Василий Звягинцев. Разведка боем
страница №3
... представления.Ввиду отсутствия иллюминаторов в кабинете горели лампы дневного
света, пахло озоном, канифолью, застарелым табачным дымом. Такая же
атмосфера, как в его московской квартире в те далекие и безмятежные
времена, когда Олег создавал свою машину.
В расставленных где придется пепельницах кучами громоздились окурки,
валялись пустые и полные пачки "Честерфильда", который только и курил
Левашов, пристрастившись к нему еще в своих загранплаваниях. На верстаке
бурлил и хрюкал стеклянный кофейник.
Увидев посетителей, Олег развернулся в винтовом кресле, поднял
голову, моргнул несколько раз воспаленными глазами. - Привет. Случилось
что-нибудь? - Почему вдруг - случилось? - удивился Новиков. - Так зашли,
поинтересоваться, куда ты пропал и жив ли вообще. Над чем это ты так
заработался?
Берестин обошел кабинет, с высокомерно-недоуменным выражением
разглядывая непонятно что делающие машины, потом нашел свободный стул,
сел, закинул ногу на ногу, сделал непроницаемое лицо. Будто понятой на
обыске.
- Если вам интересно - пытаюсь рассчитать закономерности, о которых
говорил Антон. Насчет узловых точек реального времени, в которых возможны
взаимопереходы...
- Это ты имеешь в виду перспективу возвращения домой?
- В какой-то мере да, но это уже побочный эффект, главное -
установить физический смысл феномена. - А получается, хоть в первом
приближении? - Брось, а... - неожиданно проронил усталым тоном Левашов. -
Тебя же это совершенно не интересует. Зачем пришли?
- Да просто выпить с тобой. Душа болит смотреть, как ты мучаешься, -
вместо Новикова ответил Берестин. - Умножая знания, умножаешь скорбь.
Глядя на тебя, убеждаешься в справедливости этой истины.
Алексей извлек из внутреннего кармана плоскую серебряную фляжку. - У
тебя стаканы есть?
Левашов принес из ванной три тонких стакана. Андрей счел это хорошим
признаком. Похоже, Олег и сам уже устал от своей конфронтации. Нельзя жить
в обществе и быть свободным от общества, тут классик прав.
Выпили грамм по семьдесят очень старого коньяку. Закусить было нечем,
обошлись крепким кофе без сахара, закурили.
Поговорили немного как бы и ни о чем. Андрей с юмором пересказал
некоторые моменты своей дипломатической миссии, а Берестин поведал о
впечатлениях, которые у него оставило посещение ресторана "Медведь".
- Тебе тоже стоило бы рассеяться. Ты же так еще на берегу и не был?
Бери Ларису и сходим, прямо сегодня. Она не против...
- Пока нет настроения, - отрезал Левашов. - Потом как-нибудь.
- Боишься идеологическую невинность потерять? - неудачно сострил
Берестин и чуть все не испортил. Новикову пришлось долго и осторожно
исправлять ситуацию.
- Ну так что вам все-таки конкретно надо? - вновь спросил Олег, когда
выпили по второй и глаза его наконец засветились прежней живостью. -
Двадцать тысяч винтовок, - рубанул Берестин. - И только-то? А как же
договор? - При чем тут договор? - удивился Новиков. - Речь шла о том, что
ты не будешь принимать участия в боевых действиях... - И выступать на
вашей стороне. - Стоп, братец. - Новиков вновь попал в любимую стихию
софистики. - Мы договорились, что ты не будешь выступать на стороне
красных, а мы не будем принимать личного участия в боях. Сейчас же мы
просим помочь лично нам. Винтовки нужны для осуществления моих собственных
планов. Допустим, экспериментально-психологических. Куда я их дену и за
сколько - мой вопрос.
- Но ты же их все равно передашь Врангелю... - А вот это тебя не
касается, по смыслу договора. Кроме того, если тебе интересно, моя сделка
будет только способствовать уравнению шансов. В распоряжении красных все
оружейные заводы России плюс запасы царской армии, а у белых ничего. Да
вдобавок Антанта прекратила поставки, по тайному сговору с большевиками.
Неспортивно получается. Как если бы на соревнованиях по лыжам или
велосипеду одной команде на трассе можно было заменять сломанный
инвентарь, а другой нет...
После мучительных раздумий и колебаний, во время которых Новиков
благоразумно молчал, а Берестин наполнил и вложил в руки Олега еще один
стакан, Левашов обреченно махнул рукой.
- Ну вас к черту! Сделаю. Но все-таки сволочи ?вы. Это ведь наших с
вами дедов из этих винтовок убивать будут...
- Как сказать, - с растяжкой и словно бы с угрозой в голосе ответил
Берестин. - А без этих винтовок сколько наших же русских людей погибнет? В
том числе и тех, вообще ни в чем, кроме происхождения, не виноватых детей,
женщин и стариков, которых после взятия Крыма твои братья по классу, белы
куны и землячки всякие без суда перестреляют?
Левашов скрипнул зубами, но промолчал на этот раз. Давясь, выпил
коньяк.
"Не спился бы от чрезмерной принципиальности", - подумал Новиков,
раздваиваясь душой между сочувствием к другу и злостью на его
бессмысленное упрямство.
- Только ведь двадцать тысяч винтарей - это на четверо суток работы,
- слегка заплетающимся языком сообщил Левашов. Спиртное всегда действовало
на него удивительно быстро.
- Ты как считаешь, математик? - удивился Алексей.
- Элементарно. По двадцать секунд на винтовку, если дубликате? без
перерыва работать будет, как раз четверо суток... Берестин расхохотался.
- Точно, доработался. До ручки. А ну, шевельни мозгами... Во-первых,
делать будем не по одной, а ящиками, это уже пять сразу, а во-вторых,
зачем их из дубликатора вытаскивать? Первый ящик изготовить, а потом
удваивать всю произведенную продукцию прямо в камере... Посчитай еще раз.
Левашов хлопнул себя ладонью по лбу. - И правда, крыша едет. Вы кого
хочешь доведете. В этом варианте получается, что управимся за пятнадцать
минут. Ну, их же еще выгружать из контура придется, в штабеля
складировать, к лифту подавать. Для этого можно электрокар приспособить.
Короче, за два часа все сделаем, не сильно упираясь...
Радость от решения технической задачи явно пересилила в нем
идеологические соображения. - А какие винтовки будем штамповать? - Лучше
всего - карабины трехлинейные, сорок четвертого года, с откидным штыком. Я
Сашке скажу, он тебе образец принесет. Только вот что - ты как-нибудь
звезду и год выпуска с казенника спили, во избежание ненужных вопросов. А
когда с винтарями закончим, надо будет еще тонн десять золота отшлепать.
На этот раз в монетах. Царских и двадцатидолларовых. Идет?..
- Идет. - Левашов тер глаза рукой и всем своим видом показывал, что
больше всего ему хочется лечь и отключиться ото всех творящихся в мире
безобразий. - В конце-то концов, когда мы с Воронцовым на пароходе оружие
возили, то на Кубу, то в Анголу или Мозамбик, нас оно каким краем
касалось? Кто стреляет, тот и отвечает, а наше дело ящики в Одессе
принять, в Луанду доставить... Я правильно рассуждаю? - Он привстал и
направил на Новикова указательный палец.
-Абсолютно. Причем учти еще, что истинным владельцем дубликатора
является именно Воронцов, а конструктором - Антон. Так что ты всего лишь
для нас с Лешей кнопки понажимаешь, потому как мы в этом деле люди темные.
Считаем, что шабашку сбил, за поллитра. К судьбам мировой революции данная
акция отношения не имеет.
- Ну и хорошо. Я сейчас пойду прилягу, чего-то развозит меня. А потом
займусь...
Новиков с Берестиным остановились на площадке трапа, ведущего в
палубу кают второго класса.
- Так, товарища успокоили, как любил говорить твой альтер эго, теперь
и самим можно отдохнуть, - мрачно пошутил Алексей. - Признаться, я думал,
с ним будет сложнее...
- Лишь бы он не передумал, отоспавшись. А сейчас пойдем взглянем, чем
наша преторианская гвардия занимается.
Офицеры штурмового батальона изнывали от скуки в своей плавучей
тюрьме, хотя она не шла ни в какое сравнение с лагерем для интернированных
в Галлиполи, где многим из них пришлось провести по месяцу и больше. Одно-
и двухместные каюты, бильярдные, кинозал, библиотека, сауна, хорошая
столовая с баром, где, впрочем, подавали только пиво и сухое вино в
умеренных количествах, и напряженный график боевой и физической подготовки
оставляли не так много времени для праздных мыслей. Однако вид близкого
крымского берега, городских огней ночью и прогуливающейся по набережным
публики днем, до которых, особенно через оптику мощных биноклей, было
рукой подать, вызвали у отвыкших от Родины офицеров естественное желание
побыстрее покинуть опостылевший пароход.
Выслушав рапорт исполнявшего обязанности командира батальона капитана
Басманова, Берестин предложил пройти в штабной отсек. Туда же пригласили
подполковника Генерального штаба Сугорина.
- Считаю своим долгом доложить, что состояние личного состава
оставляет желать лучшего, - сказал Басманов, когда все расселись вокруг
стола с картами Северной Таврии. - Люди ведут между собой нежелательные
разговоры...
- Михаил Федорович слегка драматизирует, - попытался смягчить слова
Басманова подполковник. - Хотя, конечно, для поддержания боевого духа
полезнее было бы поскорее занять их серьезным делом. Желательно на берегу.
- Для этого мы вас и пригласили. - Новиков нашел комплект карт
Северной Таврии. - По смыслу достигнутых с генералом Врангелем соглашений
в ближайшее время мы получим возможность испытать батальон в боевой
обстановке. Красные силами до трех дивизий с большим количеством
артиллерии переправились через Днепр в районе Каховки и захватили плацдарм
на левом берегу, который сейчас спешным образом укрепляется. Попытки
руководимых генералом Слащевым войск выбить противника с плацдарма успехом
не увенчались. Причина - почти десятикратный перевес неприятеля в живой
силе и технике и несогласованность действий белых генералов... - но об
этом вам полнее и грамотнее сообщит господин Берестин.
Алексей вновь ощутил себя почти так, как в сорок первом году на
совещании высшего комсостава округа в Белостоке. Коротко и четко он
обрисовал характер и дислокацию противостоящих войск, показал на картах
этапы развития операции.
- В настоящее время Слащев планирует предпринять еще один штурм
плацдарма.
- Ничего не выйдет, - категорически возразил Сугорин. - Врангель
никогда не подчинит ему войска фронта, а без этого одним своим корпусом он
ничего не сделает. На двести верст у Слащева три с половиной тысячи штыков
и полторы тысячи сабель. Этого достаточно для маневренной обороны
перешейков, но не для наступательной операции с решительными целями. Силы
будут растрачены напрасно, а в итоге, когда красные создадут на плацдарме
мощный ударный кулак, отразить его будет уже нечем.
Анализ Сугорина поразил Берестина своим полным соответствием тому,
что произошло в предыдущей исторической реальности спустя всего два
месяца.
- А если Врангель все-таки пойдет на то, чтобы подчинить Слащеву
корпус Кутепова и конный корпус Барбовича?
- Вряд ли это возможно. Но если допустить, пусть теоретически, тогда
шансы у него есть. И все же стратегической перспективы этой кампании я не
вижу...
- Естественно, - согласился с ним Берестин. - С точки зрения генерала
Леера, при отсутствии мощного главного резерва такая операция перспектив
не имеет. Однако вы тоже кое-чего не учитываете.
- Позвольте мне вмешаться. - Новиков не хотел сейчас допустить
долгого и по сути бессмысленного спора. Слишком разными категориями
оперировали его участники. - Вы, Петр Петрович, насколько я вас знаю,
выдающийся знаток военного искусства, однако ваши способности нынешним
руководством белого движения не востребованы. В свою очередь, добившиеся
серьезных успехов белые генералы не более чем способные тактики. Вы видите
выход из такого положения? - Не вижу, - твердо ответил Сугорин. - Вся беда
в том, что на протяжении более чем века в Русской армии господствовал
негативный отбор. В результате уже в мировую войну армия вступила с
отличными полками, посредственными дивизиями и плохими армиями.
Из старых командармов, слава Богу, в белой армии нет никого. Ее вожди
составились из начальников дивизий и полковых командиров. Поэтому они
нередко добивались значительных успехов. Но ни один успех не стал победой.
Так будет и дальше... Даже и любимый вами Слащев - как только блистательно
выигранный им бой потребует стратегического развития, он закончится в
лучшем случае оперативным коллапсом. И переходом к обороне на более-менее
выгодном рубеже. А потом - тем, чем закончился прорыв Деникина к Орлу.
Беспорядочным отступлением...
- Спасибо, полковник. Выше мнение мы непременно учтем. И постараемся
выйти из порочного круга. Вот, допустим, если в ходе развития
спланированной Слащевым операции мы сначала... Ну, убедим Врангеля сделать
то, что вы считаете необходимым, а потом... - Берестин остро отточенным
красным карандашом показал на карте то, что придумал, сидя над планшетом
своего компьютера.
- А что, - Сугорин с интересом и вдруг пробудившимся уважением
посмотрел на Берестина. - Такой ход будет весьма неожиданным для обеих
сторон... Если о нем раньше времени никто не узнает. - Об этом мы
позаботимся.
- Только учтите, господин генерал, у вас будет один-единственный
шанс. Либо выйдет по-вашему, либо...
- А чтобы никакого "либо" не было, вот тогда-то здесь мы и введем в
бой ваш батальон... - Берестин подробно изложил свой замысел.
- А теперь обсуждение считаю законченным. Вас, господин полковник, я
прошу составить боевой приказ батальону, исходя из моего плана. Вы,
капитан, на основе этого приказа займитесь практической подготовкой.
Разбейте батальон на взводы и боевые группы, определите потребность в
оружии и боеприпасах, проведите командирскую учебу на картах и начинайте
тренировки личного состава. Срок - двое суток. В восемь ноль-ноль двадцать
девятого доложите о готовности. Если возникнут вопросы - разрешаю
обращаться в любое время.
- И еще, - добавил Берестин, вставая. - Если все пойдет, как я
рассчитываю, придется вводить здесь обычаи и порядки японской армии. Чтобы
выпрямить палку, надо ее перегнуть в обратную сторону. За малейшее
неисполнение приказа и даже за неоправданную пассивность в боевой
обстановке будем карать беспощадно, вплоть до отстранения от должности и
разжалования... - Он чуть ли не с ностальгическим чувством вспомнил, как
хорошо обстояло дело с дисциплинарными взысканиями на руководимом им под
личиной Маркова Западном фронте.
- А еще у японцев есть хороший обычай. Там фельдфебель или унтер бьет
солдата бамбуковой палкой, а потом предлагает объяснить, за что
последовало наказание...
- И вы что же, думаете, что такие меры помогут? - Господин полковник,
- Берестин даже развел руками от полноты чувств, - вам что, мало всего
пережитого и одной эмиграции, чтобы во второй еще раз на досуге
порассуждать о роли сознательной дисциплины в гражданской войне? Удивлен,
честное слово, удивлен вашей позицией... Ну, ничего, у нас еще будет время
обсудить эту тему, а пока прошу вас вместе с капитаном подготовить схему
действий батальона в предложенном мной варианте.
...Пока Ирина одевалась, Новиков спросил ее, сможет ли она не только
разыграть роль целительницы, наследницы жрецов майя, но и внушить Врангелю
некоторые истины, которые он должен будет счесть собственными,
выстраданными мыслями.
- Боюсь, что нет. Я немного владею способами логического воздействия
на собеседника, да и то не в полной мере. Берестина я сумела убедить
сотрудничать со мной, а тебя вот нет, хотя мы с тобой были гораздо более
близкими друзьями...
- Наверное, именно поэтому. - Новиков вздохнул, вспомнив о прошлом,
виновато опустил глаза.
- Для этого тебе лучше обратиться к Сильвии. Она владеет
невербальными методами внушения в совершенстве.
Пришлось Новикову разыскивать Сильвию в лабиринтах шести верхних
палуб корабля. Благо, что он и без помощи Воронцова имел возможность
получать нужную информацию.
Бывшая аггрианка встретила его на пороге своей каюты одетая
по-домашнему, в джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами.
Если бы он не знал, то никак не смог бы заподозрить в этой женщине,
похожей на американку из Северо-Восточных штатов, даму, на протяжении
сотни лет принадлежавшую к наиболее аристократическим кругам
Великобритании.
- Чем я обязана столь неожиданному и приятному визиту? - спросила
Сильвия, скромно приспустив длинные ресницы.
"Ах ты, стерва рыжая", - беззлобно, скорее даже уважительно подумал
Новиков, еще не зная о ее сговоре с Берестиным, просто чутьем
профессионального психолога догадываясь о претензиях этой проигравшей, но
не побежденной женщины на лидерство. Пусть пока даже в прекрасной половине
их компании. - Войти вы меня пригласите?
- Конечно-конечно, прошу меня извинить. - Она провела Андрея в тот
самый холл, где позировала Берестину. Указала на глубокое кресло у камина.
- Что-нибудь выпьете?
- Спасибо, до заката солнца не употребляю. Разрешите говорить без
преамбул? - Пожалуйста. Случилось что-нибудь серьезное? - Думаю, что пока
нет. Просто не хочется тратить время на протокольные фразы, не нужные ни
вам, ни мне.
- Возможно, так действительно будет лучше. А то даже странно
получается - вы как бы негласный лидер здешнего общества, а мы с вами даже
ни разу не говорили по душам...
- Наверное, это моя вина. Постараюсь ее загладить. Итак, Сильвия, вы
действительно сознательно и чистосердечно решили стать членом нашего...
э-э... коллектива? Вот черт, никак не могу избавиться от стереотипных
выражений. - У вас есть в этом сомнения? - У меня лично нет. Но я хотел бы
услышать ваш ответ.
- Если вам нужно это услышать, то да. Клятвы требуются?
- Клятвы - нет. А вот практическое подтверждение, пожалуй,
потребуется. Сейчас мы с Ириной собираемся на ужин к генералу Врангелю.
Постараемся обсудить с ним ряд важных вопросов. Прошу вас поехать со мной.
- С вами к Врангелю? - искренне удивилась Сильвия. - Зачем я вам?
Подтвердить вашу близость к британскому королевскому двору?
- И это было бы невредно. А заодно удивить генерала красотой наших
дам. Вы вместе с Ириной - достаточно яркая пара, согласны? - Мы - это вы,
она, я, и кто четвертый? - Правильно. Четвертый нужен. Если это будет
Бе-рестин?
- Почему он? - насторожилась Сильвия, и Новиков, уловив ее эмоцию,
подобрался тоже.
- Возможно, вы предпочли бы общество Шульгина, но для пользы дела я
бы хотел представить Врангелю именно Алексея. Поскольку он должен занять
должность главного военного советника.
- Ах, вот как, - в ее голосе послышалось облегчение, и Новиков сделал
в памяти очередную зарубку. Будет о чем подумать на досуге.
- Согласны?
- Не имею оснований возражать. И это все? - Почти. Вам придется
сыграть еще одну роль - этакой роковой женщины, владеющей древними
секретами врачевания. Неплохо бы вам надеть черный парик, подвести глаза,
подкрасить губы бордовой помадой...
Сильвия надменно вскинула подбородок. - Уж если мне придется играть
такую роль, я сама в состоянии подобрать подходящий образ...
- Ради Бога, - поднял руки Новиков. - Конечно, не мне вас учить, это
я так, исходя из вкусов текущего времени. Но в принципе вы согласны?
- Вы же сами сказали, что считаете меня членом своей команды.
- Отлично. Теперь дальше. Вы проводите сеанс лечения с помощью
браслета, одновременно производя всякие пассы и бормоча заклинания... Но
мне еще нужно, чтобы вы внедрили в подсознание пациента некоторые идеи.
Что он действительно считает Берестина своим советником, настолько умным и
авторитетным, что любая его рекомендация по кадровым и стратегическим
вопросам должна приниматься не только без сопротивления, но и ценой
конфронтации с любым другим генералом белой армии. И еще - чтобы любой
сотрудник Врангеля, который попытается внушить ему недоверие ко мне,
Берестину, Шульгину, вообще любому из нас, воспринимался им как агент
большевиков или Антанты, мечтающий лишить генерала единственных верных и
бескорыстных друзей...
Сильвия, до того стоявшая перед Новиковым, опершись локтем о каминную
полку и словно нетерпеливо ожидавшая, когда он выскажет все, что
намеревался, и оставит ее в покое, сейчас вдруг посерьезнела, опустила
голову, подошла к креслу и села, положив на колени ладони со сплетенными
пальцами.
- Знаете, Алексей, а ведь вы требуете от меня почти невозможного. -
Отчего же? Мне казалось, вы не останавливались и перед более радикальными
вмешательствами... Не только в психику отдельной личности, но и в
человеческую историю.
Сильвия сожалеюще покачала головой. - Не так. Вы ведь знаете Ирину
довольно давно? - Восемь лет, с некоторыми перерывами. - Ну вот. А
позволила она себе хоть раз вмешаться в вашу психику, даже имея куда более
веские основания? Когда вы не отвечали на ее чувства, когда отказались
помогать ей в ее миссии, когда, наконец, нужно было спасать из временного
сдвига вашего соперника Берестина?
- Вы все это знаете? - не смог скрыть удивления Андрей. -
Преклоняюсь. Не зря вы занимали свой пост...
- Наверное, да. Так вот, она убеждала вас, как могла, страдала,
унижалась даже, но внушать вам что-либо помимо вашей воли не сочла
возможным. У нас это как бы категорический императив. Убить противника в
случае необходимости допускается, но вторгаться в глубины его личности...
Да что далеко ходить - Шульгина ведь мы хотели сломать, сами находясь уже
в отчаянном положении, исключительно методами внешнего воздействия. Почему
и проиграли...
- Тогда зачем вам вообще способности к невербальному воздействию?
- Исключительно для самообороны. На случай, если противник применит
такие методы первым.
Новиков задумался. Чтобы собраться с мыслями, обвел взглядом холл, в
котором оказался впервые. Хотя выглядел он достаточно сумрачно из-за
темных дубовых панелей, мебели, обтянутой мягкой шоколадной кожей,
персидских и афганских ковров кровавых оттенков, все равно чувствовалось,
что хозяйка этого жилища ~ женщина. Витали здесь запахи изысканных терпких
духов, стояли на полках разные безделушки, да и зеркал было многовато для
такого помещения, обитай здесь чопорный джентльмен соответствующих
интерьеру времен.
Разговор с Сильвией его озадачил. Плоская картинка начинала
приобретать объемность. Раньше он думал, что только Ирина оказалась такой
"человечной", прочие же аггры - монстры, какими их рисовал Антон. А вот
теперь и Сильвия...
Надо придумать довод, способный ее переубедить. А то ведь беда -
слишком много в его окружении появилось персонажей с принципами. Олег, эта
инопланетянка... Кто следующий?
- Понимаю, - осторожно сказал он. - Но сейчас, по-моему, особый
случай. Во-первых, стоит ли держаться за устаревшие принципы?
Обстоятельства изменились довольно резко. Вы уже не резидент, обязанный
соблюдать дипломатический протокол, а просто земная женщина, и вам следует
исходить из этого. Мы теперь с вами люди одного клана, и интересы этого
клана имеют приоритетное значение. Во-вторых, мое предложение не
подразумевает вмешательство с какими-то враждебными целями. Планируемое
мною внушение должно облегчить достижение жизненно важной для самого
субъекта вмешательства цели и избавить его от опасного раздвоения
личности... Так сказать - превентивная терапия. Вы должны это учесть,
когда будете взвешивать "за" и "против".
Сильвия смотрела в пол, машинально покачивая ногой. Андрей изучал ее
омраченное тяжелыми раздумьями лицо и вновь удивлялся, насколько не
соответствует реальность нашим о ней представлениям. Как все было понятно
в начале этой истории, и как все смешалось теперь. Даже на примере сидящей
перед ним красивой женщины. Неужели всего месяц назад он воспринимал ее
как смертельно опасного монстра?
- Я попрошу вас, Андрей, - наконец сказала она. - Оставьте меня на
какое-то время. На час, на два... Потом я сама зайду к вам. - Хорошо. Вы
знаете мою каюту? - Знаю.
- Тогда буду ждать. Имейте в виду, что генерал нас пригласил к
восьми. Катер отойдет от трапа в семь.
Глава 6
Сильвия пришла вовремя. Новиков открыл дверь и буквальным образом
обалдел. Она не воспользовалась его советом и придумала себе совсем другой
облик. Наверное, она знала лучше, как должна выглядеть жрица майя или еще
какой-нибудь забытой цивилизации. Когда Андрей говорил с ней, он держал в
воображении экстрасенсшу (или экстрасенсорку?) типа пресловутой Джуны, а
тут перед ним стояла красавица из легенд. Чьих? Возможно, даже атлантских.
Лицо и открытые выше локтей руки покрывал нежный, персикового оттенка
загар. Пышные, цвета красного дерева волосы стягивал золотой обруч,
украшенный сапфирами. И такого же сапфирового тона глаза с поблескивающими
в них искрами сияли на ее невыразимо прекрасном лице.
Одета Сильвия была в свободную бледно-фиолетовую тунику.
- Потрясен, - только и сумел сказать Новиков, отступая в глубь каюты.
Там ждала Ирина, тоже готовая к поездке, но ее туалет не мог соперничать с
тем, который изобрела Сильвия.
Соотечественницы обменялись вежливыми полупоклонами и острыми,
кинжальными взглядами.
- Генерал, конечно, будет сражен, но не слишком ли тяжело вы его
контузите?
- Думаю, все будет в порядке. Я постараюсь, чтобы он воспринял меня
должным образом. - Лицо Сильвии осталось почти неподвижным, шутку Андрея
она как бы не поняла.
- Вам виднее. Только, пожалуй, вам стоит накинуть сверху какой-нибудь
скромненький плащ. Нам же придется ехать через центр города, а там
достаточно зевак.
- Хорошо, - коротко кивнула аггрианка. Почти тут же раздался гудок
телефона. Берестин сообщал, что он уже на палубе и разъездной катер подан.
...Врангель, как человек, мыслящий рационально, решил подстраховаться
и пригласил своего личного врача, статского советника Чуменко, сообщив
лишь, что некий специалист по древним методам лечения обещает ему быстрое
и радикальное исцеление от всех болезней.
Доктор внимательно посмотрел на генерала сквозь толстые стекла очков,
побарабанил пальцами по подлокотникам кресла, вздохнул.
- Не смею вас отговаривать, Петр Николаевич, но лично я отношусь ко
всякого рода знахарям крайне отрицательно. Если бы их методики имели
положительный эффект, современная научная медицина просто не возникла бы.
Даже самые могущественные владыки экзотических стран предпочитают лечиться
у европейских врачей.
- Разделяю ваше мнение, Николай Валентинович. Однако сегодняшний
э-э... сеанс будет иметь скорее дипломатическое, чем медицинское,
значение. Поэтому я прошу вас сейчас же внимательно меня обследовать,
составить подробное заключение, а также присутствовать при имеющей быть
процедуре. После чего повторить осмотр...
- Ах, вот так? Хорошо. Особой необходимости в осмотре нет, я и так
прекрасно осведомлен о вашем состоянии, но если вы находите это нужным...
Я, разумеется, буду присутствовать и, если сочту необходимым, немедленно
прекращу сеанс. А из каких краев целитель, позвольте полюбопытствовать? Из
Тибета?
- Я и сам точно не знаю. Якобы откуда-то из Мексики...
- Не слышал, не слышал... Надеюсь, это будет забавно.
...К ужину Врангель намеренно не пригласил никого, кроме доктора
Чуменко и генерала Шатилова с женой. Он не хотел, чтобы раньше времени по
армии и тыловому "обществу" пошли ненужные разговоры. И убедился в
собственной правоте, когда гости поднялись по парадной лестнице. Ирина,
конечно, была оча-ровательна, но подобных женщин он повидал немало на
петербургских балах. На его вкус, там бывали красавицы и поэффектней. А
вот Сильвия, когда сбросила на руки лакея плащ, ошеломила и
Главнокомандующего, и Шатилова, и их жен. Только старый мизантроп-доктор
сохранил самообладание.
Экзотическую даму он воспринял скорее как конкурента и шарлатанку,
нежели просто женщину. И, приложившись к ручке, вновь удалился в глубокий
эркер, утонул в подушках обширного дивана и задымил папиросой, изображая
полное безразличие. Однако к разговорам прислушивался внимательно.
Сильвия, по легенде, русским не владела, поэтому за столом сидела
молча, и лишь когда беседа касалась каких-то уж очень интересных тем,
Ирина исполняла для нее роль синхронной переводчицы на испанский. Когда
мужчины выходили на балкон покурить, Берес-тин обсуждал с генералами
практические вопросы. Благодаря сохранившейся у него памяти командарма
Маркова, который участвовал в гражданской войне, а потом изучал и сам
преподавал стратегию в академии имени Фрунзе, он легко убедил Врангеля в
своей высокой квалификации.
Но и сам ужин, и застольные беседы были лишь прелюдией к главному
номеру программы.
Часов около одиннадцати, еще раз уточнив у Новикова согласие пациента
на участие в сеансе, Сильвия пригласила генерала в отдельное помещение.
Врангель встал и наклонил голову, но выражение лица у него было такое, что
трудно было понять, идет ли он на предложенную процедуру с удовольствием и
надеждой или считает себя жертвой очередного розыгрыша.
За генералом, направившимся в малый салон, потянулись его доктор,
жена, Новиков, как организатор всего этого дела, и последней - Сильвия, с
отстраненно-сосредоточенным видом.
Комната была не очень большая, метров двадцать площадью, середину ее
покрывал текинский ковер, вдоль стен стояло несколько кресел, две
бамбуковые этажерки с книгами, пальма Хамеропс в кадке...
Из земли, как наметанным взглядом заметил Новиков, торчало несколько
папиросных окурков. Это неожиданно вызвало у него теплое чувство - и его
отец так делал иногда, если не успевала заметить и пресечь такое кощунство
мать...
Он представлял себе, что сеанс, устроенный Сильвией, будет выглядеть
примерно так, как их обставляли известные ему по Москве восьмидесятых
годов знахари и экстрасенсы. Но она сразу же поломала традиционную схему.
Сильвия предложила генералу сесть в кресло у восточной стены,
предварительно сняв черкеску с серебряным поясом и кинжалом. А также
шейный крест ордена Святого Владимира.
Затем она извлекла откуда-то, скорее всего из рукава, несколько
свечей, которыми окружила кресло генерала. Свечи вспыхнули словно сами
собой.
Взмахом широко разведенных рук она заставила всех присутствующих
опуститься на пол, кто где стоял.
От горящих свечей по комнате распространился густой, тяжелый, пряный
запах, вызывающий головокружение и одновременно странную легкость в теле.
Новиков, готовый к подобным фокусам, внушению не поддался и успел
заметить, как Сильвия застегнула на запястье генерала черный
браслет-гомеостат. Это изобретенное агграми устройство обеспечивало своему
носителю поддержание и стимулирование приспособительных реакций организма
на уровне его генетической программы, устраняло воздействие любых
факторов, нарушающих постоянство внутренней среды организма, гарантировало
стопроцентную регенерацию тканей в случае механических, термических,
химических и прочих повреждений.
В этом и заключался смысл лечения, все остальное должно было создать
необходимое настроение и обстановку, подходящую для внушения. Здесь
Сильвия сумела себя показать. Ритмично двигаясь в подобии волнообразного,
колеблющегося танца, обладающего, в дополнение к гипнотическому запаху
свечей, собственным психологическим воздействием, Сильвия запела какую-то
песню. Вернее, Андрей классифицировал как песню это сочетание высоких и
низких диссонирующих звуков, подчиняющихся трудноуловимым закономерностям,
совершенно чуждым человеческому, по крайней мере - европейскому, слуху.
Вьетнамская или китайская музыка в сопоставлении с этой казалась
родной и понятной.
Сильвия то кружилась вокруг кресла впавшего в полную прострацию
Врангеля, то замирала над ним, совершая немыслимой сложности пассы перед
его полузакрытыми глазами.
Новиков с огромным трудом ухитрялся не поддаться воздействию этого
кампания, которое, наверно, представляло из себя элементы культовых плясок
агг-ров. Или с тем же успехом могло быть вполне рядовым танцем из
репертуара тамошней самодеятельности.
Время остановилось. Когда сеанс закончился, никто из присутствующих
не мог бы сказать, часы прошли или минуты.
Опять-таки, кроме Новикова. Да и он ощутил себя так, как бывает в
болезненном полусне - вроде бы ты и бодрствуешь, и способен оценить свое
состояние, и одновременно на трезвые мысли накладываются искажающие
действительность то ли грезы, то ли бредовые иллюзии, после которых
страшно вновь закрыть глаза.
Вдоль стены, стараясь не привлекать внимания Сильвии - а была ли в
данный момент эта жрица неведомого культа знакомой ему Сильвией, - он
переместился к окну и присел на подоконник, вдыхая струйку прохладного
воздуха, сочащегося из-за приоткрытой створки.
Все оборвалось внезапно. Последний экстатический вскрик, уходящий в
ультразвук, - и тишина. Присутствующие в комнате люди очнулись, как бы и
не подозревая о только что случившемся наваждении. Похоже, что вообще они
не заметили чего-то необычного и даже танца Сильвии не помнили. Первым
поднялся из своего кресла Врангель. - И что же? В чем заключалось лечение?
Свечи, запахи и три взмаха рук? - спросил он брюзгливым тоном. И вдруг
замолчал, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. Лицо его отразило
недоумение. Он повернулся к доктору.
- Николай Валентинович... Вы знаете, я себя чувствую как-то иначе!
Нет, в самом деле... - Он выпрямился, резко повел назад плечами, глубоко
вздохнул несколько раз. - Совершенно другое ощущение. - Генерал провел
ладонью по груди в области сердца. - Не давит. И дышать легко. Врач
скептически пожал плечами. - Вдыхание многих курений и фимиамов способно
вызвать эйфорический эффект. И обезболивающий. Не вижу в этом ничего
удивительного.
Сильвия сидела в стороне, и Новиков видел, что она обессилела,
полностью выложившись в действе, которое, как он раньше считал, не должно
было стать более чем имитацией сеанса знахарской терапии. Наверное, все
обстояло не так просто.
- Доктор, - обратился он к Чуменко. -Я бы на вашем месте воздержался
от не совсем этичных высказываний. Хотя она вас и не понимает. Вы же
коллеги, в конце концов. Кажется, речь шла о том, что вы должны
засвидетельствовать состояние пациента до и после лечения. Так сделайте
это. А потом сообщите нам свое мнение.
- Хорошо. В таком случае прошу оставить нас с генералом наедине.
Все, кроме генерала и доктора, вернулись к столу, но разговор,
который попытались возобновить Новиков и Берестин, не получался. Не только
жена Врангеля, но и все остальные словно бы прислушивались к тому, что
происходит за закрытой дверью комнаты.
Наконец она открылась. Главнокомандующий выглядел бодрым и веселым, а
врач - растерянным.
Новиков поманил его пальцем, указал на стул рядом с собой.
- Прошу вас, не говорите сейчас ничего. Я знаю, что вас удивило. Но
не делайте опрометчивых выводов. Мы с вами образованные люди и должны
сохранять здоровый скепсис. Однако завтра повторите самый углубленный
медосмотр. И если положение не изменится...
- А отчего бы нам не выпить вина, господа? - провозгласил Врангель.
Андрей понимал его состояние. Когда сам он впервые испытал на себе
действие браслета, ему тоже хотелось бегать, прыгать и совершать всякие
несовместимые с возрастом поступки. Потому что впервые после раннего
детства он ощутил тогда состояние полного телесного и душевного здоровья,
остроту и яркость чувств, давно забытые, стертые серой повседневностью
жизни и накопившейся в организме необратимой усталостью. Врангель,
очевидно, из-за отсутствия привычки к рефлексиям не мог так четко
определить случившиеся с ним изменения, но само изменение ощутил и
отреагировал на него доступным ему образом.
Да и чему удивляться - на взрослого человека браслет действовал так,
что после даже получасового воздействия пациент физически чувствовал себя,
как Гагарин на последнем перед стартом медосмотре.
Причем, как начал догадываться Андрей, сам по себе браслет - не более
чем "аптечка первой помощи", настоящее же лечение требует участия
специалиста, роль которого исполнила Сильвия. Доктор Чуменко жадно выпил
большой бокал хереса. - Нет, завтра я, конечно, проведу углубленное
обследование. Рентген, все анализы, может быть, даже соберу консилиум. Но
все равно это поразительно! У генерала исчезли отеки, нормализовался
пульс, я не слышал шумов в сердце. А самое главное - шрамы! Два шрама
пулевых и один осколочный... Они-то куда пропали? Вы должны помочь мне
побеседовать с этой дамой. Как переводчик. Я, видите ли, только немецкий
знаю, учился в Данциге...
- Это не беда, доктор. Мисс Си и по-немецки говорит свободно.
Проблема только - захочет ли?
- Вы непременно должны это устроить. Это необыкновенно важно.
Интересы науки...
- Хорошо, хорошо, я постараюсь, но вы должны обещать полную
конфиденциальность. Нам не нужны лишние слухи, и к частной практике мисс
Си не стремится...
Глава 7
Брак по расчету бывает удачным, когда расчет правильный", - вспомнил
Новиков услышанную когда-то фразу. Его расчет тоже оказался правильным, и
Врангель, наверное, проникся бы к нему абсолютным доверием и уважением
даже и без вмешательства в его подсознание, только по результатам лечения.
Слишком они были убедительны.
Своим здоровьем, как и жизнью вообще, Петр Николаевич не слишком
дорожил, оно было нужно генералу как инструмент, обеспечивающий достижение
главной цели - победы в войне. Теперь он этот инструмент получил и вновь
мог, как во времена учебы в Академии и японской войны, сутками подряд
работать с документами и картами, по многу часов не слезать с седла, бегом
и с полной выкладкой подниматься на сопки.
И ощущать при этом лишь легкую, быстро проходящую усталость. После
основательной командно-штабной игры, в ходе которой Берестин
продемонстрировал и обосновал свой план летней кампании в Северной Таврии
и ее стратегические перспективы, Врангель подписал приказ: "Зачислить
Берестина Алексея Михайловича, российского подданства бригадного генерала
Национальной гвардии САСШ, на службу в Русскую армию с производством его в
чин генерал-майора со старшинством в сем чине с июля 30-го дня 1920 года.
Назначить генерал-майора Берестина на должность генерала для особых
поручений при Главнокомандующем..."
На совещание были приглашены командующий Первым армейским корпусом
генерал Кутепов, Вторым корпусом - Слащев, конным корпусом - Барбо-вич,
братья генералы Бредовы: Бредов 1-й, Николай Эмильевич, и Бредов 2-й,
Федор Эмильевич, а также начальник Корниловской дивизии генерал Скоблин.
Все - люди интересные. Не только своими заслугами в гражданской войне и
немалыми воинскими талантами, но и последующей (в ранее уже состоявшейся
Реальности) судьбой. И Берестин наблюдал за ними со странным и сложным
чувством. Каждый из них уже вошел в историю, их фамилии упоминались в
энциклопедиях и сотнях беллетристических и мемуарных книг. Врангель и
Слащев сами издали воспоминания и мемуары. И в то же время они сидят
сейчас перед ним, переговариваются, спорят, часто курят, и ничего пока в
их судьбах не решено. Невозможно даже представить, какая новая жизнь,
какая слава или бесславие, какие чины и должности их еще ждут...
Вот Слащев Яков Александрович, тридцатитрехлетний генерал-лейтенант,
гений тактики, куда там до него прославленному Жукову, не выигравшему ни
одного сражения без пятикратного перевеса над врагом. Изображенный
Булгаковым под именем Хлудова, заклейменный в советской истории как
"Слащев-вешатель", эмигрировавший, вернувшийся в Советскую Россию,
амнистированный, преподававший в Академии РККА и при загадочных
обстоятельствах в 1929 году убитый.
Кутепов Александр Павлович, последний командир славного лейб-гвардии
Преображенского полка, вечный соперник Слащева, после эмиграции - преемник
Врангеля и глава Российского Общевоинского Союза. В том же двадцать
девятом году похищенный агентами ГПУ из Парижа, привезенный в Ленинград и
тайно там расстрелянный.
Скоблин Николай Владимирович. В 1914 году добровольно пошел на фронт
в чине прапорщика, корниловец, участник Ледяного похода, ныне -
генерал-майор и начальник пресловутой Корниловской дивизии. В эмиграции
входил в состав руководства РОВС, был завербован чекистами, участвовал в
похищении из Парижа сменившего Кутепова на посту начальника РОВС генерала
Миллера, бежал в Москву, где в тридцать седьмом году был без суда
расстрелян.
Барбович Иван Гаврилович, командующий всей белой кавалерией, герой
боев с махновцами, вечный недоброжелатель и соперник Слащева. Из-за его
пассивности и бесконечных дискуссий о старшинстве и подчиненности был
упущен последний шанс разгрома Красной армии под Каховкой. Эмигрировал,
активно участвовал в деятельности РОВС, бесследно исчез. Скорее всего был
убит агентами ГПУ.
Много интересного можно было бы рассказать и о других участниках
этого совещания. Но это не важно сейчас, важно то, что эти люди вновь
держали в руках судьбу России и свои собственные судьбы.
Врангель выслушал доклады генералов и приступил к постановке боевой
задачи:
- Предупреждаю, господа, условием успеха этой операции, на которую я
возлагаю величайшие надежды, является полная, абсолютная секретность. Ни
единая душа, кроме здесь присутствующих, не должна посвящаться в ее общий
замысел. Исполнители должны знать лишь свою непосредственную задачу. Как
величайшей тайной является и та помощь, которую мы получили и еще получим
от наших друзей из Северо-Американских Соединенных Штатов. Это уже высокая
дипломатия. Касающаяся отношений между нашими так называемыми
"союзниками".
Ни в оружии, ни в боеприпасах нужды отныне мы испытывать не будем. Но
об этом не должно узнать не только красное командование, но и
представители
Англии и Франции. Надеюсь, всем все понятно... Теперь -
непосредственно к делу...
В основу своего плана Берестин положил стратегию Армии обороны
Израиля в шестидневной войне 1967 года. В условиях абсолютного
превосходства противника в живой силе и технике успех могла обеспечить
только точнейшая координация действий войск, стремительный маневр ударными
частями по внутренним операционным линиям, тщательно разработанная система
дезинформации противника.
А главное, учитывая психологию белых генералов, жесточайшая
исполнительская дисциплина. С ней обстояло хуже всего. Как правильно
заметил Новиков еще при первой встрече с Врангелем, армейские
военачальники все время, наподобие бояр удельных времен, считались со
старшинством, постоянно держали в памяти негласную табель о рангах, по
которой подполковники, произведенные в чин Высочайшим указом, а ныне
генерал-майоры, считали себя выше нынешних генерал-лейтенантов, но
капитанов по царской армии. Независимо от занимаемых должностей.
Поэтому, когда Врангель объявил, что общее командование операцией
возлагается на Слащева, генералы взроптали.
Главнокомандующий гневно ударил по столу рукой. - Прекратить! Впредь
подобную реакцию на мой приказ буду расценивать как неповиновение в боевой
обстановке. С немедленным отстранением от должности. Генерал
Слащев-Крымский (Врангель специально подчеркнул присвоенное ему за
беспримерную оборону Крыма зимой двадцатого года почетное именование)
является с сего момента исполнителем моей воли, и именно в таком качестве
следует воспринимать возложенную на него обязанность. Для координации
действий и наблюдения за неукоснительным исполнением боевого приказа я
прикомандировываю к штабу генерала Слащева генерала Берестина в качестве
моего личного представителя. С правом незамедлительного принятия всех мер,
которые он сочтет необходимым...
Разумеется, окончательное утверждение его решений я оставляю за
собой.
Внезапная вспышка начальственного гнева обескуражила генералов.
Раньше барон себе такого не позволял, предпочитая более тонкие способы
поддержания порядка. И последние его слова были приняты с угрюмым
молчанием. Только Слащев удовлетворенно улыбался, но в глубине души тоже
недоумевал. Он знал настороженное отношение к себе Главкома и не ждал, что
тот пойдет настолько далеко навстречу его желаниям. Яков Александрович не
слишком скрывал, что считает большинство белых генералов бездарностями и
лишь себя видит в роли спасителя России.
Промолчали все, кроме резкого и грубоватого генерала Кутепова. Внешне
очень похожий на Столыпина, только с более темными усами и бородкой, он
звучно хмыкнул, машинально, а может, и намеренно провел ладонью по Знаку
1-го Кубанского похода - серебряный меч в терновом венце на Георгиевской
ленте - и спросил утрированно подобострастным тоном:
- А не позволено ли будет осведомиться, в каких войнах и сражениях
участвовал господин Берестин, за какие заслуги произведен в генеральский
чин и отчего он служил в американской, а не Российской армии в столь
тяжелые для Отечества годы?
Врангель хотел было ответить очередной резкостью, но Берестин кивнул
успокаивающе:
- Я сам скажу. В причины, приведшие меня в американскую армию,
вдаваться сейчас не будем, это вопрос сугубый. Чин же получил за участие
во многих делах, начиная от Филиппинской кампании и англо-бурской войны.
Смею надеяться, имею специфический боевой опыт именно в гражданских и
партизанских войнах, например, в Мексике, где руководил операциями,
которые можно приравнять и к фронтовому масштабу... Думаю, что в ближайшее
время смогу это доказать. Но заодно, раз уж на меня возложены определенные
обязанности, прошу сообщить потребности возглавляемых вами войск в оружии
и иных предметах снаряжения. До начала операции нужно довести снабжение до
штатных норм. И выплатить задолженность по жалованью.
...Поставив свой БРДМ на вершине заросшего густым кустарником
кургана, Берестин через мощную стереотрубу рассматривал правофланговые
позиции красных войск. Их расположение было нанесено на подробную
крупномасштабную карту, но личная рекогносцировка все равно позволяла с
гораздо большим эффектом провести предстоящий бой. Одно дело - значок на
карте, обозначающий шестидюймовую батарею на позициях, и совсем другое -
отчетливо видимые в угломерной сетке орудийные дворики, выложенные на
землю снаряды для первых выстрелов, подъездные пути и
командно-наблюдательные пункты.
Видно было также, в какой невыгодной позиции окажутся полки
слащевского корпуса. С высокого правого берега красная артиллерия сможет
их накрыть еще на дальних подступах к рубежам развертывания, сама
оставаясь практически недоступной для огня полевых трехдюймовок. И,
напротив, когда удастся захватить эту и остальные батареи армейской
артгруппы, в безнадежном положении окажутся уже красные. Под фланговый
огонь попадут части их 15-й дивизии, наведенные через Днепр мосты и полки
двух переправившихся на левобережье дивизий.
"Это какая же у меня война? - думал Алексей. - Получается, что пятая.
Не так уж я и врал генералам. Первая - это та, в которой участвовал лично
как лейтенант Берестин. Вторая - та, на Валгалле, третья - Великая
Отечественная, где я командовал Западным фронтом в теле командарма
Маркова, и, наконец, четвертая, эта же самая гражданская, которую я помню
памятью Маркова, тогда девятнадцатилетнего взводного в 11-й дивизии Первой
конной. Или четвертая не считается? Но ведь помню я ее хорошо, как
собственную молодость..." Пусть и привык он уже к парадоксам межвременных
переходов, а все равно, когда начинал задумываться, вникать в тонкости,
голова служить отказывалась. Как при попытках понять принцип действия
компьютера. Но все равно, как бы там ни было, а он снова занимается делом,
для которого, скорее всего, и создан. Зря, что ли, именно его выбрали
аггры для осуществления своих планов?
С напарником ему тоже повезло. Сколько на него было навешано собак и
врагами и "соратниками", а оказался он вполне нормальным человеком, даже -
приятным собеседником. Издерганным, конечно, нервным сверх меры, склонным
снимать стрессы вином и кокаином. Но равного ему все равно здесь не было.
Их стратегический замысел отличался простотой и даже примитивностью.
Как известно, в первых числах августа двадцатого года Правобережная группа
Красной армии под командованием Эйдемана форсировала Днепр и начала
наступление в направлении Перекопа, имея целью отрезать врангелевским
дивизиям пути отхода в Крым и разгромить их в чистом поле. Контрудары
Слащева предотвратили эту опасность и позволили удержать Северную Таврию,
однако Каховский плацдарм ликвидировать не удалось. Бои за него
продолжались до конца октября, после чего началось последнее,
закончившееся взятием Крыма наступление Красной армии. Хрестоматийно, с
детства знакомо, читано в талантливых и бездарных повестях и романах,
изучалось на кафедрах тактики и военной истории. И совсем не так очевидно,
как принято считать.
Проиграв варианты на своем компьютере, Берестин поразился, насколько
близок был Слащев к победе и насколько осложнилось бы положение Советской
России, сумей он убедить Врангеля в необходимости перенести центр тяжести
летней кампании с Кубани на правобережье Днепра. Даже без вмешательства
потусторонних сил (к которым он относил себя) белые могли бы удерживать
фронт как минимум до весны, а за это время всякое могло бы случиться.
Достаточно вспомнить Кронштадтский мятеж, восстание Антонова,
Махновщину... Вечером 31 июля они со Слащевым объехали на двух "доджах"
расположение готовящихся к сражению войск.
Все, что видел Алексей, странным образом напомнило ему картины сорок
перв...
