чем-то, и при этом всегда полон обезоруживающего такта. И уж если ему
понадобилось отказать, он сошлется на непреодолимые препятствия и создаст
впечатление, будто он и не отказывает вовсе, а лишь с болью душевной
признает свое бессилие разрешить вашу просьбу.
И вы уйдете без обиды, хотя и ни с чем...
Однако Притт решил не сдаваться.
— Мистер Майкл, разве вам неизвестно, что в план нашей работы входит
телеуправление мозгом?
— Конечно, известно.
— Так что же, какой-то охранник сорвет нам научный эксперимент? Ведь в
эфир выходить нельзя "по соображениям безопасности"...
— Я думаю, мы уладим этот вопрос. Прошу вас, больше не называйте так
пренебрежительно мистера Лансдейла: он печется о вашем же благополучии, о
вашем приоритете. И мы с вами еще не знаем, как велик его личный вклад в
наше дело, спокойствие которого он бдительно охраняет!.. Поверьте мне,
человеку, на котором лежит такая колоссальная ответственность за научную
деятельность всех наших учреждений.
— Значит, придется отказать миссис Барнет,-- вздохнул Притт.
— Нет, нет! — воскликнул мистер Майкл, которого слово "отказать"
всегда шокировало.-- Я совсем не против их общения. Но, дорогой коллега,
сделайте это другим возможным путем. Ну, скажем, пусть они обмениваются
звуковыми письмами. Все равно ведь миссис Барнет не сможет увидеть своего
мужа, допусти мы ее даже к биотрону.
— Сэр, все мы не перестаем восхищаться вашим умом,-- сказал
удивленно-почтительно Притт, так что мистер Майкл недоверчиво посмотрел на
него.-- Обидно, почему такая простая мысль не пришла и мне в голову! Вместо
этого я отнимаю у вас время, да и сам... — он сделал неопределенный жест,--
отвлекаюсь от дела.
Мистер Майкл просиял:
— Ну, как славно! Вот и договорились.-- Он протянул руку Притту и
заметил добродушно:-- А насчет восхищения — это вы зря. Гениальные по своей
простоте мысли чаще всего посещают именно бездельников...
Притту, действительно, раньше не пришло в голову устроить супругам
обмен звуковыми письмами. Может, поэтому он и не нашелся, что возразить
мистеру Майклу. Но идею эту он тотчас отверг. Во-первых, письмо есть письмо,
графическое будь оно или звуковое. Им же хочется поговорить, как живой с
живым. Во-вторых, письма пришлось бы предъявлять команде Лансдейла.
Одно это вызывало в нем протест. "Нет, друзья мои, я устрою вам
свидание. Почти самое настоящее. Тайное. И пусть эта команда занимается
своими делами, а в мои не суется..."
Макс и Альберт согласились с его планом и охотно взялись было за
работу. Однако Пол заартачился:
— Не понимаю, зачем отвлекаться от дела, да еще с риском вляпаться в
крупную неприятность!
— У вас черствое сердце! — вырвалось у Притта.
— Сердце тут ни при чем,-- угрюмо парировал тот.-- Мы с вами не в
детском возрасте. Взрослые люди не могут поступать так легкомысленно.
Притт высоко ценил Пола как специалиста, но недо- любливал за душевную
замкнутость, скрытность характера. Порой руководителю казалось, будто
сотрудник (который был намного старше Притта) завидует ему, тяготится его
руководством. И тогда беспокойство охватывало ученого, ему хотелось как-то
наладить свои отношения с коллегой, сделать их по возможности дружескими. Но
за все это время они так ни разу и не поговорили по-человечески о
чем-нибудь, прямо не связанном с их общей работой. Сейчас же выяснять
отношения и вовсе было не время. Интуитивно Притт выбрал заискивающий тон:
— Да, может быть, вы правы, Пол. Даже скорей всего так оно и есть:
слишком велик риск. Но, согласитесь, не у каждого исследователя подопытным
объектом служит близкий друг... А потому, как бы вы правы ни были, уважаемый
коллега, думаю, не откажете мне в этой маленькой человеческой слабости --
уступить просьбам несчастного о свидании с женой.
Макс и Альберт выжидательно уставились на своего старшего коллегу, и
тот явственно ощутил неприязнь, которую в эту минуту оба юноши испытывали к
нему. Да и ссориться с Приттом не входило в его планы, по крайней мере на
ближайшее время. Глядя в сторону, Пол пробормотал:
— Вы всегда, Притт, стремитесь выставить себя в лучшем свете. Но я не
хочу быть вам черным фоном. Я умываю руки. Буду работать, как все.
— Благодарю вас,-- с чувством ответил Притт.-- Но вы не можете
пожаловаться на мое невнимание к вам. И поверьте, мне очень не хотелось бы
вносить раздоры в наш маленький коллектив.
Влюбленный в своего учителя Макс бросился к Полу и горячо пожал ему
руку:
— Спасибо, старина Пол! Ведь доктор Притт ничего не выгадывает лично
для себя... — и далее Макс произнес бы длинную, пылкую речь о "беззаветных
служителях науки и человечества", если бы не раздался звонок телефона и
Альберт, снявший трубку, ехидно не поманил своего друга пальцем:
— Пойди, голубь, и отдай свой пыл даме сердца.
Юноша осекся и покраснел: как некстати звонила его
подружка Кэт!
— Ну, что тебе? — с напускной сердитостью, подавляя тем смущение,
сказал он, взяв трубку.-- Нет, сегодня не могу. И завтра тоже. У нас очень
важная работа, и меня не отпустят...
— Постойте, Макс, — вмешался Притт, — Зачем же так? Сегодня я вас не
задерживаю, а завтра видно будет.
Юноша благодарно кивнул и, прикрыв микрофон ладонью, прошептал:
— Ладно, Кэтти. Не дуйся. Упрошу своего шефа. Жди меня сегодня
вечером...
По мысли Притта, им надо было смонтировать специальную телекамеру с
кибернетическим устройством. Свидание должно происходить в электромобиле
Притта. На переднем сиденье, за рулем, расположится Джоан, а рядом с ней
должен сидеть ее супруг. Однако, увы, Человека Без Оболочки пока нельзя
зрительно представить в обществе таких же существ "в оболочках". Поэтому
рядом с Джоан будет "сидеть" говорящая, слышащая и видящая модель профессора
Дэвида У. Барнета. Мо- дель довольно грубая — небольшой металлический ящик
с оптической головкой, снабженной двумя объективами, соответствующими паре
глаз Барнета. Сигналы, ранее посылаемые мозгом шейным мышцам, теперь будут
приняты и выполнены сервомеханизмами головки. Собеседник Джоан сможет не
только видеть свою супругу, но и "глазеть по сторонам", если ему
захочется.-- Кстати, это будет первой прогулкой Барнета на лоне природы,
первый выход "в свет" Человека Без Оболочки...
Вопрос "секретности" был снят просто: передачу сигналов решили
осуществить по лучу мазера, который установили над куполом лаборатории,
подняв на мачту. Довольно сложную антенну нужно было установить на одном из
самых высоких деревьев в загородном парке, что расположен в милях пяти
отсюда, на возвышенности у северной окраины Теритауна.
Таким образом канал связи повиснет высоко над городом. Никто не сможет
случайно подслушать их. А главное — не будет помех, разве кто-нибудь
пересечет луч на летательном аппарате.
В воскресный день они отправились с Максом в парк, чтобы подобрать
подходящее дерево. Здесь был заповедник, и поэтому им пришлось оставить
машину на одной из общих стоянок. Прихватив с собой летательные аппараты,
они углубились в лес. Их интересовал склон, обращенный к городу. Песчаная
дорога петляла среди могучих деревьев. Вскоре они расступились, давая место
просторной поляне, кое-где поросшей кустарником. Очевидно, здесь некогда
была большая вырубка, а теперь белели сетками теннисные корты. Дорога
выпрямилась, и казалось, что дальше она упирается в старую секвойю. Не
сговариваясь, они сразу обратили внимание на это дерево и радостно
переглянулись: "Если бы с нее хорошо видно было купол!.." И без слов стали
быстро закреплять ранцы "Добрых ангелов".
Будто большие, диковинные птицы опустились они на толстые ветви
гигантского дерева. Отсюда просматривался весь город. Далеко-далеко
серебрился под солнцем купол здания их лаборатории. Даже простым глазом было
видно, что радиолуч, направленный отсюда на купол, не встретит на своем пути
помехи в виде какого-нибудь высокого дома. Но Макс для пущей убедительности
все же достал из кармана пристрелочный мазер. В оптический прицел он
отчетливо разглядел склепанную из титановых листов крышу купола. Нажатие
кнопки — и яркий зайчик на миг засветил все изображение. Это на экран
индика- тора вернулся отраженный титаном радиолуч.
Довольные, они опустились на землю и по достоинству оценили свою
находку. Дерево, открытое с поляны, позволит машине свободно курсировать по
дороге почти целую милю, не теряя из виду макушку секвойи, где будет висеть
ретранслятор. Иначе им пришлось бы из электромобиля тянуть кабель на дерево
— а тогда машина не сможет разъезжать и прогулки не получится.
Альберт с Полом уже заканчивали конструкцию модели. Они целыми днями
пропадали в мастерских, под их наблюдением рабочие вытачивали, выпиливали,
выплавляли сотни замысловатых деталей этой сложной схемы. Барнет уже
освоился со своим положением и орудовал компьютером не хуже, чем в прежние
времена.
Почти пятиметровой длины экран был постоянно исписан формулами. Перед
тем, как им исчезнуть, Барнет давал сигнал, и запись уходила в блок памяти.
Стоило профессору захотеть, как "перед его глазами" вновь возникала нужная
запись, в которой он мог бы обнаружить ошибку, вкравшуюся в расчеты, или,
скажем, увидеть другой, более удобный вариант решения задачи.
И каждый раз Притт не мог налюбоваться на это занятие своего друга. Он
тихо садился у биотрона, чтобы не отвлекать от работы математика, и делал
вид, будто углубился в свое хозяйство. А сам поглядывал на экран, радуясь
тому, как бегут строчки знаков, как вдруг наступает пауза раздумья...
Дождавшись, когда Барнет, очевидно, решил сделать перерыв, Притт
заговорил:
— Как ты смотришь, Дэви, на то, чтобы отправиться на прогулку в парк?
— Опять ты что-то придумал. Ну, конечно, я рад такой возможности.
Однако, боюсь, что она будет весьма и весьма условной...
— Ты не совсем прав. Условной она будет только в том отношении, что ты
останешься здесь, в лаборатории. Точнее — твой мозг останется на месте. Но
ведь ты — Человек Без Оболочки. Значит, ты свободен быть всюду, где
захочешь...
Притт распалился, ухватившись за свою любимую тему — о всемогуществе
человеческого разума в царстве слепой материи...
— Придет время, и мозг человека будет витать где- нибудь в Космосе, а
воля его, его прихоть охватят всю Вселенную. Не сходя с места, человек будет
обладать мирами, о которых мы сейчас и понятия не имеем!.. Сегодня
человечество переживает свое детство. Люди летают на планеты Солнечной
системы так же, как ребенок впервые знакомится с комнатами большого дома
родителей... Погибают в результате ошибок пилотов, неисправно- стей
механизмов, от стихии...
А ведь я мог бы отправить тебя в космический рейс, не боясь за твою
жизнь, потому что мозг твой оставался бы здесь, со мной рядом, в то время,
как воля твоя неслась бы сквозь миры... Да, мог бы, уже сегодня, если бы в
распоряжении Земли имелись запасы энергии в пятьдесят, а, может, и в сто раз
больше, чем мы располагаем.
А потому и не можем мы пока обеспечить надежной связи с космическими
аппаратами. Но знай, Дэви, человек приобретет подлинную свободу, когда он
освободится от своей оболочки, от бренного тела.
Об этом подсознательно догадывались древние. И не случайно религия
избрала своим идеалом бестелесное существо — некий святой дух. В образе ли
человека, животного, но любая религия признает именно дух. Материалисты не
признают духа, но волю человеческого разума считают высшим состоянием
материи...
Все самое страшное, низменное в истории человечества связано с его
телесным существованием. Все делается в угоду плоти, чтобы насытить ее,
согреть, развлечь, произвести себе подобных и как можно дольше протянуть ее
существование за счет поглощения других живых организмов.
— Значит, ты за бестелесное существование,-- сказал с интересом
слушавший его Барнет.-- Хорошо тебе, как попу, проповедовать загробную
жизнь. Побыл бы ты хоть один день без оболочки!..
— "Я мыслю, следовательно, я существую" — ты помнишь слова Декарта?
Твое существование не менее полноценное, чем было оно у автора аналитической
геометрии и философа. Даже определенно продуктивней...
— Уж не завидуешь ли, старина? Уж не хочешь ли отдать мне свое бренное
тело в обмен на свободу духа?..
Горький оттенок в словах друга вернул Притта с фи- лософских высот на
землю.
— Прости, Дэви. Я не хотел... Но кто знает, может быть, и мне придется
стать бестелесным существом. Согласись все же, что в принципе я прав:
человечество идет к этому.
— Не знаю. А как быть со стимулом? Если нет плоти, то и ублажать
нечего. Какой же стимул останется у человека, чтобы искать и открывать,
словом, двигаться вперед?
— Жажда познания. Ведь она вела мудрецов и философов, которые или не
нуждались ни в чем или, наоборот, обрекали себя на нищенское существование.
Философы-йоги, чтобы быть более независимыми от плоти, стремились подчинить
ее своей воле так, чтобы она не требовала слишком много пищи, одежды. Мозг
человека вынужден постоянно заботиться о теле, которое вечно болеет, вечно
нуждается в чем-то и этим постоянно отвлекает свой мыслящий центр от
важнейшей функции — осмысливания действительности, познания сущего.
Вот ведь ты не потерял вкуса к своей работе, а, наоборот, углубился в
сложнейшие исследования...
— Да, я, кажется, заканчиваю исследование корней зета, чего и сам не
ожидал! — живо откликнулся Дэвид.
— А кроме того, ты еще ведь и выполняешь заказы Научного центра.
Потому, что тебя никто не отвлекает от работы. Разве только я... — Притт
улыбнулся.-- Тебе не надо отрываться ни на обед, ни на приемы, ни на
гимнастику и туалет, ни на тысячу других житейских мелочей. Не сдвигаясь и
на дюйм со своего места, ты благодаря телевидению бываешь на футболе, на
скачках, на космодроме — где угодно, живешь полной жизнью. И заметь --
бодрствуешь двадцать часов в сутки.
— И все-таки я предпочитаю быть обыкновенным че- ловеком, хочу
пройтись босым по горячему песку и охладиться в океане. Посидеть на вечернем
лугу, где так сладко пахнет скошенной травой...
— А тебе не хочется пройтись с палицей на пещерного медведя или
загнать в яму мастодонта?.. Вот видишь, уже не хочется. Отвык. Отделенный от
тела мозг тоже постепенно отвыкнет от суетных человеческих радостей, обретя
взамен радости высшего порядка, ну, скажем, радость открытия новых миров,
встречи и установление контактов с высшим разумом в глубинах Вселенной...
— Мне остается только гордиться, что этот величайший эксперимент
начался с меня, и немедля приступить к освоению радостей высшего порядка, --
иронически заметил Барнет.-- Первой такой высшей радостью будем считать
предстоящую встречу в лесу Теритаунского парка с моей Джоан...
Через несколько дней состоялись первые испытания каналов связи. Барнета
подключили к его "модели". Все прошло в общем-то хорошо. И тогда Притт
вызвал в Теритаун Джоан. Он рассказал ей о "модели" и объяснил, как ей
держаться на таком необычном свидании.
— Разумеется, многое покажется вам странным,-- успокаивал он
взволнованную женщину.-- Но главное — держитесь непринужденно, словно перед
вами не аппарат, а живой человек. Иначе вы расстроите Дэви. Он, вероятно,
будет горько шутить по поводу своего положения. Пожалуйста, не поддавайтесь
жалости и другим чувствам.
Не забывайте, прошу вас, что перед вами сидит живой, абсолютно живой
собеседник, любящий вас человек, а не хитро устроенный кибер. Повторяю:
самый настоящий живой человек, тот самый Дэви, которого вы раньше видели,
знали, любили... Просто в силу обстоятельств он стал...
человеком-невидимкой. Он будет вглядываться в вас, малейшая тень на лице ему
будет заметна, по глазам он разгадает ваши внутренние чувства. И если он
найдет в них одну жалость и... извините, брезгливость, ему станет очень
больно... Готовы ли вы к такому свиданию?
— Да,-- еле слышно произнесла Джоан.
Затем они условились, где она будет находиться, когда приедут Макс и
Пол в машине с моделью. На поляне она сядет за руль и поведет машину.
"Модель" будет рядом с ней на переднем сиденье. Парни выйдут и станут
прогуливаться по дороге, готовые по сигналу фар прийти на помощь. Все
свидание должно продолжаться один час — столько при повышенном расходе
позволял запас энергии на борту электромобиля. Можно было бы, конечно,
получать энергию по лучу из лаборатории, но Притт не хотел усложнять и без
того сложную схему.
На свидание Джоан надела то кашемировое платье с лотосами, которое
Дэвид привез ей из своей последней поездки в Индию на конгресс математиков.
Платье это значительно больше нравилось мужу, чем ей. Но женское чутье
подсказывало надеть именно платье с лотосами.
В условленное время она прогуливалась по поляне, когда появился
серо-голубой "Ягуар" Притта, медленно кативший по песчаной дороге. Сердце
молодой женщины вдруг забилось тугими рывками, она судорожно глотнула воздух
и пальцами левой руки стала потирать шею. Наконец, удалось умерить волнение,
и она быстро пошла к машине, остановившейся невдалеке. Увидела, как из нее
вышли двое мужчин, прикурили друг у друга. Один отправился вперед, а другой
к ней навстречу. Вот разминулись, будто и не знакомы. Она спешит к машине,
распахивает дверцу и застывает, увидев перед собой серый металлический ящик,
похожий на чемодан, поставленный на попа. Сверху на чемодане — алюминиевая
"кастрюля", перевернутая вверх дном. "Кастрюля" вдруг повернулась, и на
Джоан уставились две линзы, отсвечивающие синевой, и тут, как вздох,--
родной голос:
— Дорогая! — он звучал немного хрипло, как в репро- дукторе, но это
был его живой голос... — Ани!
Только он всегда звал ее так — Ани, и никто больше,
— И ты не боишься меня? Ну, что я такой... необычный... Не могу обнять
тебя...
— Я рада, Дэви, милый. Мне хорошо с тобой и так. Ведь ты живой, и я не
теряю надежды, что Притт сдержит свое обещание.
— Ты у меня храбрая девочка,-- голос его дрожал от волнения. — И
почему я раньше этого не замечал!
— Я для тебя всегда была переменной величиной.
— От бесконечно малой до бесконечно большой...
Притт, переключивший Барнета на модель, теперь только, сидя одиноко у
биотрона, заметил, что лаборатория опустела. "Он там,-- пронеслось в
голове,-- в лесу, с Джоан. Вот и без оболочки ушел человек на свидание с
женой..." В глубине души шевельнулась гордость. Он видел на экране опушку
леса с высоты той секвойи. Внизу, тихо двигался по дороге его серо-голубой
электромобиль. Вращая ручку трансфокатора, он приблизил изображение так, что
увидел в окне машины затылок Джоан, затем ее лицо в профиль, и опять она
отвернулась к "мужу"... Разговор у них, видимо, наладился.
Он мог бы прослушать все звуки в машине и вокруг нее, для этого
достаточно было бы включить репродуктор. Но он этого не сделал и Джоан
предупредил, что никто не услышит их разговора. Иначе это будет прост...
