Николай Николаевич Шпанов. Поджигатели
страница №23
...откуда нет возврата, - пусть лучшевечная тьма, чем республика.
Серовато-бурый склон холма, в который врывались тельмановцы, был еще в
густой тени. Разрывы шрапнелей кудрявились яркими клубками на фоне темного
леса. Их черные клочья освещались короткими вспышками. Султаны желтого песка
стремительно взлетали к небу и медленно оседали, словно бы не желая
возвращаться на эту страшную землю, терзаемую огнем людской вражды. С визгом
неслись осколки новых снарядов. Они срезали ветки, со звоном вонзались в
стволы деревьев. Когда большой осколок врезался в кучу камней, служившую
бруствером, раздавалось скрежетание, будто большое тупое сверло буравило
скалу.
Бойцы сидели, прислонившись к передней стенке окопа. По обычаю,
перенятому у испанцев, они кутались в одеяла. Хотя уже почти рассвело, -
пронизывающий холод ночи все еще сидит у них в костях. Они знали: так будет,
пока не поднимется солнце. Тогда холод сменится жгучим зноем и одеяла
придется растягивать на штыках, чтобы защищаться от солнца, такого же
жестокого и неприветливого, как холод ночи.
Когда Зинн вошел в окоп, бойцы, прижавшись друг к другу, слушали звуки
песни, летевшие из репродуктора, который был врыт в стенку окопа и огражден
козырьком от осколков.
Слушали все. Солдатский слух бережно вылавливал каждый вздох певицы в
привычном хаосе звуков.
- Как дела? - спросил Зинн.
Повидимому, в полутьме окопа его не узнали. Кто-то с досадой махнул ему
рукой: молчи!
Так же, как другие, Зинн приткнулся к каменистой стенке окопа. Возле
него опустился высокий человек, снял пилотку и отер ею лоб. Зинн пригляделся
и узнал Крисса. То ли англичанин очень устал, то ли был поглощен пением
Тересы, - он даже не взглянул на Зинна.
С тельмановцами Крисса связывала старая дружба. Он был тоже из тех, кто
пришли сюда первыми, - оператором, снимавшим для военного министерства
республики хронику фронта. Но в аппарат его угодила пуля - подлая разрывная
пуля из немецкой винтовки. Камеру разнесло. Крисса хотели отправить в тыл за
новым аппаратом, но он не поехал, а остался в бригаде. С тех пор он и
командует взводом связи. Когда певица умолкла, кто-то негромко сказал:
- С этим можно полезть в любое пекло!
- Да, песня - это...
Все ждали продолжения, но говоривший молчал.
- А недурно бы иметь жену-певицу, - произнес кто-то, - было бы весело
жить!
Крисс поднял голову:
- Ты думаешь?
- Ха, эти киношники знают все на свете! Можно подумать, что ты, Крисс,
всю жизнь прослужил в опере, - огрызнулся капрал.
- Или, по крайней мере, был женат на певице, - отозвался еще кто-то.
Зинн локтем почувствовал, как вздрогнул англичанин.
- Клянусь небом: это было худшее время моей жизни!
- Видно, ты угадал, - сказал немец тому, кто пошутил насчет жены: -
наверно, она выла, как кошка. Уж такие они певицы, англичанки!
- Но ты-то не угадал, - все так же спокойно отозвался Крисс. - Она была
немка!
Все сразу рассмеялись, но тут снова запела Тереса, и смех сразу затих.
Зинн колебался: как сказать этим людям, что они не должны итти к
Тересе? Однако приказание оставалось приказанием, и он передал его.
- Что ж, - решил капрал, - поручим дело Криссу. Ему все равно итти туда
чинить связь. Он и возьмет для нас пластинку.
- Что скажешь, Арчи?
Англичанин молча кивнул длинной, как огурец, головой и, аккуратно
свернув одеяло, положил его в нишу, перекинул за спину винтовку и двинулся к
ходу сообщения. Зинн пошел за ним.
- Нам по пути.
Согнувшись чуть ли не пополам, Крисс шагал по траншее. Это была мелкая
канава, выгрызенная солдатскими лопатками в каменистом грунте. Но скоро
кончилось и это укрытие. Дальше нужно было двигаться по склону, покрытому
пнями сбитых деревьев и заваленному их расщепленными стволами.
- Давайте закурим, - сказал Крисс, ложась под защитой поваленного
дерева.
Зинн вытащил папиросы. Крисс увидел коробку с изображением черного
силуэта всадника на фоне голубой горы. Он взял ее у Зинна и повертел в
руках.
- Мне кажется, что в испанцах, простых испанских ребятах много сходства
с русскими... Честное слово! - сказал Крисс.
- Да, хороший народ.
- Ведь верно? Те и другие... - Крисс щелкнул пальцем по крышке
"Казбека". - Если бы они понимали значение здесь такой вот коробки, они
сделали бы ее из стали, чтобы она могла переходить из рук в руки, через
тысячу рук... Удивительная страна!
- Да.
- Бывали в России?
- Да.
- Ну?
- Это здорово!
- Стройка?
- Душа народа!
- Да, нам на Западе это нелегко понять...
- Прежде я думал так же.
- А теперь?
- Понимаю.
- До конца?!
- Ну, может быть, и не совсем...
- То-то!
- Да, я немножко похвастался.
- И что, по-вашему, в них самое удивительное?
- То, что чем больше их узнаешь, тем больше удивляешься.
- Наши еще не понимают, что такое Россия и что она значит для всех нас.
Но когда-нибудь поймут... - Крисс поднялся. - Пошли?
Зинн привстал и машинально почистил колени.
С той стороны, где оборону занимал батальон гарибальдийцев, к путникам
подполз итальянец. Он был уже немолод и тяжело дышал. Синий комбинезон не
сходился на животе, а рукава и брюки были подвернуты, так как были ему
непомерно длинны.
Толстенькие пальцы итальянца без церемонии подняли крышку папиросной
коробки Зинна и с трудом выловили папиросу.
Зинн дал ему огня.
- Вы куда? - спросил он.
- А разве вы не за пластинками?
- До вас не дошел приказ не ходить?
Итальянец посмотрел с удивлением.
- Нет, вот покурим и пойдем. - Он вопросительно посмотрел на обоих. -
Только немного полежим, правда?
- А тем временем эти скоты перебьют там все пластинки? - сказал Крисс.
И, словно в подтверждение этих слов, над их головами, как рой
взбесившихся ос, прожужжала пулеметная очередь.
- Этак обратно ничего не донесешь! - пробормотал итальянец.
Крисс перевалился через древесный ствол, служивший им прикрытием, и
пополз к следующему ходу сообщения.
- Может быть, не так быстро? - задыхаясь, пробормотал итальянец и
подозрительная бледность разлилась по его тщательно выбритым щекам. Через
несколько шагов он смущенно повторил: - Вы знаете... у меня плохо с
сердцем...
Вверху прошуршал и разорвался где-то впереди снаряд. Итальянец снял
очки и положил их в футляр.
- Тут вторых не достанешь.
Перед тем как начать спуск к блиндажу агитпункта, они снова
остановились.
- Что же она замолчала? - сказал итальянец.
- Что у нее, по-вашему, горло или железная свистулька? - сердито
спросил Крисс.
- Могу вас уверить, я не хуже вас знаю, что такое горло артиста, - и
итальянец притронулся двумя пальцами к своей шее. Стараясь заглянуть в
лежащий впереди окоп, он высунул голову из-за камня. Тотчас засвистели пули.
Он поспешно втянул голову в плечи, совсем как черепаха. Заодно, казалось,
втягивались в тело и его коротенькие ручки и ножки.
Крисс вскочил и несколькими прыжками достиг окопа.
Зинн подождал, пока до окопа добрался итальянец, и тогда перебежал сам.
Они остановились в дверях блиндажа, и первое, что бросилось в глаза
всем троим, был черный диск пластинки, вращавшийся на ящике патефона,
стоявшего в патронной нише бруствера.
- Ловко нас разыграли, - засмеялся Крисс. - А мы-то...
Тут его взгляд, так же как и взгляд Зинна, упал на лица делегатов
других батальонов. Солдаты стояли в ряд вдоль стенки блиндажа и молча
смотрели в землю.
- Да что вы все, онемели, что ли? - громко сказал Крисс. - Попадись мне
этот черный врун Джойс...
- Помолчи... - бросил кто-то из бойцов и показал глазами в угол
блиндажа. В полутьме Крисс увидел негра Джойса из батальона Линкольна. Рядом
с ним сидел на земле командир конных разведчиков Варга. Джойс сидел, охватив
голову ручищами.
Когда Варга услышал голос Крисса, он приподнял край серого солдатского
одеяла. Зинн, Крисс и итальянец увидели смятую кружевную мантилью и
разломанный надвое большой черепаховый гребень. Увидели и лицо певицы. Загар
словно сошел с него, и оно стало светлосерым, почти белым. Круглый открытый
лоб прорезала упрямая морщинка от переносицы до самых волос - черных,
блестящих.
Крисс шагнул было к телу, но попятился и провел рукой по лицу.
Итальянец на цыпочках подошел к микрофону и поднял адаптер, кружившийся
на пластинке.
- Мне очень жаль, сеньоры, что здесь нет... шарманки, обыкновенной
шарманки. Но я все же попробую... - Он кивнул Варге: - Прошу вас.
Варга послушно взял гитару.
В окопах и между линиями из микрофонов полился простуженный тенор
итальянца:
С дальней родины мы ничего не взяли,
Только в сердце ненависть горит.
Но отчизны мы не потеряли:
Наша родина теперь - Мадрид...
21
План операции предусматривал одновременный удар республиканцев на
нескольких участках мадридского фронта обороны. Удар бригады Матраи и
трехтысячного отряда анархистов имел целью выбить франкистов, засевших на
западной границе Каса дель Кампо, и бросить их под удар сильной группы
Барсело, наступавшей в более выгодных условиях со стороны Посуэло де
Аларкон. Анархисты были поставлены рядом с Интернациональной бригадой Матраи
потому, что ненадежность первых страховалась стойкостью вторых. Одновременно
с Матраи полковники Листер и Буэно должны были ударом на правый фланг
франкистов подготовить обходный маневр большой ударной группы, направленной
на треугольник Лос-Анжелос - Хетафе - Леганес, где закрепились вторая,
третья, пятая и шестая резервные колонны франкистов. Все это, вместе взятое,
должно было заставить главные силы мятежников вытянуться из клина по линии
аэродрома Хетафе - Леганес - Алькоркон - аэродром Куатро Вентос. В
перспективе была возможность отрезать от главных сил левое крыло мятежников,
состоявшее из первой и четвертой ударных колонн. Для этого от Посуэло де
Аларкон и Боадилья дель Монте должен был ударить Барсело своими силами,
состоявшими из 3-ей испанской и 11-й интернациональной бригад.
Силы мятежников были значительно многочисленнее республиканских, и на
их стороне было огромное преимущество в артиллерии, танках и прочей технике.
Не говоря уже о том, что республиканцы должны были беречь каждый снаряд
из-за отвратительного лицемерия "социалистов" разных стран, на словах
разыгрывавших друзей Испанской республики, а на деле старавшихся остаться
подальше от борьбы.
Судьба сражения в большой мере зависела от слаженности и интенсивности
первого удара фланговых групп: правой - Интернациональной бригады генерала
Матраи и анархистов, и левой - полковника Листера.
Сначала Матраи не придал значения тому, что произошло на участке
тельмановцев. Он спокойно слушал доклад Зинна. Но еще прежде, чем Зинн
договорил, со стороны переднего края донесся многоголосый крик "ура" и
тотчас ответившие ему лихорадочные очереди многочисленных пулеметов. Так
встречают неожиданную атаку.
Не дослушав Зинна, Матраи бросился в ход сообщения, ведущий к
командному пункту.
Энкель был уже там. Одною рукой он неторопливо поворачивал стереотрубу,
другою прижимал к уху телефонную трубку. Из спокойных отрывистых реплик
начальника штаба, подаваемых в аппарат, Матраи понял, что началась атака его
бригады. Она началась почти на целый час раньше, чем следовало, из-за того,
что над лесом взвились три цветные ракеты. Они были пущены именно в той
комбинации, которая должна была служить сигналом к атаке бригады Матраи. Кто
их пустил?.. Не рука ли врага подняла его бригаду, чтобы нарушить весь план
республиканского командования?..
Впрочем, сейчас было не до рассуждений: интернационалисты уже оставили
окопы, их фигуры то мелькали в стремительной перебежке, то, приникая к
земле, исчезали в пыли, поднятой ногами бойцов и разрывами снарядов. Первой
мыслью Матраи было: "Остановить людей". Но он тут же понял, что сделать это
уже невозможно. Не поддержать теперь порыв атакующих значило понести
напрасные потери и рисковать всей операцией.
Схватив телефонную трубку, Матраи вызвал штаб анархистов.
- Карутти! - В голосе Матраи появилась необычная хрипота.
Если анархисты не двинутся сейчас же, правый фланг Матраи окажется
открытым.
- Карутти, от тебя зависит...
Еще немного, и трубка, казалось, будет раздавлена в руках Матраи:
анархисты еще не были готовы.
- Карутти!..
Карутти обещал сделать, что можно, хотя...
Матраи бросил трубку. Видная в перископ цепь атакующих исчезала за
холмом, прикрывавшим позицию мятежников. Матраи знал: за этим холмом
проволока противника. По плану ее должны были прорвать республиканские
танки, а никаких танков не было - пехота шла одна... Если люди залягут под
проволокой...
Матраи соединился с начальником артиллерии.
С того конца провода ответил сердитый голос:
- Интенсивный огонь?.. Из двадцати-то орудий? При комплекте в двадцать
снарядов на орудие?!
Матраи оттолкнул руку Руиса, тянувшего его назад. Энкель что-то кричал,
но генерала уже не было в окопе. Он стоял за бруствером, прижавшись боком к
остаткам большого платана, и смотрел вперед, туда, где перебегали его
бойцы...
Чем поддерживать атаку, если артиллерия не может? Ведь на севере все
еще не слышно стрельбы. Значит, Карутти так и не поднял своих анархистов...
Нельзя, нельзя дать захлебнуться атаке!
Матраи быстро оглянулся, чтобы позвать адъютанта, но увидел Руиса рядом
с собою: адъютант не сводил с него восхищенных глаз.
Генерал с разбегу одним прыжком перемахнул через свой наблюдательный
пункт.
- Генерал!
- Лошадь!.. Скорей!
Сделав усилие, Руис опередил генерала. Под холмом, в полуразрушенном
подвале, стояли верховые лошади штаба. Матраи всегда держал их наготове. В
условиях действий в лесу он считал их надежней автомобиля.
Напрягая все силы, чтобы добежать до подвала раньше генерала, Руис уже
представлял себе бешеную скачку под огнем противника вдогонку за цепями
атакующей бригады. Но генерал поскакал совсем в другом направлении - вдоль
западной опушки Каса дель Кампо, к ипподрому. Единственной мыслью Руиса было
теперь: не отстать! Это было не легко, имея перед собою такого наездника,
как Матраи. Генерал не давал себе труда объезжать препятствия: на полном
карьере он заставлял коня перепрыгивать через остатки стен, через
нагромождения кирпича и балок, через поваленные деревья. Руис с восхищением
увидел, как конь переносит Матраи через поваленный ствол, зацепившийся
комлем за высокий, почти в рост человека, пень. Руису хотелось зажмуриться:
барьер был слишком высок! Он видел, как ощипанные пулями ветви ударили по
брюху лошади генерала, и даже услышал хлещущий звук этого удара...
В следующий миг ровный, звонкий поскок генеральского коня музыкой
отдался в ушах адъютанта. Этот звук и прыжок генерала были последними, что
слышал и видел поэт Хименес Руис. Конь адъютанта, словно обезумевший от
ревности к бешеной скачке несущегося впереди коня Матраи, тоже взвился над
поваленным стволом. Ничего другого он уже сделать и не мог. Разве только
разбиться об него грудью. Руис даже не расслышал легкого, едва уловимого, но
такого характерного стука копыт своего коня, задевших за барьер.
Мгновение - и конь лежал со сломанным позвоночником, придавив своим
телом ногу Руиса.
Увидев накрытые ветвями танки, Матраи соскочил с коня.
Танки! Эти неподвижные стальные громадины представились Матраи
олицетворением спокойной уверенности, которая выведет его разноплеменную
бригаду на путь победы. Машины стояли перед ним, как могучая, действенная
сила его партии - великого организатора побед борцов за свободу. Партия! И
тут, в тягчайших условиях она сумела протянуть ему свою руку, всегда такую
твердую, всегда такую родную!
В танках - молодые экипажи. Их боевой путь еще очень короток, но они
уже успели закоптиться в сражениях за республику. Пусть их всего четыре,
этих танков, но это именно то, что сейчас нужно Матраи!
Матраи готов был броситься на шею выбежавшему навстречу ему командиру.
Через несколько минут командирская машина уже чихала и стреляла
застывшим мотором. Когда она двинулась, командир головного танка не сразу
заметил, что за башнею, на броне, ухватившись за край люка, стоит на коленях
Матраи. Генерал едва успевал нагибаться, чтобы его не сбило сучьями ломаемых
деревьев. Командир хотел придержать машину, чтобы спустить генерала на
землю, но тот крикнул что было сил:
- Вы меня едва не забыли!
И повел на него такими налитыми кровью глазами, что командир только
крепко выругался и втащил генерала в башню. Там было слишком тесно для двоих
- люк поневоле остался полуоткрытым.
Генерал с трудом вытащил карту и молча нацелился пальцем в слово
"Умера". Толчки машины, переваливающейся через пни, ныряющей в канавы и
воронки, не сразу позволили попасть в это слово. Командир кивнул головой и
сильным нажимом на плечо заставил Матраи скрыться в люке.
Все четыре машины с ходу прорвали проволоку и две линии окопов
противника и, выскочив из лесу, понеслись к деревне Умера, где были
сосредоточены резервы левого крыла мятежников. Пользуясь тем, что командир
занят управлением, Матраи высунулся из башни и увидел, что атакующая пехота
его бригады осталась уже позади.
- Тише!.. Не отрывайтесь! - кричал он в ухо танкисту, но тот не слышал,
и машины продолжали нестись по открытому полю. Впереди, сбоку, сзади
взвивались черные фонтаны земли: мятежники пытались отрезать танкам путь к
деревне и назад, к своим. Генерал понял, что нельзя ни замедлить ход машин,
ни развернуться. Оставалось одно - вперед, только вперед.
Франкистские снаряды беспорядочно ложились по сторонам.
Танки ворвались на улицу Умеры. Матраи видел, как изо всех домов
выбегали солдаты и строились вдоль улицы. Тут были "регулярес", легионеры и
много марокканцев.
Танки докатились до маленькой площади, где легионеры торопливо
строились в ряды. Было видно, как широко разевают рты офицеры, выкрикивая
команды. Слов не было слышно: моторы ревели, лязгали гусеницы, все
грохотало.
От колонны легионеров отделился офицер и побежал навстречу танкам. Танк
замедлил ход. Офицер сорвал шлем и закричал, покраснев от натуги:
- Виска итальяно!
Его крик восторженно подхватила вся площадь.
Командир танка нагнулся в люк:
- Вперед!.. Огонь!..
Брызнули огнем стволы танковых пулеметов. Охнула пушка.
Танк грохотал. В стене двухэтажного дома напротив мгновенно
образовалась дыра, медленно затянувшаяся белым облачком известки. Снаряды
рвались, заставляя разбегаться выстроившихся легионеров.
Танк обогнул площадь, давя гусеницами прижимавшихся к стенам солдат.
Слышен был скрежет стали по камню. Обойдя площадь, танк двинулся дальше по
улице. В конце ее его встретил организованный огонь франкистов. Они успели
попрятаться в дома. Изо всех окон сверкали выстрелы. Матраи отчетливо
слышал, как стучат по броне пули.
Впереди появились марокканцы. Они пытались втащить пушку в ворота дома.
Пушка застряла. Танк прибавил ходу, правою гусеницей наехал на марокканцев,
на пушку - и двинулся дальше.
Окраина деревни. Танк остановился. Матраи попытался в перископ
рассмотреть, что делается между Каса дель Кампо и Умерой. Было похоже, что
атака остановилась. Пехотных цепей не было видно, но разрывы франкистских
снарядов ложились полукругом, огибая Умеру. Такою же размашистой дугой
вспухали в воздухе пушистые дымки шрапнелей. Матраи склонился к уху
танкиста: нужно окончательно парализовать резервы в Умере, чтобы не дать им
контратаковать бригаду; нужно вернуться к бригаде и заставить подняться
залегшие цепи. Бригада должна итти вперед, только вперед!
Танкист развернулся и двинулся обратно по деревне тем же путем. Улица
опустела. Мостовая была запятнана кровью. Стреляли изо всех окон домов.
Впереди был виден не успевший развернуться второй танк. Чтобы дать дорогу
командиру, он стал пятиться.
Легионеры на руках вытащили пушку на плоскую крышу дома и успели дать
два выстрела по пятившемуся танку. Второй выстрел сбил у него пулемет.
Матраи показал командиру на пушку, стоявшую на крыше. Танк остановился. Его
пушка замерла и, словно подумав, дала выстрел. Снаряд прошел под карнизом и
разорвался. Крыша, пушка на ней, легионеры - все провалилось внутрь дома. Но
в тот же момент эта пушка успела послать свой последний, шальной снаряд, и
гусеница второго танка взлетела над роликами и со звоном упала на мостовую.
Подбитый танк яростно повернулся вокруг собственной оси и замер,
отстреливаясь из пушки. Командир осторожно обогнул его на тесной площади и
остановился. Прежде чем Матраи понял, в чем дело, он увидел командира на
мостовой набрасывающим цепь на крюк подбитого танка. Танки медленно
двинулись прочь от площади, трещавшей выстрелами. Вслед им дробно зазвонил
церковный колокол от угодившей в него пулеметной очереди.
Матраи осмотрелся. Он увидел, как из окон дома слева, оставляя за собою
черный дымный след, полетели в танк бутылки с бензином, обмотанные ватой.
Над дверью этого дома Матраи увидел вывеску: "Аптека".
Горящий бензин разливался по броне и огненными струйками стекал в
смотровую щель, под щиток. Становилось нечем дышать. Матраи потянулся к
люку, чтобы откинуть крышку, но артиллерист схватил его за руку. На крышку
люка упала бутылка. Огонь потек в башню.
Осмелевшие марокканцы высовывались из окон и кидали бутылки в медленно
ползущие танки.
Взвыл мотор. Все в танке загремело так, что Матраи втянул голову в
плечи. Мотор ревел на предельных оборотах. Если бы не танк, взятый на
буксир, они быстро выбрались бы из деревни.
Матраи закрыл лицо руками от невыносимого жара. Сквозь пальцы посмотрел
в щель. Два отставших танка держали под огнем выход в поле, не давая
франкистам высунуть нос из домов. Теперь танки повернулись к деревне и
прикрыли отход горящих машин.
Матраи выскочил из своего танка и послал два уцелевших на поддержку
своей залегшей бригаде. Еще издали он увидел далеко влево перебежку:
наконец-то атаковали люди Карутти.
Танки повернули вдоль франкистских окопов второй линии, под проволокой
которых залегли интербригадовцы. Матраи ясно видел на желтой, изрытой
темными воронками земле синие пятна комбинезонов своих бойцов. Он увидел
знакомые лица тельмановцев, линкольновцев, гарибальдийцев.
Добежав до воронки, он бросился на землю и распластался рядом с кем-то,
толкнувшим его в углубление воронки.
На Матраи глядели большие смеющиеся глаза Варги. Его широкое загорелое
лицо стало почти черным от грязи. Матраи приподнялся и увидел чей-то коротко
остриженный затылок. Этот затылок мерно вздрагивал в такт пулемету, из
которого стрелял доброволец. Но Матраи не слышал выстрелов. Он ничего не
слышал - в ушах все еще стоял гул танка. Он притянул к себе голову Варги:
- Где Энкель?
Варга понял, что Матраи ничего не слышит. Венгр жестами показал, что
начальник штаба далеко сзади.
Милый, педантичный Энкель! Но, честное слово, Матраи не мог поступить
иначе! Может быть, ему простят...
Он взял у Варги бинокль и оглядел фронт атаки.
- Я на КП! - крикнул он Варге и выскочил из воронки. Варга увидел, как
он, пригнувшись, делал длинные перебежки в сторону Каса дель Кампо.
А Матраи казалось, что вслед ему несется напев атакующих:
Несем свободу
На дулах ружей -
Но пасаран, но пасаран!..
Всякий раз, поднимаясь с земли, он должен был заставлять себя не
повернуть вслед этой песне, а бежать назад, в поисках своего начальника
штаба.
Все планы Франко
Мы в прах разрушим -
Но пасаран, но пасаран!..
К вечеру стало ясно: несмотря на все, операция увенчалась успехом. Но
одновременно стало известно и другое, совсем не такое ободряющее событие:
правительство Ларго Кабальеро покинуло Мадрид. Министры-коммунисты хотели
остаться в осажденном городе, чтобы выполнить решение своего Центрального
комитета защищать столицу до последнего вздоха. Но и они должны были
последовать за премьером под угрозой, что нарушение его приказа послужит
сигналом к срыву единого фронта демократических партий. В наскоро
набросанной директиве Кабальеро передавал оборону Мадрида заботам также
наскоро образованного совета. Но душою обороны стала коммунистическая партия
во главе с Хосе Диасом и Долорес Ибаррури. Член ЦК компартии Педро Чека
получил указание подготовить все к переходу в подполье. Коммунисты решили не
сдаваться, даже если мятежникам удастся ворваться в столицу.
Была уже ночь, когда Матраи поехал в город, чтобы побывать в
Центральном комитете. Нужно было поговорить с Диасом и Ибаррури.
Выбравшись пешком за пределы Университетского городка и госпиталя, он
задержал первый попавшийся автомобиль и приказал отвезти себя в центр. Минуя
здания министерств, он замечал следы их поспешной эвакуации: груды бумаг,
ящики, горы мешков с документами. Но нигде ни одного чиновника.
Приблизившись к военному министерству, Матраи с удивлением увидел, что в
зеркальных окнах великолепного фасада зажегся яркий свет. Матраи остановил
автомобиль: недосмотр или злой умысел? Свет в окнах сейчас, когда фашистские
бомбардировщики не оставляют город в покое?..
Свет в окне не погас. Он загорался и в других окнах.
Матраи поспешно взбежал по ступеням подъезда. Дверь в вестибюль была
распахнута. Два старика-швейцара сидели по сторонам входа. Матраи с
удивлением смотрел на них: никогда еще они не выглядели так торжественно и
никогда еще на них не было столько позументов!
Старики вытянулись при появлении Матраи и низко поклонились, ничуть не
удивившись его появлению, как если бы он был тут уже не первым посетителем.
- Что означает этот парад? - сердито спросил он.
Они поклонились еще раз, но ничего не ответили.
Матраи взбежал по мраморной лестнице и повернул выключатель огромной
люстры. Сияние хрустальных блесток растаяло в наступившей темноте. Матраи
бросился в зал. Он перебегал от выключателя к выключателю, и сверкающие под
потолком сигналы пятой колонны гасли один за другим. Но Матраи заметил, что
по мере того, как он гасит свет, там, впереди, в других комнатах свет
загорается. Матраи устремился вперед, на ходу вынимая пистолет. Стук его
шагов гулко отдавался под высокими сводами пустых комнат. Загоревшийся было
в конце анфилады свет тотчас погас. Матраи показалось, что у дальней стены
он заметил маленькую фигуру человека. Не раздумывая, он выстрелил несколько
раз. Грохот выстрелов прокатился по залам оглушительным эхом. Из-за этого
грохота Матраи не слышал, как захлопнулась дверь за тем, в кого он стрелял.
Не слышал он и негромкого стона после своих выстрелов.
Матраи с разбегу больно ударился в темноте о дверь. За нею темнел
провал внутренней лестницы. Матраи постоял в раздумье и вернулся к подъезду.
Швейцары попрежнему стояли по сторонам входа. Лица их были равнодушны.
Через несколько минут после того, как Матраи ушел из военного
министерства, из его бокового подъезда вышел невысокий человек в темном
костюме и больших роговых очках. Он побежал вдоль стены к деревьям бульвара,
придерживая правой рукой беспомощно висящую левую.
Позднее, когда Матраи вошел в кабинет Пассионарии, он встретил там
Михаэля Кеша. Левая рука журналиста висела на перевязи. При входе Матраи он
как раз рассказывал Долорес, как был ранен утром, когда наблюдал за атакою
листеровцев на правое крыло франкистов.
- Эти трусы бежали, как крысы... фашистская сволочь! - с пафосом
воскликнул Кеш.
В ночь с 6 на 7 ноября 1936 года Франко дал приказ своим войскам -
взять Мадрид. Генеральный штурм города должен был начаться на рассвете 7
ноября.
К утру несколько свежих таборов марокканцев, поддержанных итальянскими
танками, прорвали линию обороны республиканцев в Каса дель Кампо и стали
продвигаться к восточной окраине парка. Им на помощь подходили все новые
батальоны. Иностранный легион и итальянская бригада "Стрела", с трудом
преодолевая упорное сопротивление республиканцев, ворвались в Карабанчель
Бахо, и командовавший франкистской колонной Баррон послал кавалерийскую
бригаду в обход Карабанчеля, чтобы отрезать путь отходящим республиканцам.
К штабу командующего одной из дивизий мятежников - Варела прибыл
огромный автомобиль-фургон, доставивший генералу Мола подарок наваррской
организации рекетистов - белого коня для въезда в Мадрид.
Но задуманный фарс не состоялся. Республиканский Мадрид был готов к
отпору. Город уже был опоясан окопами, перегорожен баррикадами. Траншеи
изрезали площади и парки. Рабочие дружины сливались в бригады. На фронт шли
новые и новые пополнения. Уже сражались первые бригады регулярной
республиканской армии, возникавшей под огнем. На улицах Мадрида, прилегающих
к скрещению проспекта Алкала с Авеню Прадо и Авеню Свободы, собиралась
демонстрация. Невзирая на усилившийся артиллерийский обстрел города и налеты
немецких "Юнкерсов" и итальянских "Капрони", простой народ Мадрида
стягивался к площади Кастеляр, на которой была воздвигнута скромная трибуна.
Около девяти часов утра, когда Матраи повернул свою наступающую бригаду
к югу и ударил во фланг маврам, ворвавшимся в Каса дель Кампо, когда пятый
полк бегом подоспел к восточной окраине Карабанчеля и остановил африканскую
конницу Баррона, когда соединения "Капрони", окруженные "Фиатами", бомбили
республиканские позиции у Хетафе, когда агенты пятой колонны нацеливали
"Юнкерсы" на военные объекты в городе, - в эти минуты на трибуну площади
Кастеляр поднялись члены Центрального комитета Коммунистической партии
Испании - Хосе Диас, Долорес Ибаррури и Педро Чека.
Оркестр приветствовал их республиканским гимном.
Хосе Диас поднял руку, призывая собравшихся к молчанию. Но прежде чем
он успел что-либо сказать, ряды демонстрантов раздались - из-за деревьев с
бульвара, окружающего военное министерство, беглым учебным шагом
приблизилась небольшая колонна бойцов в синих комбинезонах. Они бежали по
трое в ряд: средний с флагом, двое по бокам, как ассистенты у знамени. Они
приблизились к трибуне: бежавший впереди комиссар, с красною повязкой на
рукаве, взбежал на трибуну и, отдав честь членам ЦК, крикнул собравшимся на
площади:
- Мадридцы, вам шлют свой боевой привет солдаты двадцати одной
национальности, собравшиеся под знаменем Интернациональной бригады генерала
Матраи для защиты свободы Испании. Бригада ведет бой в Каса дель Кампо, у
нас нет времени присутствовать на вашем параде. Мы вручаем вам эти флаги и
снова идем в бой. Да здравствует Испанская республика, да здравствует
свобода, да здравствует передовой отряд испанского трудового народа - партия
коммунистов!
Его спутники поставили перед трибуной двадцать один флаг. На каждом
было написано наименование батальона, приветствующего мадридцев, и короткий
лозунг на языке той национальности, которая посылала флаг.
Их было восемь - батальонов бригады Матраи: батальоны Тельмана,
Гарибальди, Жана Жореса, Домбровского, Линкольна, Ракоши, Андре и
Пассионарии. Представителями бойцов двадцати одной национальности в этих
батальонах на двадцати одном языке был начертан лозунг: "Не пройдут!" -
по-немецки, по-английски, по-польски, по-итальянски, по-голландски,
по-фламандски, по-венгерски, по-шведски, по-сербски, по-болгарски,
по-норвежски, по-испански. Были буквы, которых народ на площади не мог
разобрать: греческие, армянские, еврейские, китайские, арабские...
Когда последний флаг был поставлен перед трибуной, комиссар отдал честь
народу и вернулся к своим спутникам, стоявшим шеренгой перед трибуной:
- Налево!.. В бой, бегом... Марш!
Маленькая колонна солдат в синих комбинезонах быстрым шагом удалилась к
бульвару, за деревьями которого ее ждали грузовики. Над площадью неслось:
- Смерть фашистам!.. Они не пройдут!..
Хосе Диас взял микрофон.
Он говорил, пересиливая шум авиационных моторов: над цирком, над
госпиталем Сан Хуан де Диос, над вокзалом Аргандэ, даже над парком эль
Ретиро шел ожесточенный бой между фашистскими самолетами, рвавшимися к
демонстрации, и отгонявшими их республиканскими истребителями. Истребители
были маленькие, тупоносые. В бездонной синеве неба они сверкали как залог
конечной победы, той победы, которая рано или поздно будет взята в боях,
победы, при мысли о которой уста всех борцов за республику шептали с
надеждою:
- Виска ла република!
22
Нед должен был себе признаться: он заблудился.
Это случилось из-за того, что он послушался француза, советовавшего
забрать как можно ближе к побережью, чтобы обойти район франкистских
аэродромов, где легко могли сбить. Никто его не сбил, а приходится садиться
в расположении франкистов из-за того, что нехватило горючего. Ему никогда не
доводилось летать над этими горами, - путаный рельеф ввел его в заблуждение.
Лететь бы напрямик - и он был бы уже у республиканцев.
Нед с беспокойством посмотрел на указатель последнего бака. Стрелка
подрагивала рядом с нулем. Дай-то бог, чтобы хватило времени выбрать место
для посадки. Дело не только в том, чтобы не поломать "Моль", а и в том,
чтобы не взлететь на воздух самому: на кой чорт он взял эту коробку с
капсюлями, когда вся машина набита взрывчаткой!..
Нед вполоборота посмотрел на заднее сиденье, где, поджав длинные ноги и
надвинув на глаза шляпу, спал его спутник.
- Эй, Нокс!.. Гемфри!.. - крикнул Нед.
Повидимому, шум мотора заглушал его голос. Нокс даже не пошевелился.
Между тем багажник, где лежали проклятые капсюли взрывателей, был расположен
за спинкой именно того сиденья, на котором спал Нокс. Выбросить их с
пилотского места Неду не было никакой возможности.
- Гемфри, проснитесь!..
Углекоп не шевелился.
Тогда Нед, пошарив в кармане, отыскал шестипенсовик и запустил им в
пассажира.
Гемфри отодвинул шляпу с лица и удивленно огляделся.
Нед поманил его к себе движением пальца и крикнул ему в самое ухо:
- Капсюли! Понимаете: нужно выкинуть коробку с капсюлями, - и жестом
попытался пояснить свои слова. - Возможна плохая посадка... Поняли?
Нокс ответил кивком головы и действительно тут же полез в багажник. Нед
успокоился и сосредоточил все свое внимание на управлении самолетом. Поэтому
он уже не видел, как Нокс, достав из багажника жестянку с капсюлями, вместо
того чтобы выбросить ее в окошко, сунул себе за пазуху. После некоторого
размышления он снова нагнулся к Неду.
- Будете садиться? - И получив его утвердительный кивок, спросил: - Где
мы?
Нед пожал было плечами, но потом ответил:
- Внизу, вероятно, франкисты.
Нокс откинулся на своем стуле и после короткого размышления достал из
багажника несколько небольших жестянок с динамитом. Быстрыми умелыми
движениями опытного запальщика приладил к динамиту запалы и готовые заряды
рассовал по карманам. После этого спокойно прислонился к окошку и принялся
наблюдать за проносившейся под самолетом землей.
Солнце скрылось за горизонтом. Все просветы между горами были заполнены
темносерой мутью. Самое трудное освещение: когда исчезают тени!
Нед увидел серпантин дороги. Ленточка распрямилась и побежала прямо.
Дорога... Значит, там было ровное место.
Нед стал плавными кругами спускаться в долину, сжатую горами. Стоило
перебрать немного крена, и тот "Джипси", что оказывался наверху, начинал
зловеще чихать.
Дорога была пуста.
Может быть, еще удастся выкарабкаться из переделки?..
Только бы раздобыть бензин, а взлететь-то он сумеет и с чайного блюдца!
Лишь бы сесть, спасти самолет и самих себя. Они еще пригодятся
республиканцам! Недаром же он выдержал столько издевательств на последнем
французском аэродроме. Не будь он англичанином, его бы, наверно, и не
выпустили... Но хорош он будет тут, в тылу франкистов, с республиканским
пропуском, с письмами дель Вайо, с кабиной, набитой взрывчаткой!
Нед криво усмехнулся и осторожно дал от себя.
"Моль" тянула над самой дорогой.
Она предательски вяло реагировала на движения рулей.
"Ну, ну, милочка, только не проваливаться. Осталось совсем немножко".
Выровненная машина теряла остатки скорости.
Нед убрал сектора, хотя карбюраторы и так были, вероятно, сухи.
Выключил контакты.
"Ну, маленькая! Теперь чуть-чуть на себя... Прекрасно, дорогая!.. Очень
хорошо... ты у меня умная старушка!"
"Моль" сделала несколько мягких прыжков. Костыль проскрежетал по
щебенке шоссе. Нажим на тормоза. Машина остановилась.
Нед не спеша стащил перчатки и размял пальцы. Перчатки он заботливо
засунул сбоку сиденья, чтобы не искать при вылете. Аккуратно перекрыл все
краны. Приподнялся на сиденье и пощелкал пальцем по главному баку. Бак
зазвенел, как пустая бочка. Крылья глухо отозвались.
Только бы раздобыть бензин!
Нед отворил дверцу и, насвистывая, соскочил на землю.
Нед любил свое ремесло и любил полеты. Он был уверен, что воздух - это
и есть та самая настоящая, единственная сфера, где он чувствует себя самим
собою. Без всяких "но". А вот ведь стоит ступить снова на землю - и... снова
любишь ее.
Нед рассмеялся, нагнулся к земле и похлопал по ней ладонью. Теплая
мягкая пыль клубком взлетела из-под руки.
Из самолета, неуклюже выпростав длинные ноги, вылез Нокс. Он потянулся,
как человек, у которого затекли все члены, и широко зевнул.
- Что дальше? - спросил он у Неда.
- Нужно раздобыть бензин.
Нокс недоуменно огляделся:
- Не вижу лавки... - И уже совершенно серьезно: - Вы уверены, что мы у
франкистов?
- Буду рад, если они не поспешат доказать нам это.
- Значит... нужно добывать бензин поскорее?
- Да.
- Что там, на вашей карте: какое-нибудь селение, что-нибудь в этом
роде?
Нед покачал головой:
- Соваться в селение?.. Лучше поищем дорожную колонку. Моя "Моль"
как-нибудь переварит несколько галлонов автомобильного бензина... Пофыркает,
но дотянет.
- Тогда вы побудьте здесь, а я схожу на поиски, - сказал Нокс, ощупывая
карманы с динамитными патронами.
- Только, пожалуйста, осторожней, - сказал Нед и протянул углекопу свой
пистолет.
- А вы? - спросил тот.
- Мне с "Молью" все равно не спрятаться. Если уж они нас обнаружат, то,
наверно, явятся целой дивизией.
- Я быстро, - сказал Нокс и зашагал по дороге.
- Эй, Гемфри, - крикнул ему вслед Нед, - а деньги-то у вас есть?
- Что?
- Говорю: деньги!
- А-а! - вместо ответа неопределенно крикнул Нокс, и Нед увидел, как
вспыхнула спичка, на миг ярко осветив лицо закуривающего углекопа.
- Вы неважный разведчик, Гемфри! - насмешливо крикнул Нед.
- Папироса может мне понадобиться.
Нед уже не мог видеть, как с этими словами Нокс вынул из кармана
динамитный патрон и поудобнее зажал его в кулаке.
Силуэт углекопа скоро исчез на темносером фоне гор.
Нед огляделся - кругом было уже довольно темно. Что же, так и оставить
"Моль"? А если кто-нибудь, кто будет ехать по дороге без света, врежется в
самолет?.. Впрочем, своими силами Нед все равно не сможет откатить "Моль" с
дороги.
Он отошел на несколько шагов, сел в траву и закурил.
Трава была мокрая и холодная. Как тут холодно! Наверно, высоко... Он
даже не взглянул на альтиметр. Впрочем, неважно.
Брр! Даже после холода наверху - ни малейшего потепления.
Нед не заметил, как голова его опустилась на руки и недокуренная
папироса выпала из разжавшихся пальцев, зашипела в заиндевевшей траве и
погасла.
Он очнулся от пробравшего его озноба. Какой чертовский холод! Нужно
взять в кабине самолета термос. Хочется хлебнуть горячего!
Однако сколько же он тут спал? Почему еще нет Гемфри?.. Бедняге тоже,
наверно, не жарко в его пиджаке!..
С этой мыслью Нед упругим движением поднялся на ноги и замер в
изумлении: перед ним стояли двое. Они были бородаты, оборванны. Оба держали
наведенные на него ружья.
"Кто?"
На всякий случай Нед дружелюбно рассмеялся и протянул им папиросы. Те
опустили ружья и осторожно взяли по папиросе. Нед старался найти
какие-нибудь признаки, которые позволили бы определить, к какому лагерю
принадлежат бородачи. На них были рваные мундиры и до того измятые кепи, что
нельзя было определить их форму. Но как только солдаты заговорили между
собой, сомневаться было уже не в чем: то были итальянцы, значит - франкисты.
Нужно было что-то придумать.
Нед ткнул себя в грудь и весело сказал:
- Германа.
Один из бородачей вложил пальцы в рот и пронзительно свистнул. Через
несколько мгновений Нед был окружен группой людей, бесшумно возникших из-за
лежащих вокруг камней. У них были обычные лица солдат отступающей армии,
измотанных голодовками и бессонницей.
После первых же слов Нед понял, что ни один из них не знает по-немецки.
Нед же не знал по-итальянски.
Пока Нед рассматривал эту группу, несколько других итальянцев с
жадностью завзятых мародеров рылись в самолете.
Двое первых сидели по сторонам Неда, снова опустившегося на землю, и
молча курили его сигареты. Потом тот, что распоряжался, велел всем итти за
ним.
Он остановился в сотне шагов от дороги, за огромным камнем. Нед вдруг
увидел отсвет пламени на его серой поверхности. Он быстро оглянулся, и
яростное проклятие сорвалось с его уст: на дороге ярким костром пылала
"Моль". Нед с поднятыми кулаками бросился к самолету, но удар приклада
повалил его на землю. Ему тут же скрутили за спиною руки. Нед не намерен был
сдаваться без боя, но итальянцев было слишком много.
Он не мог понять, что происходит. Или они не поверили тому, что он
немец? Потащат теперь в какую-нибудь комендатуру. Только бы там нашелся
кто-нибудь понимающий по-английски.
Нед ни на минуту не терял хладнокровия, но было чертовски досадно, что
все так глупо вышло.
Вдали на шоссе мелькнул сноп белого света. Автомобиль! Ну, старина,
теперь держись! Прежде всего нужно заявить, что ты британец!..
Автомобиль остановился неподалеку от горящего самолета. Из машины вышел
человек небольшого роста. Итальянцы окружили его.
Нед слышал их взволнованные голоса и спокойный голос автомобилиста. Он
не был итальянцем, - он то и дело заглядывал в словарь.
Нед поднял голову и крикнул:
- Послушайте!
Тот обернулся, посмотрел на Неда.
- Подойдите-ка! - крикнул Нед.
Но автомобилист отвернулся и стал просматривать бумаги, отобранные
итальянцами у Неда. Нед терял терпение.
- Эй, вы, послушайте!.. - Если он не знает английского, то уж
по-немецки-то или по-французски наверняка говорит! Но проезжий только еще
раз молча посмотрел на Неда. Нед готов был дать голову на отсечение:
автомобилист слышал и понял все, что кричал Нед, - каждая черточка его лица,
вплоть до глаз, прикрытых большими очками, была отчетливо видна Неду в ярком
свете горящей "Моли". Но какого же тогда чорта?..
Нед потерял терпение:
- Эй, вы!.. Чорт побери, идите же сюда!
Но вместо ответа автомобилист положил в карман бумаги Неда, - Нед это
отлично видел, - и что-то сказал итальянскому капралу. К Неду подошло
несколько солдат. Они подняли Неда на ноги и подвели к скале. Нед
прислонился к ней спиною, но итальянцы повернули его к камню лицом...
Неду показалось, что он слышит в горах звонкое эхо взрыва. Будто один
за другим рвались динамитные патроны.
Нед хотел обернуться, но то же горное эхо подхватило и понесло,
умножая, одинокий винтовочный выстрел...
Старший из итальянцев передернул затвор винтовки, загоняя в патронник
новый патрон.
Человек в очках курил, прислонившись к своему автомобилю.
Старший итальянец опустился возле него на дорогу.
- Ну?
- Все сделано, как вы приказали, синьор...
Проезжий уселся в свой автомобиль.
- Извините, синьор, - робко сказал итальянец, - если меня спросят, кто
приказал расстрелять немецкого летчика... - он сделал ударение на слове
"немецкого" и добавил: - Я хотел бы знать ваше имя, синьор.
- Люк Маро.
Солдат козырнул вслед отъезжающему автомобилю, и скоро свет фар исчез
за поворотом.
23
Катастрофа разразилась так, как разражаются обычно все катастрофы, -
неожиданно, хотя ее жертвы, горняки с копей лорда Крейфильда, не раз
предупреждали о ее приближении. При своем последнем посещении хозяина они
решительно заявили, что считают несчастье неизбежным. Но, вероятно, именно
поэтому леди Маргрет столь же решительно запретила Бену тратить хотя бы
фартинг на техническое улучшение шахт. Она назвала шахтеров дрянными
вымогателями.
И вот теперь приходилось расхлебывать скандал и поднятую вокруг него
газетную шумиху!
Бен не мог понять, за каким чортом рабочие лезли в эти проклятые шахты,
если знали, что дело так плохо? В шахте похоронено четырнадцать человек, и
еще до тридцати спасательная партия не может докопаться, а он виноват.
Если бы это могло помочь делу, Бен готов был внести что-нибудь в фонд
помощи пострадавшим, который собирал профсоюз. Но как это сделать? Не может
же он официально послать свой взнос, чтобы стать потом посмешищем всей
прессы.
Эти мысли тоскливо текли в мозгу Бена, пока он разглядывал кружева
вокруг шеи королевы Виктории на портрете, висевшем прямо против
председательского места... Эта настойчивая старушка умудрилась провести
восемьдесят три войны так, что на острове заметили только одну из них... А
теперь каждый пустяк возбуждает необузданные страсти. Никто не щадит
человеческих нервов...
Бен отвел глаза от Виктории и кивнул головой Флемингу, закончившему
чтение протокола. Бен не дал себе труда вслушаться в то, что читал
секретарь, даже не слышал заключительной фразы. Привычное ухо реагировало
лишь на заключительную интонацию Флеминга.
- Джентльмены... - машинально произнес Бен.
- Господин председатель!..
Бен таким же автоматическим кивком предоставил слово португальскому
послу, но тут же удивленно вставил в глаз монокль: почему этот субъект лезет
вперед?.. Бен привык к тому, что Португалия - лишь черный ход в Испанию,
ключи от которого всегда лежали в английском кармане. Англичане привыкли к
тому, чтобы португальцы держали руки по швам - и вот, извольте! Откуда у
этого господина столько развязности? Неужели Англия и там уступает свои
вековые позиции немцам?
Однако лицо Бена, тем и знаменитое на все министерство, что на нем
никогда ничего нельзя было прочесть, не отражало его мыслей. Он чуть-чуть
приподнял бровь, и монокль упал в подставленную ладонь.
Сеньор Франсиско де Калейрес э Менезес говорил с пафосом, иногда
картинно ударяя себя указательным пальцем в грудь. При этом Бен машинально
делал кивок, хотя и не давал себе труда слушать португальца.
Взгляд Бена вернулся к королеве. Некоторое время они смотрели друг на
друга - он и Виктория. Потом Бен оглядел лица других знаменитых британцев,
украшавших стены Комнаты Послов.
Когда эту комнату отвели для заседаний комитета, Бен обиделся: тут
никогда не собирали конференций первого сорта. Но потом он смирился, поняв,
что роль его комитета в том и заключается, чтобы без большого шума
похоронить невмешательство и превратить его в едва замаскированную помощь
франкистам... И все-таки со всем этим оказалось бог знает сколько возни! А
виноваты французы - затеяли такую суету. Хотя вот этот Корбэн - вполне
достойная личность.
Бен осторожно покосился на французского посла. Корректная фигура
старофранцузской дипломатической школы. Никакой вертлявости. Вполне, вполне
корректен. Хоть и считает себя республиканцем, но в его посольстве никогда
не встретишь даже члена палаты общин. А журналистов старина Корбэн боится,
как чумы...
Португалец в последний раз, с особенной силой, стукнул себя по манишке
и умолк.
- Джентль... - монотонно начал было Бен, но Риббентроп заговорил,
прежде чем получил слово. Дурно воспитанный тип! Такого уже не пустишь ко
двору. Он способен и там вытянуть лапу и завопить: "Хайль Гитлер!" Новейший
тип Джинго немецкой формации. Все в лоб, никаких церемоний.
Бен отвел от Риббентропа глаза. Но голос германского посла был так
резок, что от него не было возможности отвлечься. И, конечно, как всегда,
полное отрицание очевидных фактов нарушения невмешательства, доказанных на
прошлом заседании советским послом. А вот начинаются и обычные выпады
Риббентропа: грубость прусского юнкера пополам с развязностью коммивояжера.
Наверное, сейчас вылезет Гранди. Этот будет поддерживать своего
немецкого коллегу. Начнет все валить на пропаганду марксистов. Интересно:
при слове "марксист" над переносицей Гранди вспухает короткая жилка.
А теперь, конечно, очередь советского посла. Сейчас он с цифрами и
фактами в руках докажет, когда и сколько ящиков с немецкими ружьями
выгружено в Лиссабоне или миновало португало-испанскую границу; сколько
немецких аэропланов проследовало в порт Виго; сколько шведских пушек
разгружено в Ла Корунье. Расскажет, сколько немецких солдат высадилось в
Кадиксе и какие итальянские части прибыли в Мадрид. В этом крошечном
человеке огромный запас энергии! Ну, так и есть: в глазах русского светится
злой смех... Дипломатия совершенно новой школы - ничего общего ни с одним из
сидящих за столом.
- Мы должны быть благодарны господину итальянскому послу за то, что он
располагает столь свежей информацией с фронта, которой нет даже в газете, -
слышится высокий голос русского.
- Новости есть: ваших друзей бьют! - кричит Гранди.
Русский сдержанно улыбнулся:
- Rira bien, qui rira dernier*, господин посол. Я повторяю: итальянский
посол распол...
