Роберт Хайнлайн. Уплыть за закат
страница №15
... нас там меньшинство - и по людям,и по акциям. В Энергетическом Синдикате сосредоточен почти весь частный
капитал Соединенных Штатов - чтобы создать его и построить парадайзскую
АЭС, временно приостановили действие антитрестовского закона Шермана.
Большинство там, как правило, представляет некий Дэниел Диксон. Сильная
личность и не очень-то мне по душе.
- Я о нем слышала, но никогда с ним не встречалась. Джордж, а нельзя
ли его соблазнить?
- Морин!
- Джордж, если есть возможность спасти от гибели пятьдесят с лишним
невинных людей, я пойду не только на то, что предложить свое старое тело в
качестве взятки. Имеет он слабость к женщинам? Если он не клюнет на меня,
могу подыскать такую, на которую он клюнет.
Диксону я ни капельки не приглянулась (он мне тоже, но это не важно),
и в его броне не удалось обнаружить ни единой трещины. Когда
Энергетический Синдикат проголосовал за то, чтобы закрыть парадайзскую АЭС
"в интересах общественной безопасности", я сумела сделать только одно:
уговорить Джорджа и мистера Гарримана не голосовать за реактивацию этой
гигантской бомбы на орбите, и они были единственными, кто голосовал
против. Смертельный сценарий развивался своим чередом, и я не могла его
остановить - атомный спутник и корабль "Харон" взорвались разом, и весь
персонал погиб. Ночи напролет я лежала, глядя в потолок, размышляя о том,
как тяжело иногда слишком много знать о будущем.
Но своей деятельности не прекратила. В пятьдесят втором году,
познакомив Джорджа со своими первыми предсказаниями, я отправилась в
Канаду навестить Джастина: во-первых, чтобы подготовить операцию "Пруденс
Пенни", во-вторых, чтобы познакомить и его со своими предсказаниями.
Джастин проявил недовольство.
- Ты хочешь сказать, Морин, что все эти годы скрывала от Фонда
дополнительную информацию, полученную тобой от сержанта Бронсона или
капитана Лонга - словом, от говардовца из будущего?
- Да.
Джастин с трудом сдержал свое раздражение.
- Признаюсь, это меня удивило. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Ты
передашь мне эту информацию в письменном виде или продиктуешь?
- Я не собираюсь ничего тебе передавать, Джастин. Просто буду
сообщать время от времени то, что тебе следует знать.
- Морин, я вынужден настаивать. Это касается Фонда. Ты получила свои
сведения от его будущего председателя - он так сказал, и я ему верю, -
поэтому тебе следует доверить их мне. Говорю это не как твой старый друг
Джастин, но как Джастин Везерел, руководитель Фонда, отвечающий за его
капитал перед всеми членами Фонда.
- Нет, Джастин.
- Я настаиваю.
- Настаивай себе на здоровье, старина.
- Не могу назвать твою позицию правильной, Морин. Эти сведения тебе
не принадлежат. Они - наше общее достояние. Открыть их - твой долг перед
Фондом.
- Брось напускать на себя важность, Джастин. Информация сержанта
Теодора уже спасла шкуру Фонда в Черный вторник двадцать девятого года.
Факт?
- Факт. Именно поэтому...
- Дай мне сказать. Эта самая информация спасла и твою задницу и
сделала тебя богатым заодно с Фондом. А кто эту информацию добыл? Старая
потаскуха Морин, вот кто! Безнравственная бабенка, которая втрескалась в
солдата и повалила его на себя - вот он и разговорился. Фонд здесь ни при
чем - это заслуга распутной Морин. Не посвяти я тебя в то, что узнала, ты
бы и в глаза не увидел Теодора. Права я или нет? Ну, говори! Признавайся!
- Если ты смотришь на это так...
- Да, я так смотрю на это, и не говори больше чепухи насчет моего
долга перед Фондом - просчитай сначала, сколько мне должен Фонд. Но я
обещаю сообщать тебе нужные сведения. Сейчас, к примеру, Фонду следует
вложить как можно больше средств в солнечные экраны Дугласа-Мартина, а
если ты не знаешь, что это такое, просмотри подшивки "Экономиста",
"Уолл-стрит Джорнэл" или "Торонто Стар". Вслед за этим нужно будет
вкладывать капитал в движущиеся дороги и в земельные участки вдоль них.
- Движущиеся дороги?
- Черт возьми, Джастин, ведь Теодор говорил о них на вашем выездном
заседании в ту субботу, 29 июня 1918 года - я это знаю, потому что вела
протокол, а потом перепечатала его и один экземпляр дала судье Сперлингу,
а второй тебе. Проверь. - И я тогда же, в пятьдесят втором году, показала
Джастину, где возникнут, по словам Теодора, главные придорожные города. -
Следи за событиями и вступай в дело вовремя. Ранняя, пташка отгребет
огромную прибыль. И продай все железнодорожные акции.
Приставать к Джастину со своей идеей насчет колонки Пруденс Пенни я
не стала - не стоило этого делать теперь, когда ранена его мужская
амбиция. Вместо него я поговорила с Элеанор. Доверить тайну Элеанор - все
равно что Господу Богу.
Колонка Пруденс Пенни "Советы домохозяйкам о вложении средств"
сначала стала появляться в провинциальных газетах вроде той, что выходила
у нас в Фивах - "Лайл Канти Лидер". Первые шесть еженедельных выпусков я
всегда предлагала бесплатно. Если в течение испытательного срока колонка
привлекала читательский интерес, издатель мог продолжать ее печатать за
очень скромный гонорар - провинциальный еженедельник не в состоянии
платить много, а я не пыталась сразу сделать на этом деньги.
Я вообще не собиралась делать на этом деньги - разве что косвенно.
Содержание своей колонки я разработала тогда же, в пятьдесят третьем,
и никогда его не меняла.
Пруденс Пенни
СОВЕТЫ ДОМОХОЗЯЙКАМ О ВЛОЖЕНИИ СРЕДСТВ
НАШ СЛОВАРИК. С первой же колонки я начала вести словарь финансовых
терминов. У финансистов особый язык, и тем, кто его не знает, нечего
садиться играть с ними в покер. Я объясняла своим читателям, что такое
простые акции, привилегированные акции, боны, муниципальные облигации,
облигации компаний, спекуляция на разнице в курсах, игра на понижение,
двойной опцион, пожизненная доверенность, совместное владение, владение
недвижимостью, плавающий курс, партия груза, проценты, признание
несостоятельности по суду, изъятые из обращения деньги, золотой стандарт,
бумажные ассигнации, право пользования чужой землей, наследование без
ограничений, право государства на отчуждение частной собственности,
авторское право, патент и так далее.
(Элементарно? Для вас - может быть. Вам, стало быть, Пруденс Пенни ни
к чему. Но для большинства людей эти элементарные термины - все равно что
китайская грамота. И я в каждой колонке давала по одному определению,
используя односложные английские слова, непонятные разве что преподавателю
английского.)
Дальше я давала обзор последних событий, могущих повлиять на рынок
ценных бумаг. Поскольку на него влияет все, от погоды до выборов и до
пчел-убийц, это было несложно. Если имелась пикантная сплетня, я и о ней
упоминала, но жестокость и насилие в мою колонку не допускались, а
особенно избегала я того, что могло вызвать судебное преследование.
Следующая рубрика называлась: КУДА СЕГОДНЯ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ВКЛАДЫВАТЬ
СРЕДСТВА. В своих рекомендациях я была уверена, поскольку все они прямо
или косвенно опирались на предсказания Теодора. Одни и те же рекомендации
могли повторяться из выпуска в выпуск, затем их сменяли другие из того же
источника.
Колонку неизменно заключал БУМАЖНИК ПРУДЕНС ПЕННИ.
Дамы, в январе 1953 года, когда мы начинали, у нас в бумажнике была
одна тысяча долларов. Если вы сразу же пустили ее в оборот, следуя нашим
советам, теперь у вас в бумажнике 4823 доллара 17 центов.
Если вы вложили десять тысяч, у вас в бумажнике 48231 доллар 70
центов.
Если вы вложили сто тысяч, у вас теперь 482317 долларов.
Но последовать благоразумным советам Пенни никогда не поздно. Начните
сегодня с суммы 4823 доллара 17 центов (или с любой кратной этому числу),
поместив ее следующим образом (далее следовал список инвестиций и
ожидаемый доход из расчета на 4823 доллара 17 центов).
Если вы хотите проследить сами, каким образом тысяча долларов
возросла до (текущая цифра) всего за (пропуск) лет и (пропуск) месяцев,
пошлите один доллар (два с половиной, четыре доллара - цена все время
возрастала) в издательство "Считай каждый пенни", Нью-Йорк, ХКЛ-030, Башня
Гарримана, комната 8600, (это был почтовый ящик, из которого вся почта
направлялась подставному лицу Элеанор в Торонто), или купите в своем
книжном магазине "Руководство по надежным вкладам для домохозяек" Пруденс
Пенни.
Фокусы с адресом предназначались для того, чтобы Комиссия Фондовой
биржи по безопасности не проведала, что "Пруденс Пенни" - одна из
директоров "Гарриман Индастриз". Комиссия всегда косо смотрит на "утечку
информации", и ей, насколько я понимаю, совершенно безразлично, что мои
советы принесли одну лишь пользу. Тем охотнее меня бы обезглавили.
Из захолустных еженедельников моя колонка переместилась в городские
ежедневники и принесла-таки мне кое-какие деньги через год и порядочно
денег за те тринадцать лет, что я ее вела. Женщины читали ее и слушались
моих советов, как было видно из писем - но думаю, что еще чаще ее читали
мужчины, не ради моих советов, а чтобы понять, как эта медведица
ухитряется вальсировать.
Я поняла, что добилась своего, когда Джордж однажды в разговоре
сослался на Пруденс Пенни.
Но главной моей целью были не деньги и не желание произвести на
кого-то впечатление - главное было завоевать себе репутацию, чтобы в
апреле 1964 года с полным правом выпустить специальную колонку под
заглавием: "Луна принадлежит всем - но первый лунный корабль будет
принадлежать "Гарриман Индастриз"!"
Я советовала читательницам поберечь "бумажник Пруденс Пенни", но
каждый цент, который они смогут наскрести помимо моего, вложить в новое
великое дело Д.Д.Гарримана - полет человека на Луну.
С той поры Пруденс Пенни непременно упоминала в каждой колонке о
космических полетах и "Гарриман Индастриз". Я подчеркивала, что космос
нескоро принесет проценты (и продолжала предлагать другие инвестиции, все
основанные на предсказаниях Теодора), зато дальновидных вкладчиков,
первыми рискнувших поддержать космонавтику, ждет сказочное богатство. Не
спекулируйте на бирже, не увлекайтесь немедленной прибылью - купите акции
Гарримана, положите их в сейф и забудьте о них: ваши внуки скажут вам
спасибо.
Весной 1965 года я приехала в отель "Бродмур" к югу от Колорадо
Спрингс, так как неподалеку, на ракетодроме Петерсона, строился лунный
корабль мистера Гарримана. В пятьдесят втором году я попробовала было
отказаться от аренды дома в Канзас-Сити, когда Брайан увез Присциллу и
Дональда в Даллас (это отдельная и невеселая история). Но Джордж меня
отговорил. Владельцем дома числился он - не "Гарриман и Стронг" и не
"Гарриман Индастриз". И когда я сказала, что мне больше не нужен дом с
четырьмя спальнями, включая комнату для прислуги, он предложил мне жить в
нем бесплатно.
Я заметила, что для содержанки это маловато, а для женщины, желающей
казаться респектабельной, - многовато. Ладно, сказал он, а сколько нынче
берут содержанки? Мы удвоим эту цифру.
Я поцеловала его, мы легли в постель и согласились на компромисс. Дом
принадлежит Джорджу, он поселит в нем своего шофера с женой, а я могу жить
там, когда захочу - и постоянные жильцы возьмут на себя заботу о Принцессе
Полли.
Джордж использовал мое слабое место. Однажды я уже нанесла кошечке
травму, лишив ее Единственного Дома, и рада была возможности не делать
этого снова.
Но я все же сняла квартиру на Плазе - там у меня были самые нужные
книги, туда я получала почту и порой привозила Полли, обрекая ее на
позорные посещения ящика. Впрочем, она не протестовала (новые глиняные
шарики выгодно отличались от песка или земли). Эти короткие поездки
приучали ее к дорожной клетке и к временным отлучкам из дома. Постепенно
она стала настоящей кошкой-путешественницей и чувствовала себя как дома в
лучших отелях, причем вела себя достойно и даже не помышляла царапать
мебель. Так что Элайджа и Чарлен могли свободно выезжать в отпуск или в
командировки с Джорджем.
Итак, весной 1965 года, до первого исторического старта на Луну, мы с
Полли приехали в "Бродмур". При мне была только клетка с Принцессой -
багаж должны были доставить со станции Гарримановской бегущей дороги в
пятидесяти милях к северу от нас. Я возненавидела эти бегущие дороги после
первой же поездки - у меня от них голова болела. Меня заверили, что на
"Магистрали через Прерию" проблема шума решена. Никогда не доверяйте
рекламе. Бродмурский портье сказал мне:
- Мадам, у нас при теннисном клубе имеется превосходное помещение для
животных. Рассыльный доставит туда вашу кошечку.
- Одну минутку. - Я достала свою карточку "Гарриман Индастриз" - с
золотой полоской.
Портье, увидев ее, вызвал дежурного администратора. Тот так и кинулся
ко мне - с гарденией, в полосатых брюках и профессиональной улыбке:
- Миссис Джонсон! Счастливы принимать вас у себя. Желаете люкс? Или
квартиру?
Принцессе Полли не пришлось отправляться в конуру. На обед она кушала
печенку - презент администрации - и получила собственную кроватку и
туалетный ящичек, стерильность которых гарантировала бумажная лента, такая
же, как поперек сиденья моего унитаза.
Биде не было, хотя "Бродмур" считался первоклассным отелем.
Приняв ванну и переодевшись - багаж, само собой, доставили, когда я
сидела в ванне, - я оставила Принцессу Полли у телевизора (она любила его
смотреть, особенно рекламу) и отправилась в бар выпить в одиночестве, а
там видно будет.
И встретила своего сына Вудро.
Он заметил меня сразу, как только я вошла.
- Привет, мам.
- Вудро! - обрадовалась я и поцеловала его. - Рада тебя видеть,
сынок! Что ты здесь делаешь? Насколько я знаю, ты работал у Райта и
Паттерсона?
- Ушел - они не ценят гениев. Да еще заставляют вставать ни свет ни
заря. Теперь я в "Гарриман Индастриз" - навожу там у них порядок. Та еще
работка.
(Сказать ему или нет, что я состою в правлении "Гарриман Индастриз"?
Я старалась без нужды этого не раскрывать. Ладно, поживем - увидим.)
- Это хорошо, что ты там наводишь порядок. А к их лунному кораблю ты
имеешь какое-нибудь отношение?
- Ты сначала сядь. Что будешь пить?
- То же, что и ты.
- Ну, я-то пью воду Маниту.
- Это водка с тоником, что ли?
- Не совсем. Маниту - это минеральная вода из местного источника.
Отдает скунсом, но скунс приятнее.
- Тогда закажи мне водку с тоником и лаймом. Хизер с тобой?
- Она не любит высокогорья. Когда мы ушли от Райта и Паттерсона, она
с ребятами уехала обратно во Флориду. Не смотри на меня так - у нас все
отлично. Она сообщает мне, когда опять хочет ребенка - этак раз в три
года, я еду домой, провожу там месяц-другой, заново знакомлюсь с ребятами.
И опять за работу - ни тебе шума, ни пыли, ни семейных сцен.
- Что ж, прекрасно, если это устраивает вас обоих.
- Вполне устраивает.
Он заказал то, что я просила. Я так и не научилась пить, но стала
заказывать крепкие напитки и просиживать над ними весь вечер, пока лед не
растает. Я пригляделась к Вудро. Он осунулся, и руки были костлявые. Когда
официантка отошла, он спросил:
- Ну а ты что здесь делаешь, мам?
- Я всегда была без ума от космоса - помнишь, как мы вместе читали
серии Роя Роквуда? "Пропавшие на Луне", "На Марс"...
- Ну еще бы! Я и читать-то научился, потому что подозревал, что ты
читаешь не все, о чем написано.
- Там я читала все, но Барнума чуточку адаптировала.
- Я всегда мечтал о прекрасной марсианской принцессе... но не так,
как у Барнума. Помнишь, они там пили кровь друг у друга? Это не для меня.
Я человек мирный, мам, сама знаешь.
(Сомневаюсь, знают ли матери своих детей. Но ты, дорогой мой, мне
очень близок. Надеюсь, что у вас с Хизер в самом деле все в порядке.)
- Ну так вот - я услышала о полете на Луну и сразу задумала приехать
сюда. Хочу посмотреть, как взлетит корабль, раз уж сама не могу лететь.
Как ты думаешь, Вудро - он взлетит?
- А вот сейчас спросим. - Вудро осмотрелся и крикнул кому-то у
стойки: - Эй, Лес! Иди к нам, тащи свою сивуху.
К нам подошел человек небольшого роста, с крупными руками жокея.
- Знакомься - капитан Лесли Ле Круа, командир "Пионера", - сказал
сын. - Лес, это моя дочь Морин.
- Честь для меня, мисс. Но вы не можете быть дочерью Билла - слишком
молоды. И к тому же красавица, а посмотрите на него.
- Полно вам, мальчики. Я его мать, капитан. Вы действительно капитан
лунного корабля? Я просто поражена.
Капитан Ле Круа присел к нам, и я заметила, что его "сивуха"
отличается такой же прозрачностью, как и у Вудро.
- Поражаться нечему, - сказал он мне. - За нас компьютер летает. Но я
все-таки подниму свою лохань... если Билл не перебежит дорогу. Скушай
шоколадный эклерчик, Билл.
- Это надо произносить с улыбкой, незнакомец!
- Чизбургер? Пончик с вареньем? Горку оладушек с медом?
- Видишь, что делает этот мерзавец, мам? Хочет, чтобы я нарушил
диету, потому что боится, как бы я не сломал ему руку. Или шею.
- А зачем тебе это, Вудро?
- Да мне-то незачем. Это он боится. Он весит ровно сто двадцать шесть
фунтов. А я всегда, даже в самой лучшей форме, весил сто сорок пять -
помнишь, наверно. Но в исторический момент старта я должен весить столько
же, сколько он - потому что, если он схватит насморк или поскользнется в
душе и что-нибудь, не дай Бог, сломает, мне надо будет сесть на его место
и прикинуться, будто я веду корабль. Никуда не денешься - они мне за это
деньги платят. И за мной всюду ходит большой и страшный человек - следит,
чтобы я не сбежал.
- Не верьте ему, мэм. Я всегда смотрю под ноги и ем только то, что
открыли при мне. Он задумал вывести меня из строя в последний момент. Он
правда ваш сын? Быть не может.
- Я купила его у цыганки. Вудро, а что будет, если ты не сумеешь
сбросить вес?
- Будут отпиливать ногу по кусочкам, пока не станет ровно сто
двадцать шесть фунтов. Космонавтам ноги ни к чему.
- Вудро, ты всегда был скверным мальчишкой. На Луне-то ноги нужны?
- Там и одной хватит - при одной шестой нашего притяжения. А вон идет
страшила, который ко мне приставлен.
Джордж Стронг подошел к нам и поклонился.
- Дорогая леди! Вижу, с нашим лунным капитаном вы уже познакомились.
И с нашим дублером, Биллом Смитом. Можно к вам присесть?
- Мам, ты знаешь этого типа? Они и тебе заплатили, чтобы ты следила
за мной? Скажи, что это неправда!
- Это неправда. Джордж, ваш дублер - это мой сын, Вудро Вильсон Смит.
Ночью мы с Джорджем получили возможность спокойно потолковать
наедине.
- Джордж, сын говорит, что ему надо сбросить вес до ста двадцати
шести фунтов, иначе он не подойдет в дублеры. Неужели это правда?
- Истинная правда.
- Да он столько весил в младшем классе средней школы. Если он и
доведет вес до этой нормы, то боюсь, в случае болезни капитана Ле Круа
будет слишком слаб, чтобы заменить его. Не лучше ли регулировать вес так,
как это делают на скачках? Добавить свинцовый груз, если летит капитан Ле
Круа, и убрать груз, если летит дублер?
- Морин, ты не понимаешь.
Я действительно не понимала, и Джордж объяснил мне, как строго
выверен вес корабля. На "Пионере" оставлено только самое необходимое. На
нем нет даже рации - только навигационные приборы, без которых не
обойтись. У пилота нет настоящего скафандра - только резиновый
противоперегрузочный костюм со шлемом. Нет ранца - только баллончик на
поясе. Откроет дверь, выкинет флажок, схватит пару камушков - и назад.
- Ох, Джордж, что-то мне эта затея не по душе. Вудро я этого не скажу
- он уже большой мальчик (официально тридцать пять, в действительности
пятьдесят три), но надеюсь, что капитан Ле Круа останется в добром
здравии.
Настала долгая пауза - верный признак, что Джордж сейчас скажет нечто
неприятное.
- Морин, это полнейший, строжайший секрет. Я уверен, что этот корабль
вообще не взлетит.
- Какие-то проблемы?
- Да - с властями. Не знаю, как долго еще я сумею сдерживать наших
кредиторов. А взять больше негде. Мы уж заложили свои пальто, так сказать.
- Джордж, позволь мне сделать что-нибудь.
Джордж согласился пожить в моих апартаментах и посмотреть за
Принцессой, пока меня не будет - Принцесса не станет возражать, она к нему
привыкла. А я утром уехала в Скоттсдейл, к Джастину.
- Посмотри на это вот с какой стороны, Джастин. Насколько пострадает
Фонд, если вы не допустите "Гарриман Индастриз" до краха?
- Пострадает, но не фатально. Мы сможем возместить убытки за пять,
максимум десять лет. Я твердо знаю одно, Морин: тот, кому доверили чужие
деньги, не должен бросать их на ветер.
Я сумела выжать из него только восемь миллионов, причем под расписку
и половина в депозитах, которые могли быть оплачены только через полгода.
(Но депозитные сертификаты всегда можно использовать вместо денег, хотя на
этом теряешь проценты.)
Чтобы добиться хотя бы этого, мне пришлось сказать Джастину, что,
если он не даст денег, больше ничего "теодорного" от меня не услышит, а
если выложит деньги на стол, я положу рядом полный текст заметок, которые
сделала в ночь на 29 июня 1918 года.
В "Бродмуре" на следующее утро Джордж не взял у меня денег и повел к
мистеру Гарриману, который был рассеян и едва меня узнал, пока я не
сказала:
- Мистер Гарриман, я хочу прикупить дополнительный пай в полете на
Луну.
- Что? Извините, миссис Джонсон, акций на продажу больше нет.
Насколько я знаю.
- Тогда скажем иначе: я хочу дать вам взаймы восемь миллионов
долларов без обеспечения.
Мистер Гарриман посмотрел на меня так, словно в первый раз видел. Со
времени нашей последней встречи он исхудал, и его глаза горели фанатичным
огнем - он напомнил мне ветхозаветного пророка. Пронизав меня испытующим
взглядом, он обратился к Джорджу:
- Вы объяснили миссис Джонсон, чем она рискует?
- Она знает, - угрюмо кивнул Джордж.
- Сомневаюсь. Миссис Джонсон, я раздет догола, а "Гарриман Индастриз"
пуста, как скорлупа разбитого яйца - вот почему я давно не собирал
правления. Пришлось бы объяснять вам и другим директорам, на какой я пошел
риск. Мы с мистером Стронгом держались на одних нервах и на честном слове,
стараясь дотянуть до того момента, когда "Пионер" уйдет в небо. И я еще
надеюсь... но если я возьму ваши деньги, а меня объявят банкротом и
передадут мою головную компанию другому лицу, от моей расписки вам будет
мало выгоды. Можете получить три цента за доллар, а можете и ничего не
получить.
- Мистер Гарриман, вы не обанкротитесь, и высокий корабль, который
стоит вон там, взлетит. Капитан Ле Круа совершит посадку на Луне и
благополучно вернется.
- Это хорошо, что вы верите в нас, - улыбнулся он.
- Я не просто верю - я знаю. Нельзя сдаваться только из-за того, что
не хватило нескольких пенни. Берите эти деньги и употребите их в дело.
Отдадите, когда сможете. "Пионер" полетит, и не он один: вы пошлете вслед
за ним много других кораблей. Вашими руками движет сама история, сэр! Вы
построите Луна-Сити - вольный порт Солнечной Системы!
На той же неделе Джордж спросил меня, хочу ли я присутствовать в
бункере во время запуска - мистер Гарриман распорядился меня пригласить. Я
уже думала об этом, понимая, что вправе требовать своего присутствия там.
- Джордж, это ведь не лучшее место для наблюдения?
- Нет, зато самое безопасное. Все шишки будут именно там. Губернатор.
Президент, если явится. Послы.
- У меня это заранее вызывает клаустрофобию. Джордж, самые безопасные
места меня как-то никогда не привлекали, а те немногие шишки, с которыми я
знакома, похожи на марионеток, управляемых секретарями по связям с
общественностью. А где будешь ты?
- Не знаю пока. Там, где сочтет нужным Делос.
- Я так и подумала. Ты будешь слишком занят, чтобы возиться со мной.
- Я был бы счастлив, дорогая леди. Но...
- ...можешь понадобиться в другом месте. Откуда лучше всего видно?
Откуда смотрел бы ты, если бы не был занят?
- Ты уже была в Бродмурском зоопарке?
- Нет, только собиралась - после старта.
- Морин, около зоопарка есть автостоянка. С нее открывается вид на
весь восточный горизонт, и это место тысячи на полторы футов выше, чем
Петерсоновский ракетодром. Мистер Монтгомери договорился с отелем - там
поставят складные стулья, будет радиоточка, телевизоры, кофе. Оттуда бы я
и смотрел, будь у меня возможность.
- Тогда и я буду смотреть оттуда.
В тот же день в вестибюле "Бродмура" я встретила Вудро.
- Привет, мам! Меня запрягли в работу.
- Как это они ухитрились?
- Я недостаточно внимательно прочел свой контракт. Там, оказывается
написано "общественно-просветительские беседы на тему полета на Луну". Вот
я и разъясняю массам, как устроен корабль, как он полетит и где на Луне
лежат алмазы.
- А они лежат?
- После узнаешь. Иди-ка сюда на минутку. - Он увел меня из людного
вестибюля в коридор рядом с парикмахерской. - Мам, если у тебя есть такое
желание, то думаю, у меня здесь достаточно веса, чтобы провести тебя в
бункер смотреть запуск.
- А что, оттуда лучше всего видно?
- Да нет, пожалуй, хуже всего. И жара там будет, точно в постели
новобрачных летом, потому что кондиционирование не на высоте. Но это самое
безопасное место, и там будут все сливки. Государственные мужи. Партийные
боссы. Главари мафии.
- Вудро, ты мне скажи - где не безопаснее всего, а лучше всего видно?
- Я бы поехал на гору Чейенн. Там рядом с зоопарком большая
автостоянка. Идем обратно в вестибюль - я тебе кое-что покажу. - И Вудро
показал мне на гигантском, четырех футов в диаметре, глобусе, от которого
у меня слюнки потекли, трассу полета "Пионера".
- Почему же он идет не сразу вверх?
- Нет возможности. Корабль летит на восток, используя вращение Земли,
и при этом сбрасывает лишние ступени. Пятая, нижняя ступень, самая
большая, упадет в Канзасе.
- А вдруг она рухнет на бегущую магистраль?
- Тогда я запишусь в Иностранный легион, следом за Бобом Костером и
мистером Фергюсоном. Нет, мама, такого не случится. Мы находимся вот
здесь, в пятидесяти милях южнее магистрали, а ступень упадет возле
Додж-Сити, почти в ста милях южнее ее.
- А как же Додж-Сити?
- У пульта будет стоять человек, которого для того и наняли, чтобы он
нажал на свою кнопку и отделил пятую ступень над незаселенной местностью.
А если он ошибется, его привяжут к дереву, и дикие собаки разорвут его на
куски. Не волнуйся, мам. Четвертая ступень упадет в воду недалеко от
побережья Южной Каролины. Третья - в Атлантический океан, в самом узком
месте между Южной Америкой и Африкой. Вторая - тоже в Атлантику невдалеке
от Кейптауна. Если она упадет слишком близко, нас обругают на африкаанс.
Ну а первая ступень - первая, если повезет, совершит посадку на Луне. А
если Боб Костер ошибся, придется опять садиться за чертежную доску.
Ни для кого не новость, что "Пионер" стартовал по плану, и капитан
Лесли Ле Круа совершил посадку на Луне и благополучно вернулся. Я
наблюдала за стартом с вершины горы Чейенн, с площадки у зоопарка, откуда
открывался такой широкий, великолепный вид на восток, что казалось: стань
на цыпочки, и увидишь Канзас-Сити.
Я рада, что мне довелось увидеть, как стартует большая ракета -
теперь они уже не встречаются: не знаю ни одной планеты ни в одной из
патрулируемых вселенных, где бы ими еще пользовались. Слишком они дороги,
слишком неэкономичны, слишком опасны.
Но до чего величественны!
Когда я добралась до места, уже стемнело. На востоке всходила полная
луна. "Пионер", как сказал кто-то, стоял в семи милях от нас, но был ясно
виден - высокий, горделивый, омываемый светом прожекторов.
Я взглянула на свой хронометр и навела бинокль на бункер. Над ним,
точно в срок, вспыхнул белый огонь.
Потом вторая вспышка, распавшаяся на два огненных шара - красный и
зеленый. Пять минут до старте.
Эти пять минут тянулись, будто целые полчаса. Я начала думать, что
запуск не удался, и это причиняло мне невыносимую боль.
У основания корабля загорелось белое пламя, и он медленно, неохотно
оторвался от земли... и пошел вверх, все быстрее и быстрее, и вся
окрестность на мили вокруг вдруг озарилась ярким солнечным светом!
Он шел вверх и вверх, словно стремясь прямо в зенит, отклоняясь к
западу - я подумала, что он сейчас упадет на нас - а потом свет померк, и
мы увидели, что "солнце" у нас над головой движется на восток, превращаясь
в яркую летучую звезду. От звезды что-то оторвалось, и голос по радио
сказал: "Отделилась пятая ступень". Я вновь начала дышать.
До нас дошел звук. Сколько нужно секунд, чтобы звук прошел расстояние
в семь миль? Я забыла - да и секунды в ту ночь были не такие, как обычно.
Это был "белый шум", почти нестерпимый даже на таком расстоянии. Он
долго стоял в воздухе, а следом пришла воздушная волна, вихрь задирал юбки
и опрокидывал стулья. Кто-то упал, выругался и сказал: "Да я на них в суд
подам!"
Человек летел к Луне, сделав первый шаг к своему Единственному Дому.
Джордж умер в 1971 году, и еще при его жизни все их затраты были
возмещены вплоть до цента, заработала катапульта на Пайке Пик, Луна-Сити
стал растущим поселением с шестью сотнями жителей - среди них было более
ста женщин, и на Луне уже рождались дети, а "Гарриман Индастриз"
процветала, как никогда. Думаю, Джордж умер счастливым. Но мне до сих пор
его не хватает.
Не знаю, был ли счастлив мистер Гарриман. Ему не нужны были биллионы
- ему хотелось на Луну, а Дэниел Диксон обремизил его и лишил этой
возможности.
В ходе сложных финансовых манипуляций, благодаря которым человек
полетел на Луну, Диксон приобрел больше акций, чем было у мистера
Гарримана, и мистер Гарриман потерял руководство над "Гарриман Индастриз".
А затем, путем лоббистских махинаций в Вашингтоне и ООН дочернюю
гарримановскую фирму "Спейсвейз Лимитед" назначили ведущей компанией в
области космоплавания и приняли "Космический ограничительный акт",
согласно которому только эта компания решала, кого допускать в космос, а
кого нет. Мистера Гарримана, я слышала, отвели по состоянию здоровья. Что
происходило за кулисами, я не знала - меня убрали из правления, когда
компанию возглавил Диксон. Я не возражала - мистер Диксон мне не нравился.
В Бундоке, много веков спустя и шестьдесят с лишним лет назад по
моему личному времени, мне довелось слушать одну кассету: "Мифы, легенды и
традиции - романтические стороны истории". Одно предание, относившееся ко
второй временной параллели, утверждало, что легендарный Дэ Дэ Гарриман
много лет спустя, будучи глубоким стариком, забытым всеми, купил себе
пиратский корабль и все-таки добрался до Луны, где и погиб при неудачной
посадке. Зато это произошло на Луне, о которой он так мечтал.
Я спросила Лазаруса, правда ли это. Он сказал, что не знает, но все
может быть. Видит Бог, старик был упрям.
Надеюсь, что он добился своего.
24. УПАДОК И РАЗРУШЕНИЕ
Не знаю, выиграла ли я от того, что эти монстры забрали у меня тех
страхидл. Наверное, каждый из нас время от времени мечтает наказать
какое-нибудь зло или заставить злодея играть главную роль на похоронах,
которая ему подойдет как нельзя лучше. Безобидный способ скоротать
бессонную ночь.
Но мои-то чудища свои мечты претворяют в жизнь.
И на уме у них одни убийства. В первый же вечер мне предъявили список
из пятидесяти с лишним намеченных жертв с указанием их преступлений и
оказали честь, предложив нанести следующий удар - выбирайте клиента и
действуйте! Того, чьи преступления вам особенно омерзительны, миледи
Джонсон.
Я признала, что негодяи, перечисленные в списке, - гнусный сброд, над
такими и родная мать плакать не станет, но я, подобно любимому сыну
мистера Клеменса Гекльберри Финну, не горю желанием убивать незнакомых мне
людей. Я не против смертной казни - я голосовала за нее каждый раз, когда
этот вопрос ставился на голосование, что случалось то и дело в период
упадка и разрушения Соединенных Штатов - но убивать pour le sport [ради
спорта (фр.)], не чувствуя в этом потребности, не могу. Впрочем, если уж
выбирать, то я скорее подстрелила бы человека, чем оленя - не вижу ничего
спортивного в том, чтобы стрелять в кроткого вегетарианца, который не
может ответить тебе тем же.
И будь моя полная воля, я скорей стала бы смотреть телевизор, чем
убивать неизвестно кого.
- Что-то мне никто не по вкусу из вашего списка, - сказала я. - Нет
ли в ваших анналах таких, которые выбрасывают на улицу котят?
- Превосходная идея! - улыбнулся председатель, уставив на меня свои
темные очки. - Думаю, что нет - разве что кто-то, повинный в иных
преступлениях, повинен и в этом тоже. Я прикажу следственной группе без
промедления заняться этим вопросом. Вы уже размышляли над тем, какой казни
заслуживает подобный клиент?
- Пока еще нет. Но он должен испытать тоску по дому... одиночество...
холод, голод, страх... и полное отчаяние.
- Высокохудожественно. Но, пожалуй, непрактично. Подобный род казни
потребует нескольких месяцев - мы же решительно не в состоянии растягивать
устранение одного лица более чем на несколько дней. Синяя Борода, вы
желаете что-то добавить?
- Подвергнем его тому, что предлагает наша сестра, на столько дней,
на сколько сможем. Потом окружим его голограммами огромных грузовиков,
увеличенными во много раз - наверное, такими машины кажутся котенку. Дадим
ему проникнуться этими образами в сопровождении мощных звуковых эффектов,
а потом собьем настоящим грузовиком, но не насмерть: пусть умрет медленно,
как умирают чаще всего сбитые транспортом животные.
- Вас это устраивает, мадам?
Меня чуть не вырвало.
- За неимением лучшего сойдет.
- Если такой клиент обнаружится, мы сохраним его для вас. Но тем
временем мы должны подобрать вам другого, дабы вы не чувствовали себя
ущербной в нашем кругу.
Это было неделю назад, и мне начинает казаться, что если я быстренько
не подберу себе клиента, то... мы не хотим вас торопить, но... если вы
вскоре не нанесете удар, кто может поручиться, что вы не выдадите нас
прокторам Верховного Епископа?
Надо было мне во время своей японской миссии в Тридцатые годы
повнимательнее прислушаться к рассказам о той женщине, которая могла быть
мной. Если бы я точно знала, что в тот период действительно существовала в
трех лицах, то сейчас спала бы спокойнее, ведь моя третья ипостась
относилась бы к моему личному будущему и означала бы, что я выберусь из
этой переделки живой.
Остаться живой - вот в чем штука. Правда, Пиксель? Пиксель! Пиксель!
У, чтоб тебе!
Перемены. В 1972 году умерла во сне Принцесса Полли - должно быть, от
сердечного приступа, но я не стала делать вскрытие. Старая маленькая леди
прожила долгую и, как мне кажется, в целом счастливую жизнь. Я вознесла
молитву Бубастис [правильнее Баст - египетская богиня радости и веселья,
изображалась с головой кошки], прося ее принять в кошачий Эдем черно-белую
кошечку, которая никогда не царапалась и не кусалась без веской причины и,
к несчастью, имела только одного котенка - с помощью кесарева сечения.
Котенок был мертвый, и Полли после него удалили машинку - хирург сказал,
что нормального потомства у нее никогда не будет и незачем рисковать
другой беременностью.
Другого котенка я заводить не стала. В семьдесят втором мне было
девяносто лет (по легенде пятьдесят девять, и я из кожи вон лезла -
гимнастика, диета, осанка, косметика, туалеты, - чтобы выглядеть на
сорок). В девяносто лет существовала возможность и даже вероятность того,
что кот или кошка переживет меня. Я решила не рисковать.
В Альбукерке я переехала, потому что там не было призраков.
Канзас-Сити же так и кишел призраками моего прошлого - и печальными, и
радостными. Я старалась не проезжать мимо нашего старого дома на бульваре
Бентона или мимо того места, где когда-то стояла наша ферма, чтобы не
портить счастливое "что бывало" неприглядным "что есть".
Центральную среднюю школу я предпочитала помнить такой, какой она
была, когда в ней учились мои дети. В те дни, по оценкам Вест-Пойнта,
Аннаполиса, Массачусетского технологического и прочих элитных заведений.
Центральная считалась лучшей средней школой Запада, не уступавшей
привилегированным подготовительным школам вроде Гротона или Лоренсвилла.
Теперь она превратилась в какие-то ясли для переростков, куда каждый день
съезжались полицейские патрульные машины - остановить драку, конфисковать
ножи и вытрясти из "детишек" наркотики. В этой средней школе половине
учеников не следовало бы выдавать свидетельство и об окончании начальной,
поскольку они не умели толком ни читать, ни писать.
Но в Альбукерке призраков не водилось. Я никогда там не жила, и у
меня там не было ни детей, ни внуков. (Разве что правнуки?) Город, к
счастью (как считала я), обошла стороной бегущая дорога N_66. Старое
Шестьдесят шестое шоссе, называвшееся когда-то "главной улицей Америки",
проходило прямо через Альбукерке, но придорожный город N_66 вырос намного
южнее нас - мы его не видели и не слышали.
Повезло Альбукерке и в том, что его обошли стороной многие пороки
Безумных Лет. Несмотря на свое стовосьмидесятитысячное население, часть
которого, как обычно тогда, постепенно утекала в придорожный город, он
сохранил милый облик небольшого городка, столь привычный в начале века и
столь редкий во второй его половине. В Альбукерке находился главный корпус
Университета Нью-Мексико, президент которого, по счастью, не поддался
вздорным веяниям шестидесятых годов.
Студенческий бунт (в котором участвовала только часть студентов) имел
там место только однажды. Доктор Макинтош выгнал всех бунтовщиков и
отказался принять их назад. Родители кинулись жаловаться в столицу штата
Санта-Фе, но доктор Макинтош заявил попечителям и властям, что, пока во
главе университета стоит он, в учебном городке будет соблюдаться порядок и
цивилизованные нравы. Если у них не хватит духу поддержать его, он
немедленно уйдет, и пусть на его место берут какого-нибудь дохлого
мазохиста, которому в радость управлять сумасшедшим домом. Его поддержали.
В семидесятом году во всех университетах Америки для половины
первокурсников был введен предмет, называемый "английский А" или как-то
похоже, но известный повсеместно как "английский для тупиц". Став
президентом, доктор Макинтош отменил сей предмет и прекратил прием
студентов, которые в нем нуждались. "Налогоплательщикам содержание одного
студента обходится по меньшей мере в семнадцать тысяч долларов в год, -
заявил он. - Чтение, письмо и грамматику проходят в начальной школе. Если
абитуриент недостаточно хорошо усвоил эти предметы, чтобы учиться здесь,
пусть возвращается в ту грамматическую школу, которая его недоучила. Тут
ему не место. Я не стану тратить на него деньги налогоплательщиков".
Родители опять подняли скандал, но родителей полуграмотных
абитуриентов было меньшинство, а большинству избирателей и законодателей
штата позиция президента пришлась по вкусу.
Пересмотрев учебную программу университета, доктор Макинтош издал
распоряжение, согласно которому все студенты в любое время могли
подвергнуться проверке на наркотик, то есть должны были по первому
требованию сдать на анализ кровь, мочу и прочее. Уличенных исключали
навсегда.
Помещения таких студентов тут же обыскивались на вполне законном
основании - семеро городских судей охотно днем и ночью выдавали по такому
случаю ордера. Никаких сантиментов не допускалось - всем, у кого находили
наркотики, предъявлялось обвинение.
Что касается торговцев наркотиками, то специально ради них
законодательное собрание штата возродило прекрасный старый обычай:
публичное повешение. На площадях воздвигли виселицы. Приговоренные к
смерти дилеры апеллировали, разумеется, и в верховный суд штата, и в
Вашингтон, но поскольку пять членов Верховного суда США, включая
председателя, были назначены еще президентом Паттоном, дилерам из
Нью-Мексико не приводилось жаловаться на медлительность правосудия. Один
предприимчивый юноша прожил от ареста до Джека Кетча [то есть до палача]
ровно четыре недели. В среднем же этот период, когда система вступила в
силу, продолжался примерно два месяца.
Союз борьбы за демократические свободы, как обычно, закатил истерику.
Несколько адвокатов из СБДС за неуважение к суду попали на приличный срок
в тюрьму, да не в новую, а в старый изолятор для пьяниц, где сидели
забулдыги, наркоманы, незаконно прибывшие сезонники-мексиканцы и
проститутки мужского пола.
Я выбрала Альбукерке частично и поэтому. Вся страна теряла разум,
охваченная массовым психозом, природы которого я так и не могла понять до
конца. Альбукерке тоже не был застрахован, но он сопротивлялся, и во главе
его находилось достаточно разумных мужчин и женщин, чтобы я смогла прожить
там десять хороших лет.
В то самое время, когда американские школа и семья пришли в упадок,
страна переживала расцвет науки и техники, и не только в таких крупных
областях, как космонавтика и дорожное строительство. Пока студенты
лоботрясничали, научно-исследовательские центры работали, как никогда,
демонстрируя успехи в физике частиц, в плазменной физике, в генетике, в
создании новых материалов, в медицине - везде и всюду.
Эксплуатация космоса достигла невероятных размеров. Оправдывало себя
решение мистера Гарримана не отдавать космос на откуп государству, а
предоставить его частной инициативе. Только недавно успели открыть
космопорт Пайкс Пик, а "Спейсвейз, Лимитед" уже строила новые, более
мощные катапульты в Кито и на Гавайях. Корабли с людьми отправились на
Марс и на Венеру, вылетели первые горняки на астероиды.
А в Соединенных Штатах между тем шел полный развал.
Упадок наступил не только во второй параллели, но и во всех
исследованных параллелях времени. За пятьдесят лет своего пребывания в
Бундоке я прочла несколько монографий по сравнительной истории,
относящихся к периоду, называемому "регресс двадцатого века".
На свои суждения я не могу полагаться. Я наблюдала этот регресс
только в одной параллели, только до середины 1982 года и только в своей
стране. Мнение на этот счет у меня есть, но его не обязательно принимать
всерьез - ведь многие крупные ученые думают иначе.
Вот кое-что из того, что представляется мне неправильным.
В США имелось более шестисот тысяч практикующих адвокатов - ровно на
пятьсот тысяч больше, чем нужно. Такие адвокаты, как я сама, не в счет - я
ведь не практиковала, а право изучала лишь для того, чтобы обороняться от
адвокатов, и многие другие поступали так же.
Разложение семьи. Причина, думаю, в том, что оба родителя стали
работать. С середины века все в один голос твердили, что они вынуждены
работать, чтобы оплачивать свои счета. Почему в первой половине века не
было такой необходимости? Как связать появление сберегающей труд техники и
во много раз возросшую производительность труда с обнищанием семьи?
Говорят, что все дело в слишком высоких налогах. В этом есть смысл:
помню, какой шок я испытала, узнав, что правительство собрало за год
триллион долларов. К тому же большая часть этой суммы разошлась неизвестно
куда.
И уж истинный упадок претерпевал здравый смысл. В Соединенных Штатах
стали считать выдающимися людьми артистов развлекательного жанра и
профессиональных атлетов. Им поклонялись и видели в них лидеров: они
высказывали свое мнение по самым разным вопросам и относились к себе столь
же серьезно, как и все окружающие. В конце концов, если спортсмену платят
больше миллиона в год, почему бы ему не считать себя важной персоной... а
стало быть, всем интересно знать его мнение о внутренней и внешней
политике, хотя он выдает свое невежество и безграмотность всякий раз, едва
открывает рот. Ведь большинство его фанатов столь же невежественны и
безграмотны - болезнь прилипчива.
Примите во внимание также следующее.
1) "Хлеба и зрелищ";
2) Отмена "присяги бедняка" во время первого срока президента
Рузвельта;
3) Возрастной принцип обучения в школах.
Все эти три явления взаимосвязаны. Отмена "присяги бедняка",
необходимая ранее для пользования общественной благотворительностью,
привела к тому, что неудачники, неумехи всякого рода, неспособные или не
желающие прокормить себя, получили такое же право голоса, право
устанавливать и распределять налоги, как, скажем, Томас Эдисон и Томас
Джефферсон, Эндрю Карнеги и Эндрю Джексон. Возрастной перевод из класса в
класс обеспечил продвижение недоучек. А "хлеба и зрелищ" - это неизбежный
исход демократии, идущей таким путем: бесконечные расходы на "социальные
программы" ведут к национальному банкротству, за которым, как показывает
история, всегда следует диктатура.
Мне кажется, что в этих трех пунктах и заключались ключевые ошибки,
сгубившие цивилизацию, когда-либо существовавшую в истории. Было, конечно,
и другое - забастовки государственных служащих, например. Отец был еще
жив, когда они начались, он угрюмо изрек: "Есть хороший выход - если тот,
кому платит жалованье государство, считает, что платят ему недостаточно,
пусть увольняется и зарабатывает себе на жизнь в другом месте. Это в
равной степени относится и к конгрессменам, и к получающим пособие, и к
учителям, и к генералам, и к мусорщикам, и к судьям".
Кроме того, на весь двадцатый век, начиная с семнадцатого года, легла
зловещая тень воинствующей глупости марксизма.
Но марксисты ничего не сумели бы добиться, не начни американцы
утрачивать свой цепкий здравый смысл, благодаря которому завоевали целый
континент. В шестидесятые годы все говорили о своих правах и умалчивали о
своих обязанностях, а патриотизм сделался предметом для шуток.
Не верю, что тот же Маркс или этот чокнутый реформатор, будущий
Первый Пророк, могли бы одолеть нашу страну, если бы ее народ не спятил.
Но ведь каждый имеет право на собственное мнение, скажете вы.
Возможно. У каждого, разумеется, на все свое мнение, каким бы глупым оно
ни было.
А уж свое мнение о неких двух вещах абсолютное большинство людей
полагало святой истиной и было искренне убеждено, что те, кто не разделяет
их мнения, аморальны, достойны возмущения, кощунственны, отвратительны,
невыносимы, лишены логики, способны на измену, подлежат уголовной
ответственности, антиобщественны, смешны и непристойны.
Эти две вещи, разумеется, были секс и религия.
У каждого американского гражданина существовал Единственный
Правильный Взгляд на секс и религию, открытый ему самим Богом.
Поскольку эти взгляды отличались большим разнообразием, большинство,
очевидно, все же ошибалось. Но во всем, что касалось этих двух вопросов,
доводы разума были бессильны.
Надо уважать верования, скажете вы. Это еще с какой стати? Глупость
есть глупость, и вера не прибавляет ей ума.
Помню, во время президентской кампании 1976 года я слышала обещание
одного из кандидатов, наглядно доказывающее, как пошатнулся рассудок
американской нации:
- Мы будем неуклонно следовать этим путем, пока доход каждого
гражданина не поднимется выше среднего уровня!
И никто не смеялся.
Переехав в Альбукерке, я во многом упростила свою жизнь. Свои
сбережения я разместила в трех солидных банках Нью-Йорка, Торонто и
Цюриха. Написала новое завещание, отказав нескольким людям кое-что на
память, основное же свое состояние, около девяноста пяти процентов,
предназначила Фонду Говарда.
Почему, вы спросите? Я приняла это решение после долгих-долгих
размышлений бессонными ночами. У меня было гораздо больше денег, чем нужно
старухе, - я и доход-то свой не могла толком потратить. Оставить все
детям? Они больше не были детьми и не нуждались в моем наследстве - все
они получали говардовские премии, не считая того пособия, которое мы с
Брайаном выделили каждому из них.
Завещать на "благородные цели"? Дохлый номер, друзья: такие
пожертвования обычно прибирает к рукам администрация и начинает
паразитировать на них.
Мой капитал брал начало из Фонда Айры Говарда - и я решила вернуть
его обратно в Фонд. Это было резонно.
Я купила себе современную квартиру с кондиционером, возле
студенческого городка, между Сентрал авеню и бульваром Ломаса, и
записалась в университет на курс педагогики. Я не намеревалась серьезно
заниматься (надо уж очень постараться, чтобы завалиться на педагогическом
факультете), я просто хотела попасть в студенческий городок. Там все время
происходило что-то интересное - кинопоказы, спектакли, общедоступные
лекции, танцы, действовали разные клубы. Докторов наук в университете, что
собак нерезаных, но все-таки докторская степень - хорошая визитная
карточка, открывающая доступ в разные заманчивые места.
Я стала прихожанкой ближайшей унитарианской церкви и не жалела
пожертвований, чтобы и в светской жизни прихода участвовать, и излишним
благочестием себя не стеснять.
Записалась в клуб современного танца, в клуб венского вальса, в клуб
бридж-контракта, в шахматный клуб, в клуб ужинов с обсуждением текущих
событий и в клуб завтраков с обсуждением гражданских проблем.
За шесть недель ко мне приклеилось столько желающих, сколько мух к
липучке. Это позволило произвести тщательный отбор партнеров и все-таки
обеспечить себе гораздо более разнообразный блуд, чем в прошедшую четверть
века. Тогда я тоже не ограничивалась Джорджем Стронгом, но была слишком
занята, чтобы всерьез посвящать себя спорту номер один.
Теперь у меня появился досуг. Как сказала одна старая кляча ...
