Нил Дональд Уолш. Дружба с Богом
страница №2
...за что я не возьму ничего ценного.Но как же я могу ожидать, что другие будут ценить то, чего не ценю я
сам? Я даже не пытаюсь ответить. Эта тема слишком глубока для меня, слишком
близка к базовому вопросу. И какую ценность я нахожу в себе, если я верю,
что должен страдать, чтобы другие увидели мою ценность? Еще один базовый
вопрос. Еще одна тема, о которой промолчу.
Но раз Ты поднял этот вопрос, я спрашиваю: ценнее ли Тед Тернер, чем
Мать Тереза? А Джордж Сорос не такой хороший человек, как Че Ривера? А
политика Джесси Джексона, у которого есть множество хорошего в жизни, менее
достойна политики Вацлава Гавела, у которого хорошего в жизни меньше? Надо
ли называть слова Папы, одно облачение которого стоит больше, чем стоило бы
прокормить бедного ребенка на протяжении года, богохульством потому, что он
живет, как король, и стоит во главе церкви, которая владеет
миллиардами7
Тед Тернер и Джордж Сорос отдали миллионы долларов. Их ожившие мечты
стали доказательством, что мечты человечества возможно осуществить.
Сделать возможными мечты человечества, оживив свои собственные мечты.
Какая великолепная идея!
С надеждой, которая вознесла его на место большого влияния, Джесси
Джексон принес надежду миллионам. Папа вдохновлял и вдохновляет людей во
всем мире, и он вдохновлял бы католиков мира не больше (на самом деле
намного меньше, что и понятно), если бы появлялся перед ними в рубище.
Поэтому я примирился с фактом, что опыт "Беседе Богом" принес больше
хорошего в мою жизнь и дал мне больше хороших вещей, которыми я могу
поделиться.
Но Я хочу сказать, что издание этих книг не было причиной всего, что
произошло. Ты создал причину до того, как книги вышли в свет. В
действительности, именно поэтому они были изданы и стали такими популярными.
Да, я вижу, что это так.
Можешь быть уверен в этом. Твоя жизнь и твоя реальность вокруг денег --
и всех хороших вещей — изменилась, когда ты изменился.
Они изменились для тебя, когда ты изменил свое представление о них.
Знаешь, я ведь думал, что это Ты все сделал. Я говорю людям, что эти
книги стали популярными благодаря тому, что Ты так хотел. На самом деле меня
даже привлекает идея, что во всем этом Божья воля.
Конечно, привлекает. Она снимает с тебя всякую ответственность, более
того, дает всему высочайшее одобрение. Мне неприятно разрушать твои
воздушные замки, но все это не Моя идея.
Не Твоя?
Нет. Она была твоя.
Ну, здорово! Так, значит, теперь я даже не могу сказать, что меня
вдохновлял Бог. А как же книга, которую я пишу сейчас? Ты пришел ко мне и
предложил мне заняться ею?
Ну что ж, этот момент ничуть не хуже любого другого, чтобы начать наш
разговор о том, как обрести дружбу с Богом.
3
Если мы с тобой собираемся обрести настоящую дружбу — действенную
дружбу, а не дружбу в теории...
Это важно. Давай остановимся на этом и определимся. Многие люди думают,
что Бог --их друг, но они не знают, как использовать эту дружбу. Они видят
ее как взаимоотношения на расстоянии, а не как тесное общение.
Еще больше людей вообще не воспринимают Меня как друга. И это грустно.
Многие считают Меня родителем, а не другом — и к тому же родителем суровым,
жестоким, требовательным и сердитым. Отцом, который не потерпит абсолютно
никаких оплошностей в определенных вопросах --например, в том, как Мне
поклоняться.
В представлении этих людей Я не только требую вашего поклонения, но и
хочу, чтобы вы проделывали это особенным способом. Недостаточно прийти ко
Мне. Вы должны прийти ко Мне по особому пути. Если же вы придете ко Мне
другим путем — любым другим путем, — Я отвергну вашу любовь, проигнорирую
ваши мольбы и обреку вас на страдания в аду.
Даже если мое стремление к Тебе было искренним, мои намерения чистыми и
мое понимание — лучшее, которого я смог добиться?
Даже тогда. Да, даже тогда. В представлении этих людей Я строгий
родитель, который не примет ничего, кроме абсолютно правильного понимания
того. Кто Я Есмь.
Если ты понял неправильно, Я тебя накажу. Твои намерения могут быть
чисты, насколько это вообще возможно; ты можешь быть так наполнен любовью ко
Мне, что она будет выплескиваться наружу. И тем не менее Я брошу тебя в
адское пламя, и ты будешь страдать там вечно, если придешь ко Мне с
неправильным именем на устах, с неправильными мыслями в голове.
Действительно грустно, что многие люди видят Тебя таким. Друг так не
будет себя вести.
Не будет. И поэтому сама идея дружбы с Богом — то есть таких
взаимоотношений, какие у тебя складываются с твоим лучшим другом, который
примет все, что дано с любовью, простит все, сделанное по ошибке, — идея
такой дружбы им кажется непостижимой,
Что касается тех, кто видит Меня своим другом, ты прав; большинство из
них держится от Меня на большом расстоянии. Их дружба со Мной не действенна.
Скорее, это очень отдаленные взаимоотношения, на которые, как они надеются,
они могут рассчитывать в случае необходимости. Но это не ежедневная,
ежечасная, ежеминутная дружба, какой она может стать.
И Ты начал говорить, что нужно, чтобы обрести такую дружбу с Тобой.
Изменения в уме и изменения в сердце. Вот что нужно. Изменения в уме и
изменения в сердце.
И смелость,
Смелость?
Да. Смелость отвергнуть любое понятие, любую идею, любое учение о Боге,
который отверг бы тебя.
Это потребует безграничной храбрости, потому что мир умудрился
наполнить твою голову подобными понятиями, идеями и учениями. Тебе придется
принять новую мысль, которая противоречит практически всему, что ты слышал
обо Мне.
Это будет трудно. Для некоторых — очень трудно. Но это будет
необходимо, потому что нельзя обрести дружбу — реальную, близкую,
действенную, открытую дружбу — с тем, кого боишься.
Значит, большая часть в обретении дружбы с Богом — это забыть нашу
"страшбу" с Богом.
О, Мне это нравится. Этого слова нет в вашем языке, но Мне оно
нравится.
Именно таково было ваше отношение ко Мне все эти годы --страшба с
Богом,
Я. знаю. Я объяснял это в самом начале. С тех пор как я был маленьким
мальчиком, меня учили бояться Бога. И я Его боялся. Даже когда мне удавалось
избавиться от страха, меня к нему возвращали.
Наконец, когда мне было девятнадцать, я отверг Бога Гнева из своего
детства. Но я не заменил его Богом Любви, я вообще Его отверг. Ты просто
перестал быть частью моей жизни.
Это разительно отличалось от моего отношения всего пятью годами раньше.
В четырнадцать лет я мог думать только о Боге. Я думал, что лучший способ
избежать Божьего гнева — это заставить Бога полюбить меня. Я мечтал стать
священником.
Все думали, что я приму сан. Монахини в школе были в этом уверены. "У
него призвание",-- говорили они. Моя мама тоже была в этом уверена. Она
видела, как я устанавливал алтарь на нашей кухне и надевал свое "облачение",
воображая, что свершаю мессу. Другие мальчики делали из полотенец накидку
Супермена и прыгали со стульев. Я представлял себе, что полотенце — это
риза священника.
Затем, в начале моего последнего года в церковно-приходской школе, отец
внезапно положил конец всем моим мечтаниям. Однажды мы с мамой говорили о
моих планах на будущее, когда папа случайно зашел на кухню.
— Ты не пойдешь в семинарию, — прервал он нас, — так что не забивай
себе голову.
-- Не пойду? — воскликнул я.
Я был поражен. Я думал, что все было уже решено.
— Нет, --ровно сказал отец.
— Почему?
Мама сидела молча.
— Потому что ты недостаточно взрослый для такого решения, — заявил
отец. — Ты не знаешь, что ты решаешь.
Нет, я знаю! Я решаю быть священником, — закричал я.
Я хочу быть священником.
— Э, ты не знаешь, чего ты хочешь, — проворчал папа. — Ты слишком
мал.
Наконец мама заговорила:
— О Алекс, пусть у мальчика будут свои мечты. Папа не собирался
потакать мне.
— Не поощряй его, — приказал он маме и бросил на меня один из своих
взглядов, который говорил: "Дискуссия окончена". — Ты не пойдешь в
семинарию. Выкинь из головы.
Я вылетел из кухни, сбежал по ступенькам вниз. Я искал убежища под моим
любимым кустом сирени, который рос в дальнем углу заднего двора и который
цвел не так уж часто и не так уж долго. Но в тот раз он стоял в цвету. Я
помню, как вдыхал невероятную сладость пурпурных цветов. Я зарылся в них
носом, как бык Фердинанд. Потом я заплакал.
Не в первый раз отец задул огонек радости в моей жизни.
Было время, когда я думал, что стану пианистом. Я имею в виду --
профессиональным, как Либерас, мой детский кумир. Я видел его каждую неделю
по телевизору.
Он был родом из Милуоки, и все в городе только и говорили о том, что
местный парнишка стал великим человеком. Тогда не было телевизора в каждом
доме — по крайней мере не в районе Саут-Сайд, где в Мидуоки жили рабочие,
— но отцу каким-то образом удалось купить "Эмерсон" с двенадцатидюймовым
экраном и черно-белой трубкой, по форме напоминающей пару скобок. Я сидел
перед ним каждую неделю, загипнотизированный улыбкой Либераса, его
канделябром и унизанными перстнями пальцами, которые летали над клавишами.
Кто-то однажды сказал, что у меня отменный музыкальный слух. Я не знаю,
так это или нет, но я мог сесть за пианино и тут же сыграть простую мелодию
так же легко, как спеть ее. Каждый раз, когда мама брала нас к бабушке, я
направлялся прямиком к пианино, которое занимало стену в гостиной, и начинал
тренькать "У Мери была овечка" или "Мерцай, мерцай, маленькая звездочка". У
меня занимало ровно две минуты подобрать правильные ноты для любой новой
песни, а потом я играл ее снова и снова, в глубине своего существа
взволнованный музыкой, которую я могу извлечь из клавиш.
В этот период своей жизни (и на протяжении многих последующих лет) я
боготворил своего старшего брата, Уэйна, который тоже умел играть на пианино
без нот.
Сын моей матери от предыдущего брака, Уэйн, не был в большой чести у
отца. Мягко говоря, все, что нравилось Уэйну, папа терпеть не мог, все, что
Уэйн делал, папа презирал. Поэтому игра на пианино была "для бездельников".
Я не мог понять, почему он все время так говорит. Я любил играть на
пианино — хотя бы так, как у бабушки, — и мама, и все вокруг видели, что у
меня есть несомненный талант.
Потом однажды мама сделала что-то невероятно дерзкое. Она куда-то
сходила или позвонила по рекламе в газете, или что-то еще, и купила старую
пианолу. Я запомнил, что она стоила двадцать пять долларов (большая сумма
для начала пятидесятых), так как отец был сердит, а мама сказала, что он не
имеет на это права, потому что она несколько месяцев экономила на продуктах
и скопила нужную сумму. Она сказала, что бюджет семьи от этого совсем не
пострадал.
Наверное, пианолу привез продавец, так как однажды я пришел со школы и
вот — она была там. Я был вне себя от счастья и сразу же сел за инструмент.
Вскоре пианола стала моим лучшим другом. Вероятно, я был единственным
десятилетним мальчишкой во всем Саут-Сайде, которого не нужно было насильно
заставлять практиковаться на пианино. Меня нельзя было оторвать от
инструмента. Я не только подхватывал и исполнял любую услышанную мелодию, я
сам сочинял их!
Я находил песни в своей душе и выплескивал их на клавиши, и это
наполняло меня восторгом. Самая волнующая часть дня наступала, когда я
возвращался со школы или с игровой площадки и усаживался за пианолу.
Отец совершенно не разделял моего энтузиазма. "Прекрати барабанить на
этом чертовом пианино", — таким, насколько я помню, было его отношение. Но
я влюблялся в музыку и свою способность сочинять ее. Мои фантазия о том, что
однажды я стану великим пианистом, все росли.
Затем одним летним утром я проснулся от ужасного треска. Натянув
одежду, я скатился вниз, чтобы посмотреть, что же происходит.
Папа разбирал пианино на части.
Не просто разбирал, но рвал его на части. Он бил по стенкам изнутри
молотком, а потом при помощи ломика разделял их, дерево поддавалось и
раскалывалось с ужасным скрипом.
Я стоял, ошеломленный, потрясенный до глубины души. По щекам текли
слезы. Мой брат увидел, как я содрогаюсь от беззвучных всхлипываний, и не
смог удержаться, чтобы не поддразнить меня:
— Нил — плакса!
Папа оторвался от своей работы.
— Не будь размазней, — сказал он. — Оно занимало слишком много
места. Пора от него избавиться.
Я развернулся, убежал в свою комнату, хлопнул дверью (очень опасный
поступок для ребенка в моем доме) и бросился на кровать. Я помню, как я выл
— да, буквально выл: "Нет, не-е-ет...", как будто мои жалобные мольбы могли
спасти моего лучшего друга. Но удары и треск не стихали, и я зарылся головой
в подушку, содрогаясь от горечи утраты.
Я чувствую боль, которую пережил тогда, до нынешнего дня.
До этого самого момента.
Когда я отказался выходить из комнаты до конца дня, отец проигнорировал
меня. Но когда я не поднялся с кровати еще три дня, отец начал раздражаться.
Я слышал, как он ругался с мамой, которая хотела принести мне еду. Если я
хотел есть, я мог спуститься к столу, как все. И, если я собираюсь
спуститься, я не должен дуться. Б нашем доме не позволялось дуться или
сердиться --по крайней мере из-за решений, принятых отцом. Он считал такие
проявления эмоции открытым неповиновением и не потерпел бы их. В нашем доме
мы должны были не просто принимать владычество нашего отца, но принимать его
с улыбкой.
Будешь продолжать реветь, и я поднимусь, и тогда тебе будет о чем
поплакать, — кричал он с нижнего этажа, и он не шутил.
Когда даже после запрета приносить мне еду я не вышел из комнаты, отец,
наверное, все-таки понял, что перегнул палку. Я должен сказать, что он не
был бессердечным человеком, он просто очень привык поступать как
бессердечный человек. Он привык, что ему не задавали вопросов и что он
объявлял и выполнял свои решения без особых любезностей. Он вырос в эпоху,
когда быть отцом означало быть "боссом", и он не терпел никакого
непослушания.
Поэтому ему было нелегко подойти к моей комнате и постучать в дверь
--то есть фактически спросить разрешения войти. Я могу только предположить,
что моя мама очень сильно над ним поработала.
— Это папа, — объявил он, как будто я не знал и как будто он не знал,
что я знал. — Я хочу поговорить с тобой.
Эти слова были так близки к извинению, как только он мог позволить себе
в отношениях со мной.
— Хорошо, — выдавил я, и он вошел.
Мы долго говорили, он, сидя на краю кровати, я, опершись на спинку, и
это был один из лучших разговоров, которые когда-либо были у нас с отцом.
Отец сказал, что, хотя он знал, что мне нравится играть на пианино, он не
подозревал, что это так много для меня значит. Он сказал, что всего лишь
хотел освободить место в общей комнате, чтобы поставить вдоль стены кушетку,
потому что мы покупали кое-какую новую мебель для гостиной. Потом он сказал
слова, которые я до сих пор не забыл.
— Мы купим тебе новое пианино, но оно будет достаточно маленьким,
чтобы мы смогли поставить его здесь, у тебя в спальне.
Я был так взволнован, что едва мог дышать. Он сказал, что сразу же
начнет откладывать деньги и что вскоре у меня будет пианино.
Я крепко обнял папу. Он меня понял. Все будет хорошо. К обеду я
спустился в столовую.
Проходили недели, но ничего не происходило. Я думал: "Он просто ждет
моего дня рождения".
Наступило десятое сентября, но пианино не было. Я ничего не сказал. Я
подумал: "Он ждет Рождества".
Пришел декабрь, и я просто задержал дыхание. Ожидание было просто
невыносимым. Когда пианино не появилось, мое разочарование было огромнейшим.
Прошли еще недели, еще месяцы. Не помню, когда я точно понял, что отец
не собирается выполнять свое обещание. Но только после тридцати я понял, что
он, наверное, никогда и не собирался его выполнять.
В тот день я дал моей старшей дочке обещание, которое не думал
сдержать. Я просто хотел, чтобы она перестала плакать. Я просто пытался
утешить ее в каком-то детском несчастье, о котором сейчас не помню. Я даже
не помню, что я пообещал. Я просто сказал что-то, чтобы успокоить ее. Это
помогло. Она обвила мне ручонками шею и закричала: "Ты самый лучший папочка
на всем белом свете!"
И грехи отцов да падут на головы их детей...
Твой рассказ занял много времени...
Прости. Я...
Нет, нет — это не жалоба, это наблюдение. Я просто хотел подчеркнуть,
что этот эпизод, очевидно, очень важен для тебя.
Да. Был и есть.
И чему он тебя научил?
Никогда не давать обещания, которые я не могу выполнить. Особенно своим
детям.
Это все?
Никогда не использовать свое знание о том, чего хочет другой человек,
для того, чтобы получить то, чего хочу я.
Но люди "обмениваются" друг с другом все время. Такова основа вашей
современной экономики и большинства отношений в вашем обществе.
Да, но есть такое понятие, как "честный обмен", и есть манипулирование.
В чем разница?
Честный обмен — это взаимовыгодная сделка. У тебя есть то, что нужно
мне, у меня есть то, что нужно тебе, мы приходим к соглашению, что у них
более или менее одинаковая ценность, и обмениваемся ими. Это чистая сделка.
Существует также эксплуатация. Это когда у тебя есть то, что мне нужно,
и у меня есть то, что нужно тебе, но ценность этих вещей не одинакова. Но мы
все равно совершаем сделку, потому что один из нас отчаянно нуждается в том,
что есть у другого, и он готов заплатить любую цену. Именно так поступают
некоторые многонациональные корпорации, предлагая по семьдесят пять центов
за час работы в Малайзии, Индонезии и Тайване. Они называют это
экономической возможностью, но это эксплуатация, простая и неприкрытая.
И наконец, существует манипуляция. Это когда у меня нет ни малейших
намерений дать тебе то, что я предлагаю. Иногда это происходит неосознанно.
Это плохо. Но в худшем случае человек полностью осознает, что он не
собирается выполнять обещанное. Это уловка — техника, с помощью которой
другого человека можно заставить замолчать или тут же, сразу же успокоить.
Это ложь, и самая худшая, потому что она затягивает рану, которая позже
откроется заново и станет еще глубже.
Очень хорошо. Ты растешь в осознании того, что значит обладать
честностью. Честность важна в любой системе. Если честность системы
фальшива, сама система рухнет. Какой бы изощренной ни была конструкция, она
не может ничего поддержать, если ее честность скомпрометирована. Учитывая
цель, к которой ты стремишься в своей жизни, --хорошо, что ты понимаешь.
И все же чему еще ты научился?
Ну, я не знаю. Ты намекаешь на что-то конкретное?
Я надеялся, что ты научился кое-чему о жертвах. Я надеялся, что ты
запомнил истину, что нет ни жертв, и злодеев.
Ах, это.
Да, это. Почему ты не расскажешь Мне? Теперь ты учитель, ты вестник.
Нет ни жертв, ни злодеев. Нет "хороших парней" и "плохих парней". Бог
создал только Совершенство. Каждая душа совершенна, чиста и прекрасна. В
состоянии забвения, в котором они обитают здесь, на Земле, совершенные
творенья Божии могут совершать несовершенные поступки — или поступки,
которые мы называем несовершенными, — но все, что происходит в жизни, имеет
свою причину. В Божьем мире не бывает ошибок, и ничего не происходит
случайно. И никто не приходит к Тебе без дара в руках.
Отлично. Это очень хорошо.
Но многим людям это сложно воспринять. Я знаю. Ты предельно ясно
изложил это в трилогии "Беседы с Богом", но некоторым людям все же очень
трудно согласиться с тем, что все в мире совершенно.
Все проясняется в свое время. Стремящиеся к более глубокому пониманию
этой истины найдут его.
В этом поможет книга "Маленькая душа и Солнце", как и повторное
прочтение нашей трилогии.
Да, и, судя по твоей почте, многим это будет весьма кстати.
Минуточку! Ты видел мою почту?
Прошу тебя...
Ох...
Полагаешь, в твоей жизни бывают события, о которых Я не знаю?
Наверное, нет. Мне просто не нравится думать об этом.
Почему?
Думаю, потому, что я не очень горжусь кое-какими случаями из своей
жизни.
И?
И мысль о том, что Ты обо всем знаешь, немного дискомфортна.
Помоги Мне понять почему. На протяжении многих лет ты рассказывал о
таких событиях своим лучшим друзьям. Ты подолгу беседовал о них во тьме ночи
со своими возлюбленными.
Это другое.
В чем отличие?
Возлюбленная или друг — это не Бог. Когда возлюбленная или друг знают
о таких вещах, это совсем не то же самое, когда Бог о них знает.
Почему?
Потому что возлюбленная или друг не осудит и не накажет.
То, что Я скажу, возможно, тебе не понравится. За прошедшие годы твои
возлюбленные и друзья осуждали и наказывали тебя гораздо чаще, чем это делал
Я. В действительности, Я никогда этого не делал.
Ну, пока нет. Но в Судный День...
Ну вот, опять.
Хорошо, хорошо, но повтори мне снова. Мне нужно чаще слышать об этом.
Нет никакого Судного Дня.
И никакого проклятия или наказания.
Никакого, кроме того, которое вы сами на себя налагаете.
И все же мысль о том, что Ты знаешь все, что я когда-либо говорил или
делал...
...ты забыл "все, о чем когда-либо думал".
Да, все, о чем я когда-либо думал, говорил или делал... меня беспокоит.
Мне бы не хотелось этого. Я знаю.
Об этом и будет наша книга --как обрести дружбу с Богом.
Я знаю. И я правда думаю, что теперь мы с Тобой друзья. Я уже долго так
ощущаю. Вот только...
Что? Что только?
Время от времени я снова возвращаюсь к старым мыслям, и иногда мне
тяжело думать о Тебе по-новому. Я все еще думаю о Тебе как о Боге.
Да, но ведь Я и есть Бог.
Я знаю. В этом все дело. Иногда я не могу думать о Тебе как о Боге и о
друге одновременно. Я не могу употребить эти два слова в одном предложении.
Очень грустно, потому что они должны стоять рядом.
Я знаю, знаю. Ты мне все время об этом говоришь.
Что нужно для того, чтобы ты обрел настоящую, а не искусственную дружбу
со Мной?
Не знаю. Я не уверен.
Знаю, что не знаешь, но если бы ты думал, что знаешь, каков бы был твой
ответ?
Наверное, мне нужно доверять Тебе.
Хорошее начало.
И, наверное, мне нужно было бы любить Тебя.
Замечательно. Продолжай.
Продолжать?
Продолжай.
Я не знаю, что еще сказать.
Что еще ты делаешь для своих друзей, кроме того, что веришь им и любишь
их?
Я стараюсь проводить с ними больше времени.
Хорошо. Что еще?
Стараюсь что-то сделать для них.
Чтобы заслужить их дружбу?
Нет, ведь я их друг.
Замечательно. Что еще?
Гм... Я не уверен.
Ты позволяешь им что-то сделать для себя?
Я стараюсь как можно меньше просить своих друзей об услугах.
Почему?
Потому что хочу, чтобы они оставались моими друзьями.
Ты полагаешь, что дружить означает ни о чем не просить друга?
Думаю, да. По крайней мере, меня этому учили. Самый быстрый способ
потерять друга — навязываться ему.
Нет, это самый быстрый способ выяснить, кто твои друзья.
Возможно...
Не "возможно". Точно. Друг — это тот, кому невозможно навязаться.
Любой другой — просто знакомый.
Вот как! Ты создаешь жесткие правила.
Это не Мои правила. Это твои собственные определения. Ты просто их
забыл. И, таким образом, ошибочно понимаешь дружбу. Настоящую дружбу
используют.
Дружба не похожа на дорогой фарфоровый сервиз, который ты боишься взять
в руки, чтобы не разбить. Настоящая дружба — это как хорошая компьютерная
программа. Ее невозможно сломать, сколько бы ты ею ни пользовался.
Мне трудно сейчас.
Я знаю, и в этом проблема. Вот почему у тебя не было настоящей,
практичной дружбы со Мной.
Как же мне решить проблему?
Ты должен увидеть все взаимоотношения между людьми в истинном свете. Ты
должен понять, как на самом деле обстоят дела и почему люди делают то, что
они делают. Ты должен добиться ясности относительно некоторых базовых
принципов Жизни.
Об этом наша книга. Я помогу тебе.
Но мы совершенно отошли от темы. Ты говорил о том, что нет ни жертв, ни
злодеев.
Мы ни от чего не отошли. Это все та же тема.
Не понимаю.
Погоди минуту и поймешь.
Хорошо. Так как же мне подружиться с Богом?
Поступай так, как ты бы поступал с другом.
Доверять Тебе.
Доверять Мне.
Любить Тебя.
Любить Меня.
Проводить больше времени с тобой.
Да, приглашать Меня к себе. Возможно, очень надолго.
Делать что-то для Тебя... хотя у меня нет ни малейшего представления,
что я могу сделать для Тебя
Многое, поверь Мне.
Хорошо. И последнее: позволять Тебе делать что-то для меня.
Не просто "позволять". Просить Меня. Требовать у Меня. Приказывать Мне.
Приказывать Тебе?
Приказывать.
Здесь мне тоже трудно. Я даже представить себе этого не могу.
В этом вся проблема, друг Мой. В этом вся проблема.
4
Думаю, людям понадобится немало усилий, чтобы начать что-то требовать
от Бога.
Я предпочитаю слово "смелость". Я уже говорил тебе, что для достижения
настоящей, действенной дружбы с Богом понадобится изменить ум и сердце и
обрести смелость.
Как мне перестроить свое отношение к Богу настолько, чтобы постигнуть,
что я могу что-то требовать от Бога?
Не просто можешь. Это лучший способ добиться результатов.
Хорошо, но как мне обрести такое понимание?
Я уже говорил: в первую очередь, ты должен понять, как все устроено на
самом деле. То есть — как устроена жизнь. Но мы перейдем к этому через
минуту. Вначале Я назову Семь Шагов к Дружбе с Богом.
Хорошо, я готов.
Первый: Знать Бога.
Второй: Доверять Богу.
Третий: Любить Бога.
Четвертый: Принять Бога.
Пятый: Использовать Бога.
Шестой: Помогать Богу.
Седьмой: Благодарить Бога.
Их можно использовать, если ты хочешь подружиться с любым человеком.
Это действительно так?
Да. фактически, ты подсознательно наверняка ими пользуешься. Если бы ты
пользовался этими шагами сознательно, ты бы подружился со всеми, с кем
встречался в жизни.
Было бы чудесно, если бы я узнал о них в молодости. Тогда я не умел
общаться с людьми. Мой брат всегда легко находил друзей, но я — никогда.
Поэтому я старался подружиться с его друзьями. Ему было нелегко со мной, я
всегда хотел идти туда, куда и он, делать то, что и он.
Ко времени поступления в среднюю школу у меня уже были свои интересы. Я
все так же любил музыку, поэтому я записался в передвижной оркестр, хор и
обычный оркестр. Я также занимался в фотокружке, принимал участие в работе
группы по созданию альбомов выпускных классов и был репортером нашей
школьной газеты. Я входил в драматический кружок, шахматный и — возможно,
самое примечательное — в дискуссионную группу, даже лучшую дискуссионную
группу.
Именно в средней школе я начал свою карьеру диктора. У одной из местных
радиостанций возникла идея каждый вечер передавать репортажи о спортивных
достижениях средних школ, привлекая для этого учеников. Я уже был
комментатором на всех школьных футбольных и баскетбольных матчах, поэтому,
естественно, меня избрали представителем нашей школы. Это было мое первое
знакомство с радио, и оно стало началом моей тридцатипятилетней карьеры в
средствах массовой информации.
И все же, несмотря на все мои увлечения (а возможно, из-за них) я не
мог ни с кем подружиться. Я уверен, основная причина была в том, что я
раздул свое эго до огромных размеров. Так ^частично компенсировал годы
детства, когда отец постоянно говорил мне, что меня должно быть "видно, но
не слышно", к Тому же я всегда немного любил порисоваться. Боюсь, что я был
невыносим; немногие ребята в средней школе могли меня терпеть.
Я знаю, что со мной происходило. Я искал в глазах других одобрение,
которого я не получал от отца. Мой отец был очень скуп на похвалу. Я помню,
как однажды выиграл в дискуссионном турнире и привез домой приз.
Единственным комментарием моего отца было: "Этого я ожидал меньше всего".
Трудно чувствовать себя хорошим, когда даже победы в турнире
недостаточно, чтобы заслужить хотя бы небольшую похвалу от своего отца.
(Печальнее всего то, что он считал свои слова похвалой.)
Поэтому я приобрел привычку докладывать отцу обо всем, что я делаю,
рассказывать о всех моих достижениях, надеясь, что однажды услышу от него:
"Это невероятно, сынок. Поздравляю. Я горжусь тобой". Я так и не услышал
похвалы — ч начал искать ее у других.
Я не изменил этой традиции до сегодняшнего дня. Я старался избавиться
от нее, но я ей не изменил. И что хуже всего, мои дети, вероятно, скажут,
что я был так же равнодушен к их достижениям. И грехи отцов да падут на
головы их детей...
У тебя действительно есть "проблема отцов", не так ли?
У меня? Я никогда не думал об этом с такой точки зрения.
Не удивительно, что тебе неприятно думать, что Я все о тебе знаю. Не
удивительно, что у тебя вообще были проблемы с понятием о Боге.
Кто сказал, что у меня были проблемы с понятием о Боге?
Перестань, тут нет ничего страшного. Ты можешь это признать. У половины
населения Земли та же проблема, и в основном по той же причине они видят
Бога как "родителя". Они полагают, что Я их мать или отец.
Но ведь Тебя действительно называют "Бог-Отец".
Да, и тому, кто так первый Меня назвал, должно быть стыдно.
Мне кажется, это был Иисус.
Нет, Иисус просто использовал идиомы и язык своего времени --точно так
же, как ты сейчас. Не он изобрел идею Бога-Отца.
Не он?
Патриархат с его патриархальной религией установился задолго до Иисуса.
Значит, Ты не "Отче наш, иже еси на небесех"?
Нет. Не больше, чем Я ваша Мать на небесах.
Ну тогда кто же Ты? Мы пытались это осмыслить на протяжении
тысячелетий. Почему бы Тебе не дать нам передышку и просто не сказать, кто
Ты?
Проблема в том, что вы настаиваете на олицетворении Меня, но Я не
личность.
Я знаю. Как, думаю, и большинство людей. Но иногда удобно думать о Тебе
как о личности. Нам так легче общаться с Тобой.
Легче ли? Вот в чем вопрос. Я не слишком в этом уверен.
Я говорю тебе: продолжай думать обо Мне как о родителе, и тебе будет
чертовски трудно.
Уверен, это был просто оборот речи.
Конечно.
Но если нам не следует считать Тебя родителем, кем же нам Тебя считать?
Другом.
"Друг наш, иже еси на небесех"?
Именно.
Да, такое уж точно потрясет кое-кого воскресным утром.
И, возможно, встряхнет чьи-то мысли.
И все же, если бы мы смогли подумать о Тебе как о друге, а не об отце,
это могло бы помочь людям наконец начать по-настоящему общаться с Тобой.
Ты имеешь в виду, их бы перестало беспокоить, что Я знаю все то, о чем
знают их друзья и возлюбленные?
Туше!
Ну так как, — ты хочешь дружить с Богом?
Мне казалось, я уже дружу.
Да. Дружил и дружишь. Но ты ведешь себя не как друг. Ты поступаешь так,
как будто Я твой отец.
Хорошо, я готов избавиться от такого отношения. Я готов обрести
по-настоящему действенную дружбу с Тобой.
Замечательно. Вот как это нужно сделать. Вот как вся человеческая раса
может обрести дружбу с Богом...
5
Во-первых, тебе нужно познать Меня,
Но я думал, что знаю Тебя.
Только поверхностно. Ты еще не знаешь Меня близко. У нас состоялась
хорошая беседа — наконец — но, чтобы узнать Меня, нужно гораздо больше.
Прекрасно. Так как же мне узнать Тебя лучше?
Готовность.
Готовность?
Ты должен быть по-настоящему готов. Ты должен быть готов увидеть Меня
там, где находишь Меня, а не только там, где ты ожидаешь Меня найти.
Ты должен видеть Меня там, где находишь Меня, — и находить Меня там,
где видишь Меня.
Я не понимаю, что это значит.
Много людей видят Меня, но не находят Меня. Это похоже на космическую
игру "Где Уолдо"? Они смотрят прямо на Меня, но не находят Меня.
Но как нам узнать Тебя?
Ты употребил замечательное слово. "Узнать" — это "позвать снова"*.
(Англ. recognize --узнавать, дословно — "еще раз познать". — Прим. пер.)
Вам нужно снова познать Меня.
Как нам это сделать?
Во-первых, вы должны поверить, что Я существую. Как инструмент познания
Бога, вера предваряет готовность,
Вы должны верить, что существует Бог, которого нужно познать.
Большинство людей верят в Бога. Опросы показывают, что за последние
годы количество верующих на нашей планете возросло.
Да. С удовольствием должен признать, что очень много людей
действительно верят и Меня. Значит, проблемы возникают не из-за вашей веры в
Меня, а из-за того, в какого Меня вы верите.
Вы, например, верите, что Я не хочу, чтобы вы познали Меня. Одни верят,
что вы даже не смеете произносить Мое имя. Другие полагают, что мы не должны
писать слово "Бог", но, чтобы показать свое уважение ко Мне, писать "Б-Г".
Третьи говорят, что можно произносить Мое имя, но это должно быть правильное
имя, так как, произнося Мое имя неправильно, вы совершаете богохульство.
Но зовете ли вы Меня Иегова, Яхве, Бог, Аллах или Чарли, Я остаюсь тем,
Кто Я Есть, Что Я Есть, Где Я Есть, и не перестану любить вас потому что вы
неправильно поняли Мое имя.
Так что можете перестать спорить о том, как Меня называть.
Грустная ситуация, не так ли?
Это твои слова, они выражают суждение. Я же просто вижу то, что есть.
Даже многие из религий, которые не спорят о Моем имени, учат, что
стремиться к познанию Бога неразумно, а говорить, что Бог на самом деле
говорил с тобой, — ересь.
Итак, в то время как вера в Бога необходима, не менее важно то, ВО ЧТО
вы верите О Боге.
Тут на сцену выходит готовность. Чтобы познать Меня, мы должны не
только верить в Бога, но и быть готовыми по-настоящему познать Меня — а не
просто о знать то, что, по-вашему, вы знаете обо Мне.
Если ваши представления обо Мне не позволяют вам познать Меня таким,
каков Я есть в действительности, вся вера в мире не поможет. Вы будете знать
только то, что сами для себя определили, а не то, что есть на самом деле.
Вы должны быть готовы отрешиться от того, что, по-вашему, вы уже знаете
о Боге, чтобы познать Бога так, как вы никогда и не предполагали.
Это ключевой момент, ибо большая часть ваших представлений о Боге не
соответствуют действительности.
Как мне обрести такую готовность?
У тебя она есть, иначе ты бы не тратил времени на эту книгу. Теперь
продолжай развивать этот опыт. Откройся новым идеям, новым возможностям
познать Меня. Подумай, что бы ты сказал Мне, что бы ты попросил у Меня, если
бы Я был твоим лучшим другом, а не твоим "отцом"!
Чтобы познать Бога, ты должен быть "предрасположенным, готовым и
способным". Вера в Бога — это начало. Твоя вера в какую-то высшую силу, в
какое-то Божество делает тебя "предрасположенным".
Далее, твоя открытость новым мыслям о Боге — мыслям, которых раньше у
тебя никогда не было, мыслям, которые могут тебя даже немного обескуражить,
как, например, "Друг наш, сущий на небесах", — свидетельствует о том. что
ты "готов".
Наконец, ты должен быть "способным". Если ты не способен увидеть новый
образ Бога, которому ты открылся, техника, при помощи которой ты смог бы
по-настоящему познать Бога, будет для тебя совершенно непригодной.
Ты должен быть способен принять Бога, который любит и принимает тебя
без каких-либо условий; быть способным пригласить в свою жизнь Бога, который
приглашает тебя в свое царство, не задавая вопросов; быть способным
прекратить наказывать себя за то, что ты признал Бога, который не наказывает
тебя; и быть способным говорить с Богом, который никогда не прекращал
разговора с тобой.
Это радикальные идеи. Но церкви называют их ересью. И самая большая
ирония в том, что вам, возможно, придется покинуть церковь для того, чтобы
познать Бога. В любом случае, вам придется отказаться от некоторых
наставлений церкви. Ибо церкви учат о Боге, которого вы не можете познать и
которого вы бы не захотели видеть своим другом. Ибо что же это за друг,
который наказывает за каждую оплошность? И что за друг считает оплошностью
неправильное произнесение его имени?
В "Беседах с Богом" я услышал много такого, что противоречило всему,
что я раньше знал о Тебе.
Я знаю, что ты веришь в Бога, в противном случае ты никогда не стал бы
беседовать с Богом. То есть ты был "предрасположен" обрести дружбу со Мной,
но был ли ты "готов"? Я вижу, что был, так как готовность требует большой
смелости, и ты проявил эту смелость, не просто изучив иной, нетрадиционный
взгляд на вещи, но признав это публично. Таким образом, твой разговор
позволил открыться новому образу Бога не только тебе, но и миллионам других
людей. Им удалось открыться через твои книги, которые увлеченно читают во
всем мире — явный признак того, что теперь широкие массы тоже готовы
познать Бога.
"Способен" ли ты теперь познать Меня, и не только говорить, но и
дружить с Богом?
Да, потому что у меня не было трудностей с переходом от старых
представлений к новым идеям о Тебе, которые были даны в "Беседах".
Откровенно говоря, многие из этих идей были мне знакомы.
В этом смысле трилогия была не столько откровением, сколько
подтверждением.
Почта, которую я получил за прошедшие пять дет, свидетельствует, что
так было с тысячами людей. И сейчас совсем неплохой момент для того, чтобы
рассказать, как были написаны "Беседы".
Я не писал диалог "Беседы с Богом" как книгу. В отличие от материала,
который я излагаю сейчас. Когда начался разговор с Богом, у меня не было ни
малейшего представления о том, что он выйдет в печать. Я считал нашу беседу
конфиденциальной и не предполагал, что в нее будет еще кто-либо посвящен.
Она началась ночью, в феврале 1992 года, когда я был на грани
хронической депрессии. Моя жизнь разваливалась. Отношения с женой были
разрушены, карьера зашла в тупик, и даже здоровье ухудшалось.
Обычно в жизни случалось то одно, то другое, но тогда все случилось
одновременно. Все рушилось, и мне казалось, что я ничего не могу сделать.
Не в первый раз я беспомощно стоял и наблюдал за тем, как прямо у меня
на глазах распадаются связи, которые я считал постоянными.
Случилось это и не во второй, не в третий и не в четвертый раз.
Я был очень зол на себя из-за своей неспособности поддерживать
отношения, за то, что совершенно не понимал, что для этого нужно, и за то,
что у меня ничего не получалось, как я ни старался.
Мне казалось, что мне просто не дали инструментов, чтобы играть в игру
по имени Жизнь, и я был в ярости.
С работой дела обстояли не лучше. Все мои старания практически свелись
к нулю. Тридцать лет работы в сфере радиовещания, телевидения и журналистики
принесли плачевно скудные плоды. Мне было сорок восемь лет, и после
полстолетия на Земле мне нечем было гордиться.
Не удивительно, что мое здоровье тоже катилось под откос. За несколько
лет до того я повредил шею в автомобильной аварии и еще не совсем оправился.
Еще раньше у меня был коллапс легкого, я болел язвой, артритом и страдал от
жестокой аллергии. В сорок восемь лет мне казалось, что мое тело просто
разваливается. И той февральской ночью я лежал в постели, не смыкая глаз, и
в сердце моем был гнев.
Я вертелся и крутился, стараясь уснуть, а в душе бушевала гроза.
Наконец я отбросил одеяло и потопал из спальни. Я пошел туда, куда всегда
отправляюсь посреди ночи в поисках мудрости, но в холодильнике ничего
приличного не оказалось, поэтому я уселся на кушетку.
Там я сидел и варился в своем собственном соку. Потом в лунном свете,
льющемся через окно, я разглядел на столике передо мной желтый блокнот. Я
взял его, нашел ручку, включил лампу и начал писать злобно-страстное письмо
Богу.
Почему моя жизнь не складывается????? Как заставить ее наладиться? Чем
я заслужил такую жизнь, которая состоит из непрекращающейся борьбы'! И какие
в ней правила? Кто-нибудь, сообщите мне эти ПРАВИЛА! Я буду играть, но
вначале кто-то должен сообщить мне правила. И после этого не менять их!!!
Я все писал и писал, яростно царапал бумагу огромными буквами — когда
злюсь, я так давлю на бумагу, что написанное можно прочитать на пятом листе,
если поднести его к свету.
Наконец я выдохся. Злость, горечь, истерика рассеялись, и, помню, я еще
подумал, что нужно рассказать об этом друзьям. В конце концов, блокнот
посреди ночи может оказаться самым лучшим лекарством.
Я хотел было положить ручку, но она осталась у меня в руке. Это
поразительно, подумал я. Несколько минут напряженного письма, и рука так
немеет, что ее невозможно разжать.
Я ждал, пока расслабятся мышцы, но внезапно возникло чувство, что мне
нужно еще что-то написать. Я наблюдал за собой, поднося ручку к бумаге,
поражаясь сам себе, потому что понятия не имел, что я хотел написать. И все
же я действовал так, как будто мне нужно было писать еще.
Как только ручка коснулась бумаги, мой ум заполонила мысль. Она была
продиктована мне каким-то голосом. Это был самый мягкий, самый добрый, самый
нежный голос, который я когда-либо слышал. Только это был не голос. Это
был... я могу назвать его только беззвучным голосом... или, может быть,
чувством, в котором были слова.
Слова, которые я так "услышал", были:
Нил, ты действительно хочешь узнать ответы на все эти вопросы или
просто выпускаешь пар?
Я помню, что подумал: Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО выпускаю пар, но если у тебя есть
ответы, я чертовски уверен, что хочу знать их. На что я получил ответ:
Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО "чертовски уверен" — во многом. Но не лучше ли быть
"божественно уверенным"?
И я ответил: Что, черт возьми, все это значит?
За этим последовали самые необычайные мысли, идеи, сообщения
--называйте их как хотите, — которые мне когда-либо доводилось узнавать.
Мысли были столь ошеломляющими, что я стал их записывать --и отвечать на
них. Идеи, которые были даны мае (через меня?), отвечали на мои вопросы, но
они также приводили к новым вопросам, которых у меня раньше никогда не было.
Так начался этот "диалог" ручка-и-бумага.
Я писал три часа, а потом внезапно наступило утро — было 7:30--и дом
начал просыпаться, поэтому я отложил блокнот и ручку. Это было интересное
переживание, но я не придавал ему особого значения до следующей ночи, когда
я проснулся посреди крепкого сна в 4:20 утра так внезапно, как будто кто-то
включил в комнате свет. Я сел в кровати, удивленно размышляя, что это такое,
когда почувствовал непреодолимое побуждение встать и снова сесть за блокнот.
Все еще спрашивая себя, что происходит и почему, я, спотыкаясь, нашел
блокнот и вернулся на свое любимое место на диване в гостиной. Я продолжил с
того самого места, на котором остановился вчера, я снова задавал вопросы и
получал ответы.
Я до сегодняшнего дня не знаю, что заставило меня начать записывать
этот диалог и сохранить все записи. Наверное, я Думал завести личный журнал
или особый маленький дневник. Я и не предполагал, что однажды они будут
опубликованы, а тем более — что их будут читать от Токио до Торонто, от
Сан-Франциско до Москвы.
Правда, однажды голос сказал мне: "Ты сделаешь из этого диалога книгу".
Но я подумал: Ага, ты и еще сотня людей пошлют твои полночные бредни
издателю, который тут же скажет: "Конечно! Мы издадим это НЕМЕДЛЕННО!" Этот
первый диалог длился год — я просыпался посреди ночи как минимум три раза в
неделю.
Одним из вопросов, который мне чаще всего задают, такой: когда я решил,
когда узнал, что говорю с Богом? На протяжении первых недель я не знал, что
и подумать о происходящем. Вначале у меня были мысли, что я просто говорю
сам с собой. Потом я подумал, не получаю ли я ответы на свои вопросы от
своего "высшего Я", о котором слышал раньше. Но в конечном счете я перестал
судить себя и бояться насмешек и назвал диалог тем, чем он казался: беседой
с Богом.
Это случилось той ночью, когда я услышал утверждение:
"Не существует того, что называется Десятью Заповедями".
Я записал почти половину материала, который в итоге стал книгой, когда
было сделано это впечатляющее заявление. Я задал вопрос о путях к Богу и о
том, какой из них "правильный" Я хотел знать, действительно ли мы
заслуживаем свои путь в рай тем, что "хорошо себя ведем", или же мы свободны
действовать так, как пожелаем, не боясь наказания Божьего?
"Что правильно? --спрашивал я. --Традиционные ценности или "будем
решать проблемы по мере их пpoявлeния"? Что правильно? Десять Заповедей или
Семь Шагов к Просветлению?"
После ответа, что Десяти Заповедей не существует, я был изумлен. Но
объяснение изумило меня еще больше.
Да, действительно было десять утверждений, и они, конечно, были даны
Моисею, но не были "заповедями". Они были "обязательствами", которые Бог
поставил перед человечеством, признаками, по которым мы могли определить,
что нашли путь к Богу.
Это отличалось от всего, о чем мы говорили раньше. Это был настоящий
прорыв. Часть из того, что я услышал во время нашей беседы до этого момента,
мне уже была известна от других учителей или иных источников или, возможно,
я что-то где-то читал. Но это поразительное заявление о Десяти Заповедях я
никогда не слышал раньше. Более того, оно противоречило всему, чему меня
учили или о чем я думал сам.
Несколько лет спустя я получил письмо от профессора теологии из
крупного университета на Восточном побережье, в котором говорилось, что это
утверждение было самым оригинальным и новым взглядом на Десять Заповедей,
опубликованным за последние триста лет. И хотя профессор не во всем
соглашался с информацией, содержащейся в "Беседах с Богом", они
предоставляли его лекциям по теологии богатый материал для серьезного
обсуждения на много семестров вперед. Однако в то время, о котором я говорю,
мне не нужны были письма от профессоров теологии, чтобы понять, что я
услышал нечто очень необычное и что эта информация пришла из очень
необычного источника.
Я начал воспринимать этот источник как Бога. С тех пор ничто не
изменило мое мнение. На самом деле та информация, которая пришла в ходе
восьмисот страниц нашего диалога, включая удивительную информацию о жизни
Высокоразвитых Существ во Вселенной в Книге 3 и схему построения нового
общества на планете Земля в Книге 2, только укрепила мое мнение.
Я очень рад это слышать. Интересно, что ты упомянул именно эту часть
нашего диалога, потому что тогда Я последний раз говорил о познании Бога.
Там Я сказал: "Для того чтобы истинно познать Бога, тебе необходимо
быть вне своего разума".
''Приди ко Мне, сказал Я, путем своего сердца, но не тропой твоего
разума. Ты никогда не сможешь найти Меня в своем разуме.
Другими словами, ты не сможешь Меня по-настоящему познать, если будешь
слишком много думать обо Мне. Ведь в твоих мыслях нет ничего, кроме твоих
старых представлений о Боге. Реальное понятие обо Мне невозможно найти в
твоих старых представлениях, но в моменте, который ты сейчас переживаешь.
Подумай об этом таким образом: твой разум содержит прошлое, твое тело
содержит настоящее, твоя душа содержит будущее.
Иначе выражаясь, разум анализирует и помнит, тело переживает и
чувствует, душа наблюдает и знает.
Если ты хочешь достичь того, что ты помнишь о Боге, обратись к уму.
Если хочешь достичь того, что ты чувствуешь о Боге, обратись к телу. Если
хочешь достичь того, что ты знаешь о Боге, обратись к душе.
Я в замешательстве. Я думал, что чувства — язык души.
Это так. Но твоя душа говорит через твое тело, которое дает тебе
переживание твоей истины здесь и сейчас. Если ты хочешь узнать истину по
какому-либо поводу, посмотри на свои чувства. Проще всего для этого
обратиться к своему телу.
Понятно. Я называю это "Тест животика". Есть старая поговорка: "Животик
знает".
И это правда. Твой желудок на самом деле является очень хорошим
барометром. Так что, если ты хочешь узнать то, что твоя душа знает о будущем
— включая возможности твоего будущего переживания Бога, — прислушайся к
своему телу, к тому, что оно тебе говорит прямо сейчас.
Твоя душа знает все — прошлое, настоящее и будущее. Она знает, Кто Ты
Есть и Кем Ты Стремишься Стать. Она близко знает Меня, потому что она--часть
Меня, которая ближе всего к тебе.
Ух ты, мне это нравится! "Душа — это часть Бога, которая ближе всего
ко мне". Великолепное утверждение!
И это правда. Итак, чтобы познать Меня, все, что тебе нужно сделать, --
это по-настоящему познать свою собственную душу.
Чтобы подружиться с Богом, все, что мне нужно сделать, --это
подружиться с самим собой.
Вот именно.
Это кажется так просто. Почти слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Это правда. Поверь Мне....
