Айpа Левин. Ребенок Розмари
страница №3
...м, - заметила Лаура-Луиза.- Ой, чуть не забыла, - спохватилась миссис Кастивет, - это тебе. От
нас с Романом.
Она положила на ладонь Розмари маленький сверток в розовой китайской
бумаге, внутри которого чувствовалось что-то твердое.
- Мне? - удивилась Розмари. - Что это?
- Это вам небольшой подарок, - видя недоумение Розмари, миссис Кастивет
замахала руками. - По случаю новоселья.
- Ну зачем вы... - Розмари развернула китайскую бумагу, явно бывшую в
употреблении. Внутри свертка оказался резной серебряный шарик - амулет Терри
- и цепочка. Источаемый шариком запах заставил Розмари отшатнуться.
- Старинная вещь, - почнила миссис Кастивет. - Этому шарику больше
трехсот лет.
- Прелестная вещь. - похвалила Розмари, разглядывая шарик и гадая,
сказать или нет, что Терри показывала ей этот амулет. Пока она думала, время
было упущено.
- Внутри - корень танниса, - продолжала миссис Кастивет. - Он приносит
счастье.
?Терри он счастья не принес!? - подумала Розмари, а вслух сказала:
- Очень милая вещь, но я не могу принять такой...
- А ты уже приняла, - перебила миссис Кастивет. Она сосредоточенно, не
поднимая глаз, штопала коричневый носок.
- К запаху вы скоро привыкнете, - успокоила Лаура-Луиза.
- Надень его, - подбадривала миссис Кастивет.
- Спасибо, - Розмари неуверенно застегнула цепочку на шее и опустила
шарик под воротник блузки.
Она ощутила у себя на шее что-то неприятное и холодное, и сердце ее
сжалось. "Я сразу же сниму ее, как только они уйдут", - решила она.
Снова заговорила Лаура-Луиза:
- Эту цепочку сделал один наш друг. Он работал зубным врачом, теперь на
пенсии. Его хобби - создавать красивые ювелирные вещицы из серебра и золота.
Вы познакомитесь с ним у Минни и Романа в один из вечеров, мы часто у них
собираемся. У вас будет возможность увидеть всех аших друзей.
Розмари глянула на Лауру-Луизу и увидела, что та смутилась и
покраснела, оттого и поизнесла последние слова скороговоркой. Минни
продолжала штопать как ни в чем не бывало.
- Вы сам себе шьете? - спросила Лаура-Луиза.
- Нет, я пытаюсь, но плохо получается.
Вечер получился довольно приятным. Минни рассказывала забавные истории
о своем детстве в Оклахоме, Лаура-Луиза посвятила Розмари в некоторые тайны
швейного мастерства и с воодушевлением объяснила, как Бакли, кандидат на
пост мэра от консерваторов, может выиграть, даже несмотря на то, что многие
против него.
В одиннадцать вернулся Гай, какой-то молчаливый и необычайно замкнутый.
Он поприветствовал женщин, остановился у стула Розмари и чмокнул ее в щеку.
- Уже одиннадцать! - воскликнула Минни. - Боже мой, как быстро
пролетело время! Идем. Лаура-Луиза, нам пора. Поздно.
- Заходите ко мне, когда захочется, Розмари, - пригласила лаура-Луиза.
- Я живу в квартире ?12-F?.
Сложив все в сумочки для рукоделия, женщины поспешно удалились.
- Какие же интересные истории ты услышал сегодня? - поинтересовалась
Розмари.
- Я прекрасно провел вечер, а ты?
- Ничего. Сделала кое-какую работу.
- Вижу.
- Получила от Минни подарок, - она протянула ему амулет. - Он
принадлежал Терри, а ей подарили Кастиветы. Она мне показывала его. Значит,
полиция вернула его им.
- А может быть, амулета в тот момент на ней не было.
- Спорю, что был. Она очень гордилась и дорожила им так, словно это был
первый подарок в ее жизни. - Розмари сняла цепочку с амулетом, положила ее
на ладонь и, тихонько позвякивая, принялсь разглядывать.
- Ты не хочешь его носить? - удивился Гай.
- Он очень неприятно пахнет. Внутрь положен корень танниса, - она
протянула Гаю ладонь. - Вероятно, из той знаменитой теплицы.
Гай понюхал и пожал плечами:
- А мне нравится. Запах неплохой.
Розмари пошла в спальню, открыла ящичек туалетного столика и достала
оттуда жестяную коробочку "Луи Шерри" с разными безделушками.
- Кто знает, что такое таннис? - спросила она у своего отражения в
зеркале и, положив амулет в коробочку, задвинула ящик.
Наблюдая за ней в дверь, Гай упрекнул:
- Если взяла, нужно носить.
Розмари внезапно проснулась и увидела, что Гай сидит рядом в темноте и
курит. Она встревоженно спросила, что случилось.
- Все в порядке, просто не спится, - ответил он.
Розмари была уверена, что истории о "звездах минувшего", которые
рассказывал Роман, произвели на Гая сильное впечатление. Ведь его
собственная карьера пока была не столь блистательной, как у Генри Ирвинга
или Форбса Как-его-там. А его желание опять и опять слушать эти рассказы -
просто форма мазохизма.
Она нежно дотронулась до его руки и попросила не беспокоиться.
- О чем?
- Ни о чем.
- Ладно, - согласился он. - Не буду.
- Ты самый талантливый, ты об этом знаешь? И все будет хорошо. Тебе еще
придется изучить каратэ, чтобы отбиваться от фоторепортеров.
Огонек сигареты осветил его улыбку.
- И скоро что-нибудь произойдет, - сказала она. - Что-нибудь
значительное, достойное тебя.
- Знаю. Спи, дорогая.
- Будь поосторожнее с сигаретой.
- Ладно.
- Разбуди, если не уснешь.
- Обязательно.
- Я люблю тебя.
- И я тебя, Роз.
Прошло два дня, и Гай принес билеты на субботний вечер. Розмари давно
хотела посмотреть ?Романтиков? - Гай объяснил, что билеты дал ему Доминик, у
которого он занимается техникой ечи. Гай спектакль видел, как только он
появился. Розмари так и не собралась посмотреть. Поэтому Гай предложил
Розмари сходить с Хатчинсом.
- А я в это время смогу поработать над спектаклем "Подожди до темноты".
Узнав, что Хэтч видел спектакль, Розмари пригласила Джоан Джеллико,
которая за обедом в ?Бижу? призналась ей, что они с Диком расходятся, так
как, кроме адреса, у них не осталось ничего общего. Это известие огорчило
Розмари. Вот уже несколько дней, как Гай был холоден с ей. Он часто
раздражался, мысли его были чем-то заняты, от чего он не мог отрешиться, но
ей он ничего не рассказывал. Может быть, разрыв между Джоан и Диком
начинался тоже с этого. Ее раздражала Джоан, которая чрезмерно накрасилась и
чересчур громко хлопала. "Неудивительно, - подумала Розмари, - что у них с
Диком нет ничего общего: она толстая и вульгарная, а он - держанный и
чуткий. Им вообще не следовало жениться".
Гай только что принял душ, когда Розмари вернулась домой. Он выглядел
оживленным, не таким задумчивым, как всю эту неделю. Настроение у Розмари
сразу же поднялось. Пьеса ей понравилась, сообщила она, конечно, жаль, что
Джоан и Дик разводятся, но ведь они ействительно совершенно разные. Ну, а
как сцена из "Подожди до темноты"? Великолепно. Он с ней справился.
- Фу, какая гадость этот корень танниса! - выругалась Розмари.
Им пропахла вся спальня. Его резкий запах проник даже в ванную. Розмари
взяла кусочек алюминиевой фольги, плотно завернула амулет в три слоя и для
верности закрутила края паковки.
- Думаю, через несколько дней он выдохнется и не будет так резко
пахнуть, - сказал Гай.
- Это было бы прекрасно, - произнесла Розмари, опрыскивая комнату
дезодорантом. - Иначе я эту штуку выкину, а Минни скажу, что потеряла.
Они занимались любовью - Гай был неотразим. Уже засыпая, Розмари
слышала через стену, что у Минни и Романа гости: опять фальшивое и
невыразительное пение в сопровождении не то флейты, не то кларнета. У нее
мелькнула мысль, что это какой-то религиозный обряд.
Гай находился в каком-то возбужденном состоянии. В воскресенье в
спальне он приколотил полки, сделал подставки для обуви в кладовке и
пригласил актеров, игравших в "Лютере", на цыпленка, зажаренного с грибами и
овощами. В понедельник он покрасил полки и подставки для обуви, разрисовал
скамеечку, купленную Розмари где-то в магазине подержанных вещей, и отменил
занятия с Домиником. Гай все время прислушивался к телефону, каждый раз
успевая подбежать раньше, чем отзвонит первый звонок. Когда в три часа
телефон зазвонил снова, Розмари как раз пыталась по-новому расставить стулья
в гостиной. Она услышала, как он аохал: "Боже мой, не может быть! Ах,
бедняга!"
Она подошла к двери в спальню.
- Боже мой! - повторил Гай.
Он сидел на кровати с трубкой в одной руке и банкой растворителя в
другой. На Розмари он не смотрел.
- Боже мой, это ужасно, просто ужасно, - он внимательно слушал, что
говорили на другом конце провода, потом резко выпрямился. - Да, готов. - И
чуть позже: - Да, хорошо. Мне очень неприятно, что благодаря такому
случаю... - он снова замолчал. - об этой стороне дела вам учше поговорить с
Алланом (Аллан Стоун был его агентом), но я уверен, с нашей стороны никаких
проблем не будет, мистер Вейс.
Он получил. То самое, "значительное". Розмари в ожидании затаила
дыхание.
- Это вам спасибо, мистер Вейс. И, пожалуйста, если будут какие-то
новости, сообщите мне. Спасибо.
Он положил трубку и, закрыв глаза, сидел не шевелясь. Лицо его было
бледно, и сам он походил на мумию или на восковую фигуру.
- Гай, - окликнула Розмари.
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
- Что поизошло? - спросила она.
Он заморгал и очнулся от задумчивости.
- Дональд Бомгард... - проговорил Гай, - он ослеп. Он проснулся вчера,
и... он не видит.
- Не может быть!
- Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас в больнице Бельвю его
держат на транквилизаторах.
Они пристально смотрели друг на друга.
- Я получил роль. Ничего себе - случай... - его взгляд упал на банку
растворителя, и он поставил ее на ночную тумбочку. - Мне надо прогуляться, -
он поднялся. - Извини. Мне, правда, лучше пройтись. Все это так неожиданно.
- Я понимаю. Конечно, иди, - промолвила Розмари.
Не переодеваясь, в чем был, он прошел по коридору, и дверь за ним мягко
захлопнулась.
Розмари пошла в гостиную, размышляя о несчастье Дональда Бомгарта и
везении Гая. Ведь эту роль заметят, даже если постановка окажется неудачной,
за ней последуют другие, может быть, даже кино; дом в Лос-Анджелесе, сад,
где растут пряности, трое детей с разницей в два года. Бедняга Дональд
Бомгарт, да еще это дурацкое имя! Он, наверно, хороший актер, раз его
предпочли Гаю. И вот он в клинике Бельвю, слепой, не хочет жить.
С диванчика в эркере Розмари стала через боковое стекло наблюдать за
парадной дверью в ожидании, когда выйдет Гай. "Интересно, когда начнутся
репетиции"? - размышляла она. Конечно же, она вместе с Гаем поедет по разным
городам. Как здорово! Бостон? Филадельфия? Было бы замечательно съездить в
Вашингтон. Она там еще ни разу не была. Пока Гай будет на репетициях, она
могла бы осматривать город, а вечером, после спектакля, можно было бы ходить
в ресторан или клуб, болтать и сплетничать...
Розмари все ждала, но Гай не появлялся. Он, наверно, вышел через другую
дверь, пришло ей в голову.
Теперь, когда все так прекрасно складывалось и можно было только
радоваться, Гай был хмур и озабочен. Подолгу сидел не шевелясь, двигались
только его глаза да рука с сигаретой. Когда Розмари ходила по квартире он
взглядом следовал за ней, словно в ней таилась опасность.
- Да что с тобой происходит? - спрашивала она его уже в десятый раз.
- Ничего. Разве у тебя сегодня нет занятий по скульптуре?
- Да я уже два месяца не хожу на эти занятия.
- Почему бы тебе и не сходить туда?
И она послушно пошла. Выкинула старые пластилиновые фигуры, сделала
новый каркас и начала новую скульптуру.
- Где вы были? - спросил ее преподаватель. Он носил очки, на шее у него
заметно выступал кадык, ее торс он лепил, не глядя на руки.
- В Занзибаре, - сказала она.
- Занзибара больше нет, - поправил он с нервной улыбкой. - Теперь там
Танзания.
Как-то Розмари отправилась к Мэйси и Гимбелу, а вернувшись, увидела
розы на кухне, розы в гостиной и розу в руке Гая. Он вышел из спальни с
извиняющейся улыбкой, словно опять, как когда-то, разыгрывал перед ней Чонси
Уэйна из "Нежной птички".
- Я был настоящим подонком, - заявил он. - Это же надо - сидеть и
надеяться, что Бомгарт не прозреет. Ну и дрянь же я.
- Все это не так страшно. То, что случилось, не может не вызвать у тебя
двойственного чувства.
- Слушай, - сказал он, поднося розу к ее носу, - даже если из этого
ничего не получится, даже если отныне мне не суждено стать Чарли Креста
Бланкой, клянусь, я больше не буду причинять тебе неприятности.
- Да ты и не причинял...
- Нет-нет, я-то знаю. Я был так увлечен своей карьерой, что совсем
забыл о тебе. Послушай, Роз, пусть у нас будет ребенок, ладно? Пусть у нас
будет трое детей, три раза по одному.
Она внимательно посмотрела на него.
- Ребенок, - повторил он. - Понимаешь? Агу-агу! Пеленки. Уа-уа.
- Ты серьезно?
- Ну конечно. И чтобы тебе это доказать, я подсчитал даже, когда нам
надо начинать. Пожалуйста, отметь в календаре понедельник или вторник.
Пожалуйста, отметь в календаре красным.
- Ты это серьезно, Гай?
В глазах у нее стояли слезы.
- Ну, конечно, серьезно. Ну же, Розмари, ради Бога, не плачь, ладно?
Ну, пожалуйста. Я очень расстроюсь, если ты будешь плакать, так что сейчас
же перестань, договорились? ...Похоже, я помешался на розах? - Гай обвел все
вокруг сияющим взором. - Там, в спальне, еще букет.
Глава 8
Розмари отправилась на Бродвей за филе меч-рыбы, а потом через
несколько кварталов на Легсингтон-авеню - за сыром; не то чтобы поблизости
негде было купить сыр или филе меч-рыбы, просто в это радостное, сияющее
голубое утро ей хотелось пройтись в развевающемся пальто егкой походкой,
хотелось, чтобы прохожие оглядывались, привлеченные ее красотой. Был
понедельник, четвертое октября. В этот день в Нью-Йорк приезжал папа.
Казалось, что люди поэтому были приветливее и общительнее, чем обычно. Как
хорошо, думала Розмари, что в день, когда счастлива она, счастлив и вечь
город.
Возвратившись из магазинов, она отодвинула телевизор от стены в
кабинете (совсем скоро здесь будет детская) и развернула его так, чтобы
можно было смотреть из кухни. Она следила за изитом папы, готовя рыбу с
овощами и зелень для салата. Речь папы в ООН очень растрогала ее, и Розмари
не сомневалась, что это выступление поможет разрядить ситуацию с войной во
Вьетнаме. "Пусть никогда больше не будте войны!" - провозгласил папа Павел.
Разве эти слова не заставят думать даже самых бесчувственных политиков?
В половине пятого, когда она накрывала на стол, зазвонил телефон.
- Розмари? Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. А ты?
Это была ее старшая сестра Маргарет.
- Хорошо, - ответила Маргарет.
- Ты где?
- В Омахе.
Они никогда особенно не ладили. В детстве Маргарет была мрачной и
обидчивой девочкой, мама слишком часто заставляла ее присматривать за
младшими детьми. Странно, что она позвонила. Странно и тревожно.
- Все здоровы? - спросила Розмари.
?Кто-то умер, - подумала она. - Кто? Папа? Мама? Брайан??
- Да, все здоровы.
- Правда?
- Да, а ты?
- Ну конечно, я же тебе уже сказала.
- Сегодня у меня весь день какое-то беспокойное чувство, Розмари. Как
будто с тобой что-то случилось. Какая-то беда, несчастный случай, может
быть, ты в больнице.
- Как видишь, нет, - засмеялась Розмари. - У меня все прекрасно. В
самом деле.
- Я была просто уверена, что что-то случилось. И Джини наконец сказал:
позвони и выясни.
- Как у него дела?
- Отлично.
- А дети?
- Обычные синяки и царапины, но, в общем, все хорошо. Да, кстати, у
меня скоро будет еще один, знаешь?
- Нет, я не знала. Когда? - (?У нас тоже скоро будет? подумала
Розмари).
- В конце марта. Как твой муж, Розмари?
- У него все в порядке. Он получил большую роль в новой пьесе, скоро
начнутся репетиции.
- Слушай, а ты папу хорошо разглядела? Там, наверно, такое творится.
- Да, - ответила Розмари. - Я смотрела трансляцию по телевизору. В
Омахе, наверное, тоже показывают.
- По телевизору? Ты не захотела пойти посмотреть на улицу?
- Нет.
- Серьезно?
- Серьезно.
- Да что ты, Розмари! Мама и папа даже собирались лететь в Нью-Йорк,
чтобы посмотреть. Правда, они не смогли, потому что должно состояться
голосование по поводу забастовки, и папа вынужден был остаться. Но очень
многие полетели: Донованы, Дот и Сэнди Уоллингфорд... А ты живешь там и не
пошла посмотреть!
- Я теперь спокойнее отношусь к религии, чем раньше.
- Н-да-а, видимо, это неизбежно!
Розмари почти услышала непроизнесенные слова: "Когда ты замужем за
протестантом", и перевела разговор:
- Это прекрасно с твоей стороны, Маргарет, что ты позвонила.
Пожалуйста, не беспокойся. Я здорова и счастлива.
- Я от беспокойства с самого утра не нахожу себе места. Я так привыкла
заботиться о вас, о ребятишках...
- Передавай всем привет. И передавай Брайану, чтобы ответил на мое
письмо.
- Да, Розмари...
- Что?
- Мне все-таки очень тревожно за тебя. Посиди сегодня вечером дома,
ладно?
- Как раз это мы и собираемся сделать, - отозвалась Розмари, окидывая
взгдядом полунакрытый стол.
- Вот и хорошо. Береги себя.
- Обязательно. И ты тоже, Маргарет.
- Хорошо. До свидания.
- До свидания.
Розмари снова принялась хлопотать вокруг стола, размышляя, что иногда
скучает по Маргарет, Брайану и остальным братьям и сестрам, по Омахе и по
безвозвратно ушедшему прошлому.
Накрыв на стол, она приняла ванну, напудрилась, надушилась, подкрасила
губы и подвела глаза, уложила волосы и надела красивую темно-красную
шелковую пижаму, подаренную Гаем на прошлое ождество.
Гай пришел уже после шести.
- Ум-м-м, - сказал он, целуя ее. - Ты такая хорошенькая, что просто
взял бы и съел тебя! Ну, так как, а? О черт!
- Что?
- Забыл пирог!
Он просил ее ничего не готовить на десерт, пообещав принести свое самое
любимое блюдо - тыквенный пирог от "Хорна и Хардарта"
- Убить себя готов. Ведь я проходил мимо двух чертовых забегаловок, не
одной, а двух!
- Ничего страшного, - успокоила его Розмари. - У нас есть сыр и фрукты,
а лучше этого на десерт все равно ничего не придумаешь.
- Нет, лучше всего тыквенный пирог от "Хорна и Хардарта".
Он пошел умываться, а Розмари сунула в духовку противень с
фаршированными грибами и приготовила подливку для салата.
Через несколько минут, застегивая воротничок синей вельветовой рубашки,
Гай вошел в кухню. Он немного нервничал, глаза его блестели, как тогда,
когда они впервые почувствовали тягу друг к другу, и он смотрел на нее, уже
зная, что это сейчас произойдет. Розмари любила идеть его таким.
- Из-за твоего дружка папы сегодня никуда не проехать, - пожаловался
он.
- Ты смотрел его по телевизору? Прекрасный репортаж.
- У Аллана видел мельком кое-что. Стаканы в морозильнике?
- Да. Он произнес потрясающую речь, особенно когда сказал: "Пусть
больше не будет войны!"
- Это ерунда. Слушай-ка, на вид совсем не плохо.
Они сидели в гостиной, пили "гибсон" и ели фаршированные грибы. Гай
сунул в камин мятую газету, растопку и два брикета прессованного угля.
- Горит пустозвонство! - провозгласил он и поджег газету.
Высоко взметнулось пламя, вспыхнула растопка. Из камина повалил темный
дым, поднимаясь к потолку.
- О Господи! - воскликнул Гай и стал искать заслонку.
- Краска! Краска! - закричала Розмари.
Гай открыл заслонку, а включенный кондиционер быстро рассеял дым.
- Никто, ну просто ни один человек не зажигает сегодня камин, - сказал
Гай.
С коктейлем в руке Розмари опустилась на колени и, глядя на искрящиеся,
объятые пламенем угли, воскликнула:
- Как здорово! Надеюсь, это будет самая холодная зима за восемьдесят
лет.
Гай поставил пластинку с Эллой Фитцджеральд. Они ели рыбу, когда
раздался звонок в дверь.
- Черт возьми! - выругался Гай.
Он встал и пошел открывать. Розмари прислушалась, наклонив голову.
Открылась дверь, и Минни сказала: "Привет, Гай!" - и еще какие-то слова,
которые невозможно было разобрать. "Господи, только не это, - подумала
Розари. - Не впускай ее, Гай. Не сейчас. Не сегодня!"
Говорил Гай, потом опять Минни.
- ...Лишнее. Нам не потребуется.
Снова Гай и снова Минни. Розмари перевела дух. Слава Богу, она вроде бы
не собиралась заходить.
Она услышала, как Гай закрыл дверь на цепочку (хорошо!) и на засов
(отлично!). Розмари ждала, а Гай, самодовольно улыбаясь, вошел, держа руки
за спиной.
- А кто не верит в телепатию? - подойя к столу, Гай вынул руки из-за
спины, в каждой из них было по белой чашечке. - У мадам и месье все-таки
будет десерт!
Он поставил одну чашечку у бокала Розмари, другую - у своего.
- Шоколадный мусс, или, как говорит Минни, "Шокко-Маус". У нее это
вполне может оказаться шоколадной мышью, так что ешь осторожно.
Розмари засмеялась:
- Это как раз то, что мне хотелось приготовить!
- Вот видишь! Телепатия! - Он взял салфетку и долил вина в бокалы.
- Я так боялась, что она ворвется сюда и просидит весь вечер, - сказала
Розмари.
- Нет, она просто хотела, чтобы мы попробовали ее "Шокко-Мауса", это ее
фы-ыр-менное блюдо.
- На вид совсем неплохо.
- По-моему, тоже.
Над чашечками конусом возвышался шоколадный крем. У Гая он был посыпан
сверху колотыми грецкими орехами, а у Розмари лежала половинка грецкого
ореха.
- Как трогательно, - сказала Розмари. - Зря мы над ней смеемся.
- Ты совершенно права.
Мусс был отличный, но в нем чувствовался привкус мела, и Розмари сразу
вспомнила школу и классные доски. Гай попробовал, но не нашел какого-либо
привкуса. Съев две ложки, Розмари тодвинула чашечку.
- Ты что, не хочешь? Глупо, ведь никакого привкуса нет.
Розмари стала уверять, что есть.
- Давай, давай, - уговаривал Гай, - старая летучая мышь целый день
топталась у горячей плиты, ну-ка съешь.
- Но мне не нравится, я не хочу!
- А по-моему, очень вкусно.
- Тогда съешь и мой тоже.
Гай почему-то нахмурился.
- Хорошо, не ешь. Ты ведь не носишь подаренный ею амулет, можешь не
есть и приготовленный ею десерт.
Розмари возмутилась:
- Но какая здесь связь?
- Может быть, и связи здесь никакой нет, но это всего лишь примеры...
примеры проявления недобрых чувств, вот и все. Еще две минуты назад ты
говорила, что не надо над ней смеяться. А ведь это тоже насмешка: брать у
нее что-нибудь только для вида.
- Ну... - Розмари взяла ложку, - если по этому поводу назревает
скандал... - она зачерпнула ложку мусса и запихнула в рот.
- По этому поводу не будет скандала. Слушай, если ты и вправду не
можешь, тогда не ешь.
- Очень вкусно, - пробурчала Розмари с полным ртом и зачерпнула еще
ложку, - никакого привкуса. Переверни, пожалуйста, пластинку.
Гай поднялся и подошел к проигрывателю. Розмари вдвое свернула салфетку
на коленях и вывалила туда две полных ложки мусса, а потом для верности еще
пол-ложки. Когда Гай возвращался к столу, Розмари демонстративно соскребла и
проглотила остатки мусса.
- Посмотри, папочка, - Розмари показала пустую чашку. - Ну что,
заслужила я золотую звездочку в табеле?
- Целых две. Извини, я вел себя скверно.
- Вот именно!
- Прости меня, золотко, - он улыбнулся.
Розмари растаяла.
- Помилован! Помилован и еще раз помилован. Хорошо, что ты с уважением
относишься к старым дамам, ведь когда я стану старенькй, ты ко мне будешь
относиться так же.
Они пили кофе с мятным ликером.
- Ты знаешь, совершенно неожиданно позвонила Маргарет, - сообщила
Розмари.
- Маргарет?
- Да, сестра.
- А-а. Как у них - все нормально?
- Да. Она беспокоилась, что со мной что-то случилось. У нее
предчувствие.
- Да?
- Она приказала нам сегодня оставаться дома.
- Черт возьми! А я заказал столик у "Недика". В оранжевом зале.
- Я думаю, что лучше отменить заказ.
- Я не могу понять, как это так получилось, что ты выросла нормальной в
такой чокнутой семейке?
Первый приступ головокружения застал Розмари на кухне, когда она
счищала недоеденный мусс с салфетки в мойку. Она покачнулась и заморгала. Из
кабинета доносился голос Гая: "Розмари, он еще не появился. Господи, какая
толпа!"
Папа должен был вот-вот появиться на стадионе "Янки".
- Я сейчас иду! - крикнула Розмари.
Она тряхнула головой, чтобы прийти в себя, кинула в корзину для белья
скатерть и салфетки. Заткнув пробкой раковину в мойке, она выдавила туда
немного пасты "Джой", пустила горячую воду и сложила в мойку тарелки и
кастрюльки - отмокать на ночь.
Второй приступ настиг ее в тот момент, когда она вешала кухонное
полотенце. На этот раз голова кружилась гораздо дольше, ноги подгибались.
Перед глазами Розмари все поплыло. Она судорожно ухватилась за край мойки.
Через некоторое время, когда все прошло, она сказала себе: "Ну и дела!"
- и мысленно подсчитала: два "гибсона", два бокала вина (а может, три?) и
один мятный ликер. Ничего дивительного.
Она дошла до двери в кабинет и только благодаря тому, что успела
ухватиться одной рукой за косяк, устояла на ногах, когда накатил следующий
приступ. обнял
- Что с тобой? - спросил взволнованно Гай и встал ей навстречу.
- Что-то голова кружится, - слабо улыбнулась она.
Быстро выключив телевизор, он подошел к ней, и, взяв ее за руку, обнял
за талию.
- Ничего, - успокоил Гай. - Столько выпивки. Да еще, наверно, на
голодный желудок.
Он повел ее в спальню, а когда у нее подкосились ноги, подхватил ее на
руки и понес. В спальне он опустил ее на постель, уселся рядом и, держа за
руку, стал ласково гладить по голове. Розмари закрыла глаза. Кровать
превратилась в раскачивающийся на волнах плот.
- Изумительно, - вымолвила она.
- Тебе обязательно надо заснуть, - посоветвал Гай, - поглаживая ее лоб.
- И проспать до утра.
- А как же ребенок? Мы же хотели...
- Обязательно. Завтра. У нас вагон времени.
- Мессу пропустим.
- Спи. Спи спокойно. Давай...
- Я только взремну, - сказала Розмари...
И вот она уже сидит с бокаом в руке на яхте президента Кеннеди. Солнце
сияет, дует легкий ветерок - идеальный день для морской прогулки. Глядя на
большую карту, призидент Кеннеди отдает краткие указания негру-рулевому.
Гай снял с нее пижамную кофточку.
- Зачем? - спросила она.
- Чтобы тебе было удобнее.
- Мне и так удобно.
- Спи, Роз.
Расстегнув застежку, он медленно снял нее брюки. Думал, она спит и
ничего не чувствует. Теперь, кроме красного бикини, на ней ничего не было,
но и другие женщины на яхте - Джекки Кеннеди, Пэт Лофорд и Сара Черчилль -
тоже, слава Богу, были в бикини. Президент был одет в военно-морскую форму.
Он совершенно оправился после того, как его убили, и выглядел хорошо, как
никогда. Хэтч стоял на пристани с охапкой разных метеорологических приборов
в руках. Это Розмари решила, что они метеорологические.
- А Хэтч разве не с нами? - спросила она у президента.
- Только католики, - улыбнулся он. - Жаль, что мы никак не можем
выбраться из плена предрассудков, но ничего не поделаешь.
- А как же Сара Черчилль? - Розмари повернулась, чтобы указать на нее
рукой, но Сара Черчилль исчезла, а ее место теперь заняла семья Розмари:
мама, папа, братья и сестры с мужьями, женами и детьми. Маргарет была
беременна, впрочем, Джин, Доди и Эрнестина - тоже.
Гай снимал с нее обручальное кольцо. Она удивилась, зачем он это
делает, но не смогла выговорить ни слова от усталости. "Спать!" - приказала
она сама себе и заснула.
Сикстинскую капеллу впервые открыли для посетителей, и она осматривала
потолок из нового, специального лифта, который горизонтально перемещался по
собору, давая возможность взглянуть на фрески так, как на них смотрел
Микельанджело во время работы над ними. Какие потрясающие фрески! Она
видела, как прикасаясь перстами к Адаму, Господь передавал ему божественную
искру жизни.
- Тайфун! - прокричал Хэтч с пристани, выглядывая из-за своих приборов.
- Тайфун! Он погубил в Лондоне пятьдесят пять человек и теперь идет сюда.
Розмари знала, что все так и есть. Ей необходимо было предупредить
президента. Корабль шел к катастрофе.
Но президент исчез. Исчезли все. Палуба уходилав бесконечность и была
пуста, если не считать негра-рулевого, который где-то там, вдалеке, стоял у
штурвала, не давая судну сбиться с урса.
Розмари подошла к нему и по выражению его лица поняла, что он ненавидит
всех белых и ее в том числе.
- Вы бы лучше спустились вниз, мисс, - сказал он вежливо, но ненависть
его пылала, как костер.
Внизу оказалась огромная зала для танцев; у одной стены огонь пожирал
церковь, а от другой на Розмари полыхнул горящими глазами человек с черной
бородой. В центре стояла кровать. Розмари подошла к ней и легла. Тут же ее
окружили человек десять-двенадцать голых мужчин и енщин, среди них оказался
и Гай. Остальные были пожилыми людьми: женщины с отвисшими грудями выглядели
уродливыми. Там очутилась и Минни со своей подругой Лаурой-Луизой, и Роман в
черной митре и черной шелковой рясе. Тонкой черной палочкой он стал рисовать
какие-то фигуры на теле Розмари, время от времени окуная палочку в чашку с
чем-то красным, которую держал агорелый мужчина с седыми усами. Кончик
палочки двигался по ее животу, потом скользнул вниз, щекоча бедра. Голые
люди пели, если это можно было назвать пением: они заунывно тянули что-то на
незнакомом языке. Аккомпанировала то ли флейта, то ли кларнет.
- Она проснулась, он видит, - прошептал Гай, повернувшись к Минни. Он
напрягся, глаза были широко открыты.
- Она не видит, - сказала Минни, - если она съела моего "Мауса", она не
может ни видеть, ни слышать. Она - как мертвая. Пойте!
В залу вошла Жаклин Кеннеди в изысканном одеянии из атласа цвета
слоновой кости, расшитом жемчугом.
- Мне так прискорбно слышать, что вы себя неважно чувствуете, -
говорила она, торопливо приближаясь к Розмари.
Розмари объяснила, что ее укусила мышь, но не стала вдаваться в
подробности, чтобы не волновать Жаклин.
- Будет лучше, если вам привяжут ноги, - посоветовала Жаклин. - Вдруг
начнутся конвульсии.
- Да, конечно, - согласилась Розмари. - Всегда есть опасность, что мышь
бешеная. - Она с интересом наблюдала, как облаченные в белое санитары
привязывали не только ее ноги, но и руки к четырем столбикам кровати.
- Если вам мешает музыка, - обратилась к ней Жаклин, - скажите мне, и я
прикажу, чтобы музыканты перестали играть.
- Нет-нет, что вы. Не беспокойтесь. Не нужно ничего менять в программе
из-за меня. Музыка мне ничуть не мешает.
Жаклин приветливо ей улыбнулась.
- Попытайтесь заснуть. Мы будем ждать на палубе.
Она удалилась, шурша атласным платьем.
Розмари немного поспала, а потом пришел Гай, и они занялись любовью. Он
долго ласкал ее, его руки медленно двигались от ее привязанных кистей,
скользили по рукам, по груди, по бедрам, животу и ниже... Руки у него были
горячие, с острыми ногтями, - а потом, когда она была уже овсем готова и уже
не могла больше ждать, он приподнял ее, и его плоть слилась с ее плотью,
причиняя сладостную боль. Его широкая грудь давила на нее (Так как это был
костюмированный бал, на Гае был жесткий кожаный панцирь). Его движения были
сильными и грубыми. Розмари увидела его глаза, горевшие желтым огнем,
почувствовала запах серы и корня танниса, ощутила на своих губах его влажное
дыхание, услышала сладострастные стоны и вздохи окружающих постель людей.
?Это же вовсе не сон! - подумала она. - Это все на самом деле. Это
происходит со мной!? - Она хотела крикнуть, но что-то большое накрыло ее
лицо, она задыхалась от сладковатого запаха.
Чужая плоть все еще находилась в ней, и обтянутое жесткой шкурой тело
билось об ее тело.
Вошел папа с чемоданом в руке, через другую был перекинут плащ.
- Жаклин говорит, что вас укусила мышь?
- Да. Поэтому я не пришла посмотреть на вас... - Розмари отвечала
грустным голосом, чтобы папа не догадался, что лишь мгновение назад она
пережила оргазм.
- Ничего страшного, - успокоил ее папа, - нам бы не хотелось, чтобы вы
рисковали здоровьем.
- Вы отпускаете мне грехи, святой отец?
- Полностью.
Он протянул руку, чтобы она поцеловала перстень. Вместо камня в него
был вставлен резной серебряный шарик меньше дюйма в диаметре, а внутри
шарика сидела и чего-то ждала очень маленькая Анна-Мария Альбергетти.
Розмари поцеловала шарик, и папа удалился, торопясь на самолет.
Глава 9
- Эй, золотко, уже больше девяти, - говорил Гай, тряся ее за плечо.
Она оттолкнула его руку и перевернулась на живот.
- Еще пять минут, - пробормотала она в подушку.
- Нет, - он дернул ее за волосы. - В десять я должен быть у Доминика.
- Позавтракай в кафе.
- Этот номер не пройдет. - Через покрывало он хлопнул ее по попке.
Она вдруг все вспомнила: сны, выпивку, шоколадный мусс Минни, папу и
тот ужасный момент, когда она чувствовала, что ее сон - явь. Она
перевернулась , приподнявшись на локте, внимательно посмотрела на Гая,
зажигающего сигарету. На нем была пижама, на ней - на ней не было ничего.
- Который час? - спросила она.
- Десять минут десятого.
- Когда я заснула? - Она села, огладываясь.
- Около половины девятого. Но ты не заснула, милочка, ты свалилась
замертво. Отныне ты пьешь или коктейль, или вино, а не коктейль и вино
вместе.
- Ну и сны же мне снились! - Она потерлас лоб и зажмурилась. -
Президент Кеннеди, папа, Минни с Романом... - она широко раскрыла глаза и
увидела царапины на левой груди: две параллельные красные ниточки
протянулись к соску. Бедра саднило. Она откинула покрывало и в азных местах
увидела еще семь или восемь царапин.
- Не хнычь. Я их уже подпилил, - Гай показал короткие, аккуратно
подстриженные ногти.
Розмари со страхом и недомением посмотрела на него.
- Мне очень не хотелось упускать Ночь Младенца, - немного смущенно
сказал он.
- Ты хочешь сказать, что...
- Два-три ногтя были неровными, и...
- Это... пока я была... была без сознания?
Он кивнул и ухмыльнулся.
- Ты знаешь, это даже неплохо, вроде некрофилии.
Она отвернулась и потянула на себя покрывало.
- Я... не знаю, но мне снилось, что... кто-то насилует меня. Не знаю,
кто. Какое-то нечеловеческое существо.
- Премного благодарен вам, золотко.
- Там были ты, Минни с Романом, еще были какие-то люди. Как будто
происходил некий обряд.
- Я несколько раз пытался разбудить тебя, но ты спала как убитая.
Розмари повернулась к нему спиной и спустила ноги на пол.
- В чем дело?
- Ты еще спрашиваешь! - Она сидела, не глядя в его сторону. - Знаешь,
мне ужасно неприятно, что ты занимался со мной любовью, когда я была без
сознания.
- Но мне не хотелось упускать ночь.
- В конце концов, есть утро, день и вечер. И прошлая ночь - не
единственная. И даже если бы это была единственная ночь, все равно...
- Я же хотел сделать тебе приятно, ты ведь сама этого хотела, - он
провел пальцем по ее спине.
Она вздрогнула и отодвинулась.
- Обычно в этом участвуют двое, а не когда один спит, а другой
бодрствует, - промолвила она. А через несколько минут добавила: - Кажется, я
говорю глупости.
Розмари встала и взяла халат.
- Прости, что я тебя поцарапал. Я и сам немало выпил и был малость
навеселе.
Розмари приготовила завтрак, а после ухода Гая перемыла оставленную в
мойке посуду и прибралась на кухне. Она распахнула окна в госиной и в
спальне - запах дыма все еще не выветрился до конца, - убрала кровать,
приняла душ. Долго стояла под струями горячей, а потом холодной воды без
шапочки - ждала, когда в голове просветлеет и мысли придут в порядок.
Могла ли прошедшая ночь стать Ночью Младенца, как выразился Гай? И что
же, неужели в этот самый момент она уже беременна? Почему-то сейчас ей это
было безразлично. Она чувствовала себя глубоко несчастной - все равно, глупо
это или нет. Гай овладел ею без ее ведома, анимался с ней любовью так,
словно она была лишенным разума телом. (?В чем-то даже неплохо, вроде
некрофилии?, - вспомнилось ей), а не человеком, чья плоть неотделима от
сознания; мало того, он так яростно ею наслаждался, что даже исцарапал ее, и
теперь ей было больно. В ее воображении возник кошмар, настолько реальный,
что она и сейчас, кажется, могла увидеть на воем животе красные знаки,
которые в ее жутком сне Роман чертил тонкой палочкой. С отвращением она
терла себя мочалкой. Безусловно, Гаем руководило самое лучшее побуждение -
он хотел ребенка - и да, действительно, он так же, как и она, выпил. Но ей
было бы приятнее, если бы любая выпивка, любые соображения оказались
бессильны заставить его вот так овладевать ею, ее телом, забыв о ее душе,
личности, о том, что составляет ее женскую суть, - ну, словом, забыть обо
всем, что он якобы так любит. Теперь, вспоминая последние недели и месяцы,
она с тревогой чувствовала что-то такое (правда, ей никак не удавалось это
точно сформулировать), что говорило о каком-то его равнодушии к ней, о
полном несоответствии между тем, что он говорил и тем, что чувствовал. Гай
был актером, а разве можно с уверенностью сказать, когда актер не играет?
Ей хотелось отмыть не только свое тело, но и свою душу. Она закрутила
воду, обеими руками отжала волосы, с которых текла вода, и вышла из ванной
комнаты.
По дороге в магазин она позвонила в дверь Кастиветов и вернула чушки
из-под мусса.
- Тебе понравилось, дорогая? Мне кажется, я переложила какао.
- Все было прекрасно. Вам придется дать мне рецепт.
- С удовольствием. Ты за покупками? Не сделаешь ли мне ма-алюсенькое
одолжение? Шесть яиц и баночку растворимого кофе, деньги я потом отдам.
Терпеть не могу выходить за какой-нибудь елочью, а ты?
Теперь между ней и Гаем больше не было прежней близости, но он этого
словно и не замечал. Первого ноября начинались репетиции пьесы "Я вас раньше
нигде не видел"?, и он очень много времени уделял работе над ролью: учился
пользоваться костылями и ортопедическим аппаратом (как того требовала роль),
гулял по Бронкс вблизи Хайбриджа, где происходило действие пьесы. Вечерами
они обычно обедали с друзьями, а когда оставались вдвоем дома, вели
разговоры о мебели, о подходившей к концу забастовке газетчиков и о
международном бейсбольном матче. Они сходили на генеральную репетицию нового
мюзикла и на просмотр нового фильма, на выставку металлических конструкций
их друга, бывали и на вечеринках. Гай, казалось, вообще перестал смотреть на
нее, взгляд его был постоянно устремлен то на текст пьесы, то на экран
телевизора, то на какого-нибудь человека. Он раньше нее ожился в постель и,
когда она выходила из ванной, уже спал.
Однажды вечером Гай пошел к Кастиветам послушать рассказы Романа о
театре, а она осталась дома и смотрела по телевизору "Забавную мордашку".
- Ты не считаешь, что нам надо поговорить? - спросила она на следующее
утро за завтраком.
- О чем?
Она внимательно посмотрела на мужа, его недоумение казалось искренним.
- Ты не можешь припомнить, о чем мы с тобой за последнее время
говорили?
- Я не пойму, что ты имеешь в виду?
- Ты не только не разговариваешь со мной, но ты даже перестал смотреть
на меня.
- Ну, это уж совсем глупости. Как это несмотрю? Я на тебя смотрю.
- Нет, не смотришь!
- Золотко, что проиcходит? В чем дело?
- Да в принципе-то ничего. Не стоит беспокоиться.
- Ну зачем же так. В чем дело? Что тебя тревожит?
- Ничего.
- Послушай, золотко, может быть, я был слишком занят ролью, костылями
этими, в этом дело, да? Ну, как-никак, Роз, это же в а ж н о, понимаешь?
Только из-за того, что я не смотрю на тебя, не надо выдумывать, что я тебя
не люблю. Но ведь иногда нужно подумать и о овседневных вещах.
В его словах было столько же наивности, искренности и очарования,
сколько в его ковбое из ?Автобусной остановки?.
- Ладно, прости, что я разворчалась.
- Ты разворчалась? Даже если тебе это очень захочется, у тебя все равно
ничего не получится.
Он перегнулся через стол и поцеловал ее.
Неподалеку от Брюстера у Хатчинса был коттедж, где они иногда проводили
уик-энд. Розмари позвонила Хэтчу с просьбой разрешить ей пожить в этом
домике дня три-четыре, а может быть, еделю.
- Гай работает над новой ролью, - объяснила она, - и, наверно, ему
будет легче, если я не буду маячить у него перед глазами.
- Коттедж к твоим услугам, - сказал Хэтч, и Розмари отправилась к нему
за ключом; он жил на углу Лексингтон-авеню и Двадцать четвертой улицы.
По дороге к нему она заглянула в кулинарию, а потом пошла к Хэтчу в его
маленькую темную квартирку, сияющую чистотой, с висящей на стене фотографией
Уинстона Черчилля с автографом и диванчиком, принадлежавшим мадам Помпадур.
Сняв ботинки, Хэтч сидел между двумя столиками для бриджа, на каждом из
которых стояла пишущая машинка и лежала гора бумаги. Его излюбленный метод
работы состоял в том, чтобы писать две книги одновременно: если работа над
первой заходила в тупик, можно было перключаться на вторую, а потом, когда
случалась заминка со второй, опять вернуться к первой.
- Я действительно очень хочу отдохнуть, - говорила Розмари, сидя на
диванчике мадам Помпадур. - Я вдруг поняла, что никогда в жизни не была одна
- ну, то есть, больше нескольких часов. Три-четыре дня одиночества кажутся
мне чем-то божественным.
- Нужна возможность спокойно сесть и подумать, кто ты есть, к чему
пришла и куда идешь. Наследиться тишиной, покоем, забыть о домашних заботах.
- Вот именно.
- Да ладно, хватит, можешь не улыбаться так заученно! Он тебя лампой
огрел, что ли?
- Ничем он меня не огрел. У него очень трудная роль - юноша-инвалид,
делающий вид, что свыкся со своим увечьем. Гаю приходится работать с
костылями и ортопедическим аппаратом, ну и, естественно, он нервничает и...
ну и... нервничает.
- Мне все ясно. Давай поговорим о чем-нибудь другом. В "Ньюс" на днях
был премиленький обзор всех кровавых происшествий, о которых нас не
информировали во время забастовки. Почему ты не сказала мне, что у вас там,
в "счастливом доме", очередное самоубийство?
- А разве не говорила?
- Нет.
- Очевидно, я просто забыла. Мы были с ней знакомы. Это девушка, о
которой я как-то тебе рассказывала , помнишь - наркоманка, которую вылечили
Кастиветы. Они живут на одном этаже с нами. Я просто уверена, что
рассказывала тебе об этом.
- Девушка, которая спускалась с тобой в подвал?
- Да.
- Странно. Похоже, они ее не слишком успешно лечили. Она жила с ними?
- Да, - подтвердила Розмари. - После происшествия мы с ними
познакомились довольно близко. Гай иногда ходит к ним послушать сплетни о
театре. Отец мистера Кастивета был театральным мпрессарио в начале века.
- Никогда бы не подумал, что Гая могут занимать такие люди. Пожилая
пара, насколько я понимаю?
- Ему семьдесят девять, ей - семьдесят или около того.
- Странная фамилия, - заметил Хэтч. - Как она пишется?
Розмари сказала ему по буквам.
- Никогда раньше не слышал. Француз, наверное.
- Фамилия-то, может, и французская, только они не французы. Он родился
здесь, она в Оклахоме. В местечке - хочешь верь, хочешь не верь - Косматая
Грудь.
- Боже праведный! Ну и информация. Обязательно использую это в книге.
Вон в той. Уже знаю, куда вставить. Скажи, пожалуйста, а как ты собираешься
добраться до коттеджа? Видишь ли, онадобится машина.
- Думаю взять напрокат.
- Возьми мою.
- Нет, Хэтч, я не могу, мне неудобно.
- Ну пожалуйста. Я ведь редко о чем-нибудь прошу. Ты мне здорово
облегчишь жизнь.
Розмари рассмеялась.
- Ладно уж, так и быть, сделаю тебе одолжение и возьму твою машину,
чтобы избавить тебя от хлопот переставлять ее с одной стороны улицы на
другую.
Хатчинс отдал ей ключи от машины и коттеджа, а также набросал план
дороги и напечатал на машинке список указаний, касающихся насоса,
холодильника и непредвиденных случаев. Потом, надев ботинки и пальто, довел
до места парковки машины - старого голубого "олдсмобиля".
- Документы на машину - в ящике для перчаток. Живи в коттедже сколько
угодно. В ближайшее время мне не понадобится ни дом, ни машина.
- Ну, что ты, больше недели я там не выдержу. Да и Гай может
соскучиться.
Когда она уселась в машину, Хэтч наклонился и, заглянув в окно, сказал:
- Я бы мог помочь тебе кучей полезных советов, но не считаю возможным
совать нос в твои дела, даже если это будет стоить мне жизни. Хотя мне очень
хочется тебе помочь.
Розмари поцеловала его:
- Спасибо. И за то, и за это, и вообще за все, и особенно за то, что ты
есть.
Розмари уехала в субботу и провела в коттедже пять дней. Первые два дня
она вообще ни разу не вспомнила о Гае - это была своего рода месть за то,
что он с радостью согласился на ее отъезд. Разве она действительно нуждается
в хорошем отдыхе? Ну что же, раз он так считает, на будет отдыхать долго и
ни разу о нем не вспомнит. Она гуляла по восхитительным желто-оранжевым
лесам, ложилась рано и поздно вставала, читала "Полет сокола" Дафны Дюморье
и готовила себе вкусную еду на плитке с газовым баллоном.
На третий день Розмари начала о нем думать. Он был тщеславный,
эгоистичный, поверхностный, лживый человек. Женился он на ней, потому что
ему нужен был постоянный зритель, а вовсе не близкий человек. (Маленькая
мисс Прямо-Из-Омахи. Ну что за дура набитая! - "Ах, я привыкла к актерам, я
здесь почти уже год". Она чуть ли не бегала за ним по студии с газетой в
зубах!) Она дает ему ровно год на то, чтобы исправится и стать хорошим
мужем, а если нет, она выходит из игры безо всяких там угрызений совести и
религиозных соображений. А пока она снова пойдет работать, почувствует
уверенность в себе и независимость, от которых раньше ей так хотелось
избавиться. Она будет сильной и гордой, найдет в себе силы уйти от него,
если он не изменится. От обильной еды - говяжьи консервы в банках размером
со слона и жаркое с перцем - ей стало муторно, на третий день ее
поташнивало, и, кроме супа и крекеров, она уже ничего не могла осилить.
На четвертый день, проснувшись рано утром, она поняла, что скучает по
Гаю, и заплакала. И что она вообще выдумала - живет одна в холодном, мерзком
коттедже? Что уж такого ужасного совершил Гай? Он напился и поимел ее, не
спросив разрешения? Скажите пожалуйста, какое скорбление! Он там сейчас
работает над сложной ролью очень важной для него, а она вместо того, чтобы
быть рядом с ним и помогать, воодушевлять, поехала, видите ли, отдыхать
неизвестно от чего, объедается до тошноты и жалеет себя. Нет слов, он
тщеславен, эгоистичен, но ведь он - актер! Лоуренс Оливье, наверное, тоже
тщеславен и эгоистичен. Вот и от Вивьен Ли ушел, а какая там была любовь!
Ну, иногда Гай может и соврать, но ведь раньше его маленькие хитрости
привлекали ее. Его легкость и беззаботность так разительно отличались от ее
собственного жесткого морального кодекса.
Розмари поехала в Брюстер и позвонила ему. Ответила дружелюбная
девушка-телефонистка: ?Привет, дорогая! Вы уже вернулись из-за города? А-а,
Гая нет. Он может куда-нибудь вам позвонить? Вы позвоните ему в пять?
Хорошо. У вас там, наверное, отличная погода. Приятно роводите время?
Прекрасно!?
В пять его по-прежнему не было, но ему обязательно передадут все, что
она просила. Розмари перекусила в ресторане и отправилась в кинотеатр. И в
девять Гая не оказалось, вместо приветливой телефонистки отвечал какой-то
новый, бездушный голос: ей прдлагали позвонить Гаю завтра до восьми утра или
после шести вечера.
На следующий день она наконец увидела все в разумном, реалистическом
свете. Они виноваты оба: Гай - в том, что не думал о ней и занимался только
собой, а она - в том, что не смогла тактично и ясно объяснить ему свое
недовольство. Нечего ждать, что Гай переменится прежде, ем она даст понять,
что ждет от него этого. Ей нужно было не уезжать, а просто по-хорошему
поговорить с ним. Ведь и у него, может быть, есть претензии к ней, а она
может о них даже и не подозревать. Нужно было бы откровенно все обсудить -
вот и решение всех проблем, если это можно назвать проблемами.
В шесть она отправилась в Брюстер, набрала номер. Гай наконец-то
оказался дома.
- Привет, любимая, - сказал он. - Как ты там?
- Хорошо, а ты?
- Все в порядке. Очень скучаю по тебе.
Она улыбнулась телефонному аппарату.
- А я тоже соскучилась по тебе. Завтра приеду.
- Это прекрасно. Просто здорово! Здесь у меня много новостей скопилось.
Репетиции отложили до января.
- Да что ты говоришь?
- Нет актрисы на роль маленькой девочки. Так что я отдыхаю, но
ненадолго. В следующем месяце собираюсь сняться в серии получасовых комедий.
- Правда?
- Представь себе, само в руки приплыло, Роз. И кажется, неплохая роль.
Эй-Би-Си эта идея оень нравится. Комедия называется "Гринич-вилидж". Съемки
будут проходить прямо там. Я играю писателя. Практически главную роль.
- Это же прекрасно, Гай!
- Аллан говорит, на меня вдруг объявился спрос.
- Нет слов!
- Золотко, мне надо помыться, побриться, мы с ним идем на просмотр, там
будет Стэнли Кубрик. В котором часу ты приедешь?
- Думаю, часов в двенадцать, может, чуть раньше.
- Жду и очень люблю тебя.
- Я тоже.
Розмари позвонила Хэтчу, но его не было дома. Тогда она передала ему
через телефонистку, что вернет машину завтра к вечеру.
Утром следующего дня Розмари прибралась в коттедже и поехала в город.
На бульваре образовалась пробка - столкнулись три машины, и когда она
припарковала автомобиль перед Брэмфордом, было уже около часа. С маленьким
чемоданчиком в руке она быстро вошла в до...
