Чингиз Абдуллаев. Уйти и не вернуться
страница №2
...одили специальную подготовку?- Дважды. Даже бывала в вашей зоне, - добавила Падерина.
- В зоне, - он задумался. Повернулся, подошел к столу и вдруг резко
быстро бросил тяжелую книгу. - Держи.
Затем еще одну.
- Отбивай.
Она успела схватить первую и отбить вторую. Книга полетела через
всю-комнату и, ударившись об стену, упала на пол.
- Черт с вами, - сказал Асанов, возвращаясь на свое место. Можете
оставаться.
- Вас, кажется, волновали еще какие-то проблемы женского организма? -
спросил Затонский.
Акбар, чуть покраснев, махнул рукой.
- Все. Свободны.
Когда за ушедшими закрылась дверь, генерал Затонский заметил:
- Они оба прошли Афганистан. Это, наши лучшие офицеры. Падерина
работала и в других странах. Она владеет пятью языками.
- Простите, генерал, - спросил вдруг Асанов, - а где вы были в декабре
семьдесят девятого?
Генерал посмотрел ему в глаза.
- В Кабуле. В составе группы прикрытия, - просто ответил Затонский. -
"Альфа" штурмовала дворец, а мы везли Бабрака Кармаля. Чтобы успеть передать
обращение к нашим войскам.
VI
Бабрака Кармаля везли из Чехословакии, где он был послом. Специальная
группа 8-го отдела Первого Главного управления КГБ СССР вылетела в Прагу. В
ее состав входил и молодой офицер, капитан Затонский. Бее было окончательно
решено в Москве. Амина должен был заменить Бабрак Кармаль. Собственно,
последний мог стать лидером еще в апреле семьдесят восьмого года, но
расколовшаяся на два враждующих лагеря Народно-демократическая партия
Афганистана начала фракционную борьбу. Фракция Парчам, куда входили Hyp
Мухаммед Тараки и Хафизулла Амин, взяла верх над фракцией Хальк,
возглавляемой Бабраком Кармалем. Лидеру проигравшей фракции пришлось
согласиться на унизительно невзрачную должность посла Афганистана в
Чехословакии.
Но сторонники фракции Хальк в стране остались. Особенно много их было в
армии и в местной госбезопасности, заново сформированной советскими и
называемой Хедимате Ателаате Давлати (ХАД).
В свою очередь, склоки в победившей фракции Парчам привели к тому, что
Амин сумел в результате убрать Тараки. Терпение Андропова лопнуло. Теперь
однозначно делалась ставка на Бабрака Кармаля и его фракцию Хальк.
В русской транскрипции это слово пишется обычно "Хальк", тогда как
правильнее было бы писать "Хальг", но это, видимо, невозможно из-за
трудностей с произношением такого слова.
Бабрака Кармаля готовили две недели. Особо упрашивать его не пришлось,
он ненавидел Амина и даже не очень любил покойного Тараки. Теперь Андропову
нужно было получить согласие Политбюро ЦК КПСС. После серии диверсионных
актов, демонстративных шагов НАТО и западной дипломатии осторожный Громыко
стал его союзником, не возражая против ввода войск. Министру обороны
Устинову вообще не нравилось подозрительное продвижение американцев в
Персидском заливе и Индийском океане. Сведения, приходившие по линии ГРУ, не
вызывали оптимизма. Американцы тайно и явно наращивали свое преимущество в
этой части мира.
К тому времени в Индии к власти пришел блок правых партий во главе с
Джаната, партии которых отстранили от управления государством ИНК(И) и ее
лидера, верного друга Советского Союза Индиру Ганди.
Джаната парти не собиралась .идти на разрыв давних и прочных связей
Индии со своим северным соседом, но премьеры Десаи и Сингх были лично не
симпатичны Брежневу, очень ценившему старую дружбу с госпожой Индирой Ганди.
Словно в насмешку советским аналитикам и дипломатам в Ираке почти
зеркально повторилась афганская история.
Молодой честолюбивый заместитель Председателя Совета революционного
командования Саддам Хусейн решил, что пришло его время.
Он очень быстро и ловко устранил своего бывшего благодетеля, которому
был обязан карьерой и выдвижением.
Президент Ирака А. X. Бакр был одновременно и главой правительства, и
Верховным Главнокомандующим, и Председателем СРК. В свою очередь Саддам
Хусейн был одним из самых близких его людей и заместителем по партии и
правительству.
Бакра убрали очень быстро. Через десять дней Саддам Хусейн в лучших
традициях подобных историй объявил о раскрытии заговора, в котором приняло
участие почти все руководство Ирака, в том числе другой заместитель премьера
- А. Хусейн и Генеральный секретарь СРК М. А. Хусейн. Они и еще трое высших
чиновников государства были немедленно расстреляны.
Саддам Хусейн утвердился у власти* .
Правда, по сведениям агентуры Андропова, Саддам Хусейн не собирался
идти на разрыв советско-иракских отношений. Более того, молодого сильного
лидера арабского мира можно было при случае использовать против многовековых
врагов арабов - фарсов, населяющих соседний Иран. Тем более, что на юге
лежали спорные территории, богатые нефтью. Москва учла это обстоятельство и
решила примириться с уходом Бакра.
Знаменитое заседание Политбюро состоялось двадцать четвертого декабря.
Это было даже не заседание в обычном смысле, ибо на нем присутствовало
больше половины положенного состава.
Для лидеров великой державы полуколониальный такой далекий Афганистан
был не самой главной проблемой. Они собрались сегодня лишь по настоянию
Андропова. Это был, скорее, разговор некоторых руководителей государства,
позднее оформленный как решение Политбюро, проведенное опросным путем.
В кабинете Леонида Ильича Брежнева должны были присутствовать:
Андропов, Громыко, Кириленко, Косыгин, Суслов, Устинов, Черненко. Из
Совета Министров даже не вызвали Тихонова, ставшего членом Политбюро лишь
месяц назад, на Пленуме 27 ноября. Не сочли возможным позвонить Кунаеву в
Казахстан, Щербицкому на Украину, Романову в Ленинград. Не было заболевшего
Пельше.
Подозрительный Гришин, узнавший от Черненко, что у Брежнева собираются
члены Политбюро, сам позвонил Генеральному секретарю.
- Мне нужно приехать, Леонид Ильич? - спросил Гришин своим тихим,
всегда хорошо поставленным, голосом.
- Зачем? - удивился Брежнев, - занимайся своими делами. Здесь и без
тебя народу будет много.
В приемной Брежнева гостей встречал помощник, каждый раз звонивший
Черненко, сообщая, кто именно пришел .к Генеральному секретарю.
Черненко сразу обратил внимание, что нет членов Политбюро из регионов.
Он знал - Брежнев тайно готовит его на роль уже совсем постаревшего,
временами просто теряющего координацию Суслова. И на правах секретаря ЦК
КПСС и руководителя общим отделом, Константин Устинович знал также, что
сегодня будет рассматриваться вопрос до Афганистану. Он понял, что сам
состав приглашенных определил Андропов, единственный человек, которого он
панически боялся и ненавидел. Увидев, что Гришин так" не приехал, Черненко
позвонил Брежневу.
- У нас будет международный вопрос, - сказал он своим задыхающимся
голосом, - может, пригласить еще Зимянина и Пономарева?
Оба были секретарями ЦК КПСС, курирующими международные вопросы. Но они
не были членами Политбюро.
- Только Пономарева, - разрешил Брежнев, - а Зимянина не нужно. Будет
Андрей Андреевич, он лучше разбирается в таких вопросах.
Черненко положил трубку и начал собирать бумаги.
Обычно в кабинете Брежнева во главе стола справа и слева садились
Суслов и Косыгин. Даже Подгорный, будучи формально руководителем
государства, не смел занимать их места, усаживаясь после Косыгина. Рядом с
Сусловым всегда сидел Кириленко. Так они разместились и в этот раз. Справа
оказались четыре секретаря ЦК КПСС - Суслов, Кириленко, Черненко и
Пономарев. Слева сели Косыгин, Громыко, Устинов и Андропов.
Председатель КГБ всегда подчеркнуто скромно садился в конце стола. Не
изменил он себе и на этот раз, любезно улыбаясь, он пропустил Громыко и
Устинова.
Брежнев не любил долгих заседаний, длинных докладов. Вынужденный часами
читать никому не нужные отчеты, он не любил, когда другие долго и много
говорили.
Андропов это хорошо знал. Он докладывал коротко - рассказал о зверствах
Амина, об убийстве Тараки, о согласии Бабрака Кармаля. По его поручению была
подготовлена большая справка Управление "Р" Первого Главного управления КГБ.
Управление "Р" занималось вопросами оперативного планирования и
анализа. Вместе с 8-м отделом ПГУ, занимавшимся проблемами неарабских стран
Ближнего Востока, сотрудники управления составили подробный анализ
проникновения в Афганистан вражеской агентуры, включая американскую,
китайскую, пакистанскую и иранскую разведки.
Информации было чуть больше, чем обычно, но она производила
впечатление. Все молчали, ожидая выступления Громыко.
Обычно очень осторожный, взвешивающий каждое свое слово, министр
иностранных дел на этот раз был более красноречив.
Последние провокации сильно разозлили его, а Кэмп-Дэвидская пощечина
горела до сих пор.
Громыко выступил за немедленный ввод войск, добавив, что они уже
проводили ряд рабочих совещаний вместе с военными и представителями КГБ.
Суслов, знавший об этом от Андропова, не обратил внимания на эти слова.
А вот Черненко насторожился. Значит, Громыко, Устинов и Андропов
собираются где-то тайком, не поставив в известность общий отдел ЦК КПСС. А
где протоколы этих бесед, стенограммы совещаний? У него хватило ума
промолчать, не выскакивать со своими обидами. Но с этого дня он перестал
доверять Устинову и Громыко, считая их сторонниками Андропова.
Поднявшийся Устинов коротко доложил, что армия готова выполнить свой
долг. Он слышал про убийство Тараки и как глубоко порядочный человек
презирал Амина, решившего расправиться со своим бывшим руководителем таким
варварским способом.
Позднее многие журналисты будут описывать заседание Политбюро как сбор
выживших из ума старцев. На самом деле, несмотря на очевидные старческие
промахи Брежнева или Суслова, сидевшие сегодня за длинным столом, покрытым
зеленым сукном, люди были совсем не теми карикатурными персонажами, которыми
их стали позднее изображать.
Устинов доложил о мнении начальника Генерального штаба маршала
Огаркова, считавшего, что некоторые части афганской армии могут оказать
сопротивление. Андропов резко возразил, заявив, что нынешняя афганская армия
просто не способна на подобные действия.
Устинов тем не менее добросовестно передал все замечания Огаркова, но
поддержал решение о вводе войск.
Затем слово попросил Косыгин. Он рассказал о неоднократных просьбах
афганского правительства ввести войска. Об этом просил и подлец X. Амин. Об
этом просят теперь и афганские товарищи, выступающие против режима Амина.
Косыгин не сказал больше ни слова, ни "за" ни "против", и это очень не
понравилось Андропову.
Неожиданно вмешался "главный идеолог" страны Михаил Суслов. Он
потребовал немедленного ввода войск. В отличие от более реалистичных
прагматиков Андропова, Громыко, Косыгина, Устинова, он жил еще вчерашними
романтико-революционными воспоминаниями. Революция в Афганистане была под
угрозой. Убит лидер страны. Этого одного было достаточно, чтобы Суслов
выступил решительно "за".
Андропов понял, что более никто не выступит против. Это уже невозможно.
Сразу высказались Кириленко и Черненко. Разумеется, они были "за".
Молчавший Пономарев был "за" вторжение еще до самого Андропова одним из
первых в ЦК КПСС, призывая ввести войска. Он считал, что социализм в
Афганистане находится в серьезной опасности.
Брежнев слушал молча. Он любил армию, гордился ею, справедливо считая,
что мощь государства определяется и степенью боеспособности армии. Но
человек по натуре мирный, он действительно не любил войну, не любил крови,
сражений, несчастий, катастроф.
Насмотревшийся на войну в сороковые годы, он искренне считал, что
делает все, чтобы война вновь не повторилась. Правда, он дал согласие на
ввод танков в Чехословакию в шестьдесят восьмом. Но тогда была "явная
угроза" делу социализма в этой стране. А эти понятия были для него священны.
Так и теперь.
С одной стороны нужно было отстаивать геополитические интересы великой
державы, и это было самое важное обстоятельство. С другой стороны, революция
в Афганистане, о которой они столько говорили, явно буксовала. Более того,
была прямая угроза ее* завоеваниям, как сумели убедить Брежнева.
И, наконец, он просто симпатизировал убитому Тараки, так подло
преданному его заместителем. Сам Брежнев, правда, забыл, что в свое время он
тоже "сдал" своего руководителя - Никиту Хрущева. Но, в отличие от Амина, он
его не убивал.
Все было решено. Брежнев поручил Черненко готовить решение Политбюро.
На следующий день осторожный Громыко все-таки зашел к Брежневу.
Батальоны и полки уже грузились в самолеты.
- Леонид Ильич, - попросил министр иностранных дел, - не стоит ли
решение о вводе наших войск оформить как-то по государственной линии?*
Брежнев молчал. Долго молчал.
Потом поднял телефонную трубку.
- Михаил Андреевич, - попросил он Суслова, - зайди ко мне. Есть нужда
посоветоваться.
Пока Суслов не появился, Брежнев спросил:
- Думаешь, будут осложнения?
- Все может быть, - уклонился от прямого ответа Громыко.
Без доклада вошел Суслов.
- Добрый день, - отрывисто бросил он Громыко, усаживаясь за стол.
Брежнев коротко рассказал ему о просьбе Громыко, добавив:
- В сложившейся остановке, видимо, нужно принимать решение срочно -
либо игнорировать обращение афганцев с просьбой о помощи, либо спасать
народную власть.
- Обращение будет? - спросил Суслов.
- Андропов обещал, - ответил Брежнев.
- У нас с Афганистаном уже имеется договор, - медленно произнес Суслов,
- и надо обязательства по нему выполнять быстро, раз мы так решили. Андропов
и Устинов настаивают. А на ЦК обсудим позднее. Это не так спешно.
На следующий день началось вторжение...
VII
- Нужно продумать маршрут и снаряжение группы, - задумчиво произнес
Асанов, - там очень трудный, горный район.
- Ты еще не назвал своих людей, - напомнил Орлов.
Асанов подвинул к себе лист бумаги. Взял ручку.
- Номер первый - майор Машков. Воевал в Афганистане, Таджикистане,
Абхазии. Хорошо ориентируется, имеет опыт общения с местным населением,
владеет языком. Как командир группы прикрытия будет очень полезен.
- Согласен, - Затонский поставил цифру три.
- Следующий капитан Борзунов. Очень опытный, жесткий, прагматичный
офицер. Когда нужно, вытянет операцию на своих нервах. Отличный стрелок. В
горах просто незаменим. Выносливый, храбрый, злой.
- А почему злой? - спросил Орлов.
- Это ты у него спросишь, - пожал плечами Асанов, - просто даю ему
характеристику.
- Следующий, - попросил Затонский.
- Старший лейтенант Чутов. Надежный, внимательный, выдержанный. Зону
сегодня прошел впереди группы и показал себя совсем неплохо. Правда, не
знает языков, но для группы прикрытия вполне подойдет.
- Раз вы так считаете - согласен. Дальше.
- Еще двое офицеров для связи с местным населением. Подполковник
Рахимов - казах, знает языки, легко сойдет за местного и капитан Чон Дин. Он
кореец из Сибири. Знает китайский, корейский, киргизский языки. Очень хорошо
подготовлен физически, увлекается разными восточными единоборствами. Он
легко сойдет за кого угодно, только не за русского шпиона. После развала
СССР в Афганистане считают, что все российские офицеры должны быть
светловолосыми.
- Итого семь. По-вашему, достаточно? - уточнил Затонский.
- Думаю, да. В процесс подготовки выясним, кто нужен еще, какой из
специалистов необходим. Пока все.
- Не все, - возразил Затонский, - вы еще не знаете главного.
Асанов напрягся, словно предчувствуя недоброе.
- Полковник Кречетов не случайно попал в плен. Он сознательно сдался
афганцам.
- Кречетов? Быть этого не может, - упрямо возразил внезапно пересохшими
губами Асанов, - он настоящий патриот, хороший разведчик...
Затонский загадочно улыбнулся.
- Вы его нарочно подставили, - понял Асанов.
Затонский кивнул головой.
Даже здесь, в самом охраняемом и засекреченном центре военной разведки
генерал не хотел говорить лишнего.
- Это была часть спланированной операции, - пояснил Орлов уже понявшему
все Асанову.
- Значит, Кречетов попал в плен не случайно, - подумал Акбар, - но
почему тогда формируют группу по его спасению?
- А эта группа? - спросил он.
- Вы воевали в Афганистане, - Затонский даже говорить стал тише, будто
за дверью могли подслушать, - знаете, что такое группа прикрытия. И сами
формировали особые группы, чтобы они отвлекали внимание моджахедов, пока
другая, более мобильная группа прорывалась в нужном направлении.
- Вы хотите сказать, что все это блеф? Группа не пойдет спасать
Кречетова?
- Пойдет. Но не спасет, - коротко пояснил Затонский, - просто прорыв
будет на другом направлении.
- Вы формируете еще одну группу? - по-прежнему не понимал Асанов.
- Вы рассуждаете как военный разведчик, - мягко заметил Затонский, - не
обижайтесь. У нас совсем другие задачи и специфика. Нам важно, чтобы
Кречетов закрепился в Афганистане, у Нуруллы, чтобы остался там. А группа,
которую мы сейчас формируем, действительно пойдет по указанному маршруту,
чтобы спасти Кречетова. Но спасти его, вытащить его оттуда группа не сможет.
Это просто не в ее силах, да и не нужно.
- Кречетов должен остаться в Афганистане, - еще раз твердо сказал
Затонский, - а группа лишь подчеркнет важность персоны Кречетова, чтобы
усилить к нему интерес, и заодно подтвердить его алиби.
- Значит, они просто будут имитировать активность? - постарался понять
генерал Асанов.
- Они будут стараться изо всех сил. Иначе нам просто не поверят. Но у
них ничего не выйдет.
- Что с ними будет?
- Они постараются вернуться обратно.
- Не выполнив задания, товарищ генерал, мои люди не возвращаются
обратно.
- У них ничего не выйдет, - Затонский начал нервничать.
- Вы не хотите, чтобы у них вышло, - уточнил Асанов.
- Да, мы не хотим, чтобы у них что-нибудь получилось, - очень четко
ответил Затонский.
- Теперь вы, наконец, расставили все точки. Значит, мои ребята
смертники?
- Мы на войне, Акбар, - строго ответил вместо Затонского генерал Орлов,
- здесь не нужно разводить разные церемонии. Полковник в плену, враг должен
поверить, что он случайно попал в плен. Для этого мы посылаем совместную
группу. Что тебе не понятно?
- Но ребята обречены. Вы, наверняка, не дадите им ни одного шанса, -
взорвался Акбар, - может, даже заранее предупредите Нуруллу, чтобы он
устроил засаду. Я прав?
Затонский молчал. Орлов, коротко выругавшись, полез за сигаретами.
- Говорите, - громче произнес Асанов.
- Не кричите, - устало отмахнулся Затонский, - мне тоже жаль ребят. Вы
же воевали, знаете, как бывает. Чтобы спасти полк, жертвуют ротой. Чтобы
вывести батальон, подставляют взвод. Задание у Кречетова очень важное.
Настолько важное, что им занимается лично Евгений Максимович Примаков. До
сегодняшнего дня о нем знали пять-шесть человек. Теперь знаете и вы. В
военной разведке об этой операции знаете только вы двое.
- Понимаю, - Асанов расстегнул воротник. - А я старый осел давал вам
лучших людей.
- Так и должно быть. Они должны стараться изо всех сил. Иначе нам не
поверят. Лучшие офицеры должны пойти на это задание. Уйти по нашему
маршруту.
- Уйти и не вернуться, - тихо произнес Асанов, - поздравляю вас,
генерал, вы хорошо планируете свои операции, на крови.
Затонский побледнел.
- Если бы понадобилось, чтобы пошел я, можете не сомневаться в моем
выборе, - сказал он.
- А я и не сомневаюсь, - мрачно ответил Асанов, - простите, думаю
вслух. Вам нужно сыграть с Нуруллой и его людьми. Сыграть так, чтобы они
поверили в нашей заинтересованности вытащить оттуда Кречетова любой ценой.
Это я понимаю. Но и ребят своих мне терять жалко. Здесь нужно очень тонко
сыграть, чтобы и поверили, и группу не уничтожили.
- Так не бывает, - заметил Орлов.
- Так будет, - Асанов вздохнул, - меня в Афганистане знали все. Даже
"Барсом" называли.
- Об этом мне известно, - Затонский не мог понять, о чем думает
генерал.
- Поэтому идеальным командиром группы буду я сам. Тогда ни только
Нурулла, но и любой афганец поверит, что Кречетов для нас важнее всех
ценностей на свете.
Наступило молчание.
- С ума сошел, - грохнул наконец кулаком по столу Орлов, - героя
разыгрывать решил! Не пущу! Кончай дурака валять!
- Подождите, товарищ генерал, - задумался Затонский, - вы знаете, Акбар
Алиевич, это просто здорово. Мы об этом даже не подумали.
- И думать не смейте, - бушевал Орлов, - тоже мне Рэмбо нашелся. Может,
еще один отправишься?
- Одному скучно, неинтересно, - после принятия решения все встало на
свои места.
- Не пущу, - закричал Орлов, - хватит, навоевался. А если тебя захватят
в плен? Какой позор! Генерал ГРУ в плену у моджахедов. Опозоримся на весь
мир. А потом я должен посылать еще один полк, чтобы тебя выручить?
- Ты же знаешь, я в плен не попаду, - ответил Асанов, - скорее меня
убьют.
- Спасибо, утешил. Выбрось все это из головы. Группа пойдет без тебя.
- И все погибнут?
- Это не твое дело. У них будет своя задача.
- Уйти и не вернуться, - снова повторил Асанов, - нет такой задачи.
Нельзя отправлять людей на смерть, даже на войне, даже во имя самой великой
задачи. Я пойду с ними и постараюсь вернуться.
- Это интересное предложение, - кивнул Затонский, - но я должен
согласовать вопрос с моим руководством. Думаю, вы просчитали все варианты.
Это маршрут смертников, где шансов нет вообще. Ни единого. Можно только
остаться в живых. Да и то очень проблематично.
- Звоните в Москву, - вместо ответа потребовал генерал Асанов.
- Слушай, Акбар, - очень серьезно сказал вдруг Орлов, - это не шутки. У
нас есть сведений. Нурулла связан с ЦРУ. Против тебя будут все - наша
разведка, американская, афганские моджахеды. Все. Ты идешь на задание,
которое нельзя выполнять. Не нужно выполнить. Его вредно выполнять.
Понимаешь? Если тебе не помешают они, тебе помешаем мы. И вернуться оттуда
живым просто невозможно.
- Понимаю. Но ты просчитай все плюсы моего участия. Даже, если группа
не будет вести активных действий, одно мое имя подтвердит всем, как серьезно
мы настроены. Генерала не пошлют на заведомо ненужную и абсолютно
неперспективную операцию. Ребятам нужно будет доказывать алиби Кречетова
своей кровью. А я могу обойтись только своим именем. Разве это не входит в
ваши планы, генерал Затонский?
- Входит, - согласился Затонский, - это был бы идеальный вариант. Ваше
имя гремело по всей стране. Я помню операцию у Кохсана, когда вы перебили
всю банду. Указ о присвоении вам звания Героя Советского Союза зачитывался
во всех подразделениях сороковой армии.
- Когда это было? - Асанов поднялся, - пойдем знакомиться с нашими
кандидатами.
VIII
Еще за два месяца до вторжения, Управление "С", занимающееся
нелегалами, приняло решение о командировке своего агента в Кабул* .
Этим агентом был азербайджанец, специалист по Афганистану, прекрасно
владеющий языками, подполковник Микаил Талыбов.
Он работал в Афганистане еще при прежнем режиме и хорошо знал Кабул. С
помощью советников из посольства СССР, он как местный житель из Кандагара
был устроен на должность повара в президентском дворце самого Амина. Нарыв
назрел. В решающий момент Талыбов должен был отравить Амина.
Позднее предатель О. Гордиевский, работавший резидентом КГБ в Англии и
бежавший на Запад, назовет в своей книге имя азербайджанца, работавшего
шеф-поваром во дворце Амина. Но, как обычно, соврет, ибо Михаил Талыбов, как
пишет О. Гордиевский, просто не может быть азербайджанцем. Это подполковник
Михаил Талыбов, чье имя мы впервые, пишем правильно.
Как и всякий восточный деспот X. Амин был очень осторожен, часто
проверяя подаваемую ему еду и напитки. Постепенно другие повара убирались из
кухни и вскоре любимцем Амина стал Талыбов.
В ночь на 25 декабря при полном согласии афганского правительства Амина
началась переброска советских войск в Афганистан. Десантные группы прибывали
вместе с тяжелой техникой. Разгрузка в аэропорту шла спокойно.
26 декабря вечером в Кабул прилетела группа "Альфа", готовая взять
штурмом президентский дворец.
Продолжала прибывать бронетехника.
Утром 27 декабря вечером из Балашихинского центра подготовки
разведчиков прилетела специальная группа сотрудников 8-го отдела и
Управления "Т" под руководством полковника Бояринова.
Почта одновременно на дорогу Кабул-Гарикар был выброшен десант особой
группы КГБ СССР "Октава", подчинявшейся лично Председателю КГБ.
На государственной границе были сосредоточены ударные дивизии 40-й
армии, готовые перейти реку Пяндж.
Талыбов получил задание на сигнал "Ч".
В три часа дня группа Бояринова начала переодеваться в афганскую форму.
В шесть вечера в Кабул с севера вошли сотрудники группы "Октава",
продвигавшиеся к президентскому дворцу.
В семь часов вечера группа "Альфа" в аэропорту Кабула начала разгрузку.
Бронетехника с шумом стада разворачиваться в сторону города.
В восемь часов вечера из Москвы вылетел самолет с Бабраком Кармалем на
борту. По конфиденциальной договоренности его должен был встречать в Кабуле
бывший член его фракции, один из заместителей министра иностранных дел
Афганистана Ш. М. Дост, уже давший согласие на сотрудничество с Б. Кармалем.
В девять вечера колонна грузовиков, танков, БМП вышла из аэропорта.
Впереди на трех БМП с афганскими опознавательными знаками ехала группа
полковника Бояринова.
В девять вечера Талыбов подал плов-сабси, умело приготовленный с мясом
и зеленью и обильно политый ядом.
В девять тридцать колонну останавливают афганские патрули. Они требуют
разрешения на проезд такого количества бронетехники в центр города.
В девять тридцать Хафизулла Амин лишь, начав ужин, чувствует себя очень
плохо. Срочно вызван врач из советского посольства, местным эскулапам
диктатор давно не доверяет.
В девять сорок к КПП, ведущему в центр города, подтягиваются две
полицейские машины и несколько солдат афганской армии, патрулирующих дорогу.
В девять сорок пять по приказу Бояринова группа открывает огонь на
поражение. Сняв шлагбаум, уничтожив афганские посты, группа открывает дорогу
колонне десантников и группе "Альфа".
В десять часов вечера прибывший врач из советского посольства делает
промывание, укол, пытаясь спасти Амина.
В десять часов группа "Октава" находится уже в парке дворцового
ансамбля.
В десять часов, почти не встречая сопротивления, советские войска
вступают в город.
В десять тридцать Амин приходит в себя и засыпает в комнате. Советский
врач остается рядом с ним.
В десять тридцать группа Бояринова появляется у дворца X. Амина. По
приказу полковника начинается методичная "смена караула", убираются дежурные
у ворот посты.
В одиннадцать часов ворота вздрогнули от сильного взрыва. Группа
Бояринова пошла на штурм здания. Группа "Альфа" блокирует дворец, не
выпуская никого.
Не понимающие, в чем дело, охранники Амина гибнут под пулями офицеров
Бояринова.
Амин, услышавший выстрелы, бросается бежать из своей спальни.
Ворвавшиеся в его покои люди Бояринова убивают двух адъютантов,
помощника, любовницу, советского врача и сотрудника посольства СССР. Группа
"Альфа" идет на штурм всего дворцового комплекса. Все афганцы внутри здания
подлежат уничтожению.
Группа "Октава" уже в советской военной форме проходит через кухню во
дворец.
Группа Бояринова никак не может найти X. Амина, несмотря на отчаянные
поиски. В это время афганский диктатор успевает сбежать вниз вместе с еще
одним адъютантом.
С верхнего, последнего этажа есть специальный ход - узкая лестница - в
гараж.
Группа "Альфа" уже заканчивает боевые действия. Почти все оборонявшиеся
погибли. Пленных не берут.
Появившиеся внизу, у входа в гараж, Амин и его адъютант замечены
группой "Октава". По приказу командира группы полковника Гогоберидзе майор
Козлов убивает X. Амина и его адъютанта.
Следом появляются офицеры группы Бояринова, одетые в афганскую одежду.
Их преследуют сотрудники "Альфы".
Самолет с Бабраком Кармалем садится на полчаса в Ташкенте и,
заправившись, почти сразу взлетает, взяв курс на Кабул.
Оказавшись между двумя группами - "Альфой" и "Октавой" - сотрудники
Бояринова перебиты все до одного.
Убит и сам полковник Бояринов. По категорическому приказу Андропова
пленных не берут.
Передается обращение Бабрака Кармаля о переходе всей власти в стране в
руки нового революционного командования. По досадной случайности еще не
взято кабульское радио, продолжающее работать в прежнем режиме. Весь мир
слышит слова нового афганского лидера передаваемые... из Советского Союза.
В пять часов утра группа "Октава" покидает Кабул. Группа "Альфа"
методично осматривает комнаты дворца, ожидая приезда Бабрака Кармаля.
В семь часов утра советские дивизии переходят реку Пяндж.
В девять часов утра Бабрак Кармаль уже по кабульскому радио обращается
ко всему народу, передавая сообщение о новой власти в стране, о его просьбе
к СССР ввести войска, о "справедливой казни агента американского
империализма Хафизуллы Амина, казненного по решению революционного
трибунала".
В десять часов утра не пострадавший в ночной перестрелке Микаил Талыбов
подает завтрак новому лидеру Афганистана.
Через несколько дней во главе новой службы безопасности будет поставлен
тридцатидвухлетний Мухаммед Наджибулла.
10 января в Индии в результате новых выборов к власти триумфально
вернется Индира Ганди и ее партия ИНК(И).
Но мир дрогнул. Никакие соображения геополитики и пролетарского
интернационализма не проходят.
Срочно собранная сессия ООН осудит вторжение СССР в Афганистан. В
поддержку Советского Союза выступят лишь явные сателлиты и союзники -
Болгария, Монголия, Куба, сам Афганистан, .Украина, Белоруссия... Всего
восемнадцать стран. Остальные так или иначе осудят эту интервенцию.
Сегодня, спустя много лет, анализируя события декабря семьдесят
девятого, понимаешь, что в мире, где существовало равновесие страха ядерного
уничтожения, такие интервенции были способом выживания двух сверхдержав и
способом существования двух систем. Но если Советский Союз виноват в
агрессии против Афганистана, то не меньше виноваты и США, осуществившие
подобную акцию в отношении Гренады.
История вообще не знает однозначных ответов "виновен" или "не виновен".
Советские лидеры конца семидесятых были убеждены, что защищают дело
социализма во всем мире. Можно оспаривать это утверждение, но
геополитические реальности остаются. Они просто видны на карте.
Спустя пятнадцать лет уже новая Россия будет посылать своих сыновей в
Таджикистан. И снова сомнения будут мучить всех - нужно или не нужно,
"виновен" - "не виновен".
И опять, отбросив всякие разговоры о социализме и капитализме, Россия
будет отстаивать свое геополитическое положение в этом мире, свои
приоритеты, по-своему понимаемые и трактуемые.
Такова история. Ее можно не принимать, но нужно понимать, ясно
представляя, что афганская война была трагедией сразу двух народов -
афганского и советского. Как, впрочем, любая война в этом неспокойном мире.
IX
- Мы получили подтверждение, - генерал Орлов старался скрыть свое
раздражение, - тебе разрешают участвовать в этой операции. Говорят, сам
Примаков звонил в Министерство обороны.
- Для нас это очень важно, - кивнул Затонский, - само имя легендарного
"Барса" придает нашей операции совсем другой акцент. По существу вы спасли
свою группу, еще не дойдя до места назначения. С вами им нужна будет лишь
демонстрация намерений, без вас они должны были доказывать свое стремление
вытащить Кречетова как-то более существенно.
Они стояли на полигоне, где офицеры ГРУ отрабатывали зачеты по
стрельбе. Асанов молча слушал обоих гостей, продолжая наблюдать за
результатами своих подопечных.
На огневой линии, были Борзунов и Машков. Первый отстрелялся почти
идеально, как снайпер, резуль^ таты -второго были значительно хуже.
- Второму номеру, - недовольно сказал в микрофон генерал Асанов на весь
полигон, - повторите все заново. Очень низкий результат.
Машков, ничем не выдав своего огорчения, вернулся на огневой рубеж.
- Разве? - удивился Затонский, посмотрев в бинокль, - по-моему, совсем
неплохие результаты.
- Для офицера, сидящего в штабе, да. А он пойдет с нами в поход. Там от
одного сантиметра зависит жизнь всей группы. Если не уберет врага первым
выстрелом, тот успеет выстрелить в ответ, и тогда все. В лучшем случае будет
труп.
- Почему в лучшем? - не понял Затонский.
- В худшем будет раненый, которого придется тащить на себе, - пояснил
Асанов.
- У вас своя специфика, - признался Затонский, - наши люди все-таки
меньше работают с оружием. Для наших применение оружия это почти провал.
Больше ориентируемся на интеллект.
- Только не в Афганистане, - возразил Асанов, - там уже шестнадцать лет
идет война. Выросло целое поколение, привыкшее к грохоту снарядов. Многие
дети не умеют читать, но знают, как собрать автомат.
- Я помню, - кивнул Затонский, - но все равно наши люди имеют несколько
другую специфику.
Асанов промолчал. На огневую позицию вышли одетые в маскировочные
халаты двое сотрудников Затонского.
У женщины были собраны волосы под беретом. Они начали стрельбу.
Все трое внимательно следили за результатами офицеров СВР. Падерина
стреляла блестяще, как лучшие курсанты Асанова. Он долго смотрел на
результаты, затем опустил бинокль.
- Вот видите, генерал, вы напрасно обижаете своих людей. Стрелять они
умеют.
- Я не говорил, что они не умеют, - отозвался польщенный Затонский, - я
говорил, что им нужно пользоваться оружием как можно реже.
На позицию вернулся Машков. Он был вместе с Чутовым.
На этот раз Машков стрелял намного лучше. А Чутов дважды умудрился
вообще промазать.
- Первый номер, - рявкнул в микрофон разгневанный Акбар, - срочно ко
мне. Второй номер - неплохо.
- Что с ним случилось? - спросил раздосадованный Орлов. Ему тоже было
неприятно видеть, как плохо стреляет офицер ГРУ.
- Не знаю. Он сегодня словно не в себе. Таких результатов у него
никогда не было. Вчера проходили дважды зону. Все было нормально, - ответил
Асанов, - может, устал? Переутомился?
В комнату наблюдателей вошел Чутов.
- Прибыл по вашему указанию, - на полигоне ГРУ не принято было
представляться или говорить свое воинское звание.
- Что с вами случилось? - обратился к Чутову на "вы" генерал Асанов.
Старший лейтенант понял, что генерал рассержен.
- Простите, товарищ начальник курсов, - пробормотал он устало.
- Что случилось? - переспросил Асанов.
Чутов молчал.
- Можете говорить в присутствии этих товарищей, - показав на Орлова и
Затонского, разрешил Асанов.
Старший лейтенант по-прежнему молчал. Только старался не смотреть
своими опухшими покрасневшими глазами в лицо генералу.
- Руки, - крикнул вдруг Орлов, - покажите руки.
Чутов, недоумевая, поднял чуть трясущиеся руки.
- Все ясно, пил, мерзавец, - загрохотал Орлов, - пойдешь под трибунал,
мать твою. И это лучший офицер. Таких людей, Акбар, ты еще можешь
рекомендовать?
Асанов молча смотрел на Чутова.
- В чем дело? - мягко спросил он.
Старший лейтенант молча закусил губы. Его немного трясло, словно в
лихорадке.
- Вы больны? - спросил Асанов.
- Нет, - вытянулся Чутов, - разрешите повторить стрельбу.
- Не разрешаю. Идите в свою комнату. Потом поговорим.
Чутов не успел выйти, как ь комнату вошел майор Машков.
- Разрешите?
- В чем дело? - Асанову начали надоедать сегодняшние сюрпризы его
сотрудников.
- Разрешите поговорить с вами лично, - попросил Машков.
- Говорите здесь, - все-таки Асанов разозлился.
- Товарищ генерал! Прошу представить старшему лейтенанту Чутову
недельный отпуск.
- Что? - не выдержал Орлов, - еще адвокатов нам не хватало. Развели
бардак, понимаешь.
- Говорите, - Асанов уже понял, что случилось нечто серьезное.
- Сегодня ночью у старшего лейтенанта Чутова умерла жена в больнице, во
время операции. Двое детей остались дома одни. Их взяла соседка, Акбар
Алиевич, - очень тихо сказал Машков.
В комнате наступило молчание.
Орлов крякнул от неожиданности.
- Почему вы сразу не рассказали? - покачал головой Асанов.
- Я подал рапорт, товарищ генерал. Он у вас в кабинете, - ответил
Чутов.
- Недели не хватит, - вздохнул Асанов, - даю вам один месяц. У вас есть
кому оставить детей?
- Нет, товарищ генерал. Мы с женой детдомовские, - немного виновато
ответил Чутов, - наверно, подам рапорт об увольнении.
- Идите, Чутов, - отпустил его генерал, - Машков, вы останьтесь.
- Стойте, - приказал Орлов и, помолчав, негромко попросил: - Извините
меня, старший лейтенант, я не знал.
Чутов кивнул головой.
Когда за ним закрылась дверь, Орлов с досады ударил кулаком по столу.
- Вот парень, кремень. И ведь не говорил ничего.
- Машков, нужно помочь ему, - предложил генерал, - по-нашему обычаю.
- Взять вещмешок? - спросил Машков.
- Да.
Это был обычай, свято соблюдавшийся в элитарных группах военной
разведки. В случае гибели товарища остальные собирали деньги для его семьи.
При этом приносился вещмешок и каждый бросая туда деньги. С таким расчетом,
чтобы не было видно, кто сколько дал. Считалось, что каждый дает в меру
своих возможностей.
- Подождите, - остановил Машкова генерал Орлов, доставая из кармана все
деньги, какие у него были. Зажав их в пятерню, он подошел к майору.
- Для его детей.
Затонский вытащил бумажник, достал деньги,
- От меня тоже.
Асанов кивнул Машкову.
- Зайдешь ко мне вечером. Оставь вещмешок в столовой, пусть ребята
видят.
- Сделаю, товарищ генерал.
После ухода Машкова все долго молчали.
- Люди у вас отличные, - заметил Затонский, - и обычаи хорошие.
- Нужно будет заменять Чутова, - задумчиво произнес Асанов, - искать
ему срочную замену.
- Не нужно, - возразил Затонский.- Из Москвы к нам завтра приедут еще
два сотрудника, Семенов и Елагин. Они оба альпинисты, мастера спорта.
Передаются вам для помощи в горах, во время перехода. Итого вас будет девять
человек.
- Аналитики уже работают? - поинтересовался Орлов.
- И наши, и специалисты СВР, - пояснил Асанов, - у москвичей есть очень
интересные наработки, думаю, они нам пригодятся.
- Нужно форсировать отправку группы, - Затонский посмотрел на полигон,
где появились Рахимов и Чон Дин, - у нас очень мало времени. Через три дня
вам нужно отправляться. Вы, генерал, все-таки очень храбрый человек.
X
Колонны танков, перейдя государственную границу, двигались в сторону
Кабула по основной магистрали: Кундуз - Баглан - Чарикар - Кабул.
Сороковая армия входила в состав Туркестанского военного округа.
Несколько усиленная за счет соседних округов армия, перешедшая границу,
насчитывала более восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Позднее ее
численность выросла и перевалила за сто тысяч.
Зима восьмидесятого в Афганистане выдалась спокойной, без привычных
ветров и ураганов. Советские полки, получившие первоначальную задачу встать
гарнизонами по всем крупнейшим городам страны, выполнили поставленную задачу
довольно легко.
Все-таки прав оказался Андропов, а не Огарков. Афганская армия не
оказывала во время вторжения почти никакого сопротивления. Деморализованная
переворотом Амина и последующим заявлением Кармаля, запутавшаяся в громких
социалистических лозунгах, не понимавшая целей и задач советского вторжения,
афганская армия покорно приняла вторжение "шурави" - советов, как потом
стали называть советские войска. Население тоже не оказывало большого
сопротивления.
Неграмотные крестьяне и кочевники не совсем понимали, что нужно чужим
танкам в их спокойной стране. Многие южные племена, мигрирующие по
афгано-пакистанской границе, вообще не особенно интересовало, кто стоит у
власти в Кабуле, какой режим, какие лозунги. Они вели достаточно автономный
образ жизни, лишь формально подчиняясь центральной власти. В пустынях
Регистана или Гармсера вместо законов применяли обычаи, зачастую основанные
на нормах корана и житейской логики.
Но изменение ситуации афганцы почувствовали почти сразу. Через пять
дней после вторжения советские войска вошли в Кандагар и двинулись на юг
перекрывать границу, якобы от вмешательства извне. Сама утопичность этой
идеи стала ясна уже в первые дни после вторжения. На многих участках южной
границы вообще не было обозначений. Даже местные жители не всегда могли
точно определить, где находится пакистанская сторона, а где афганская.
В горах, на северо-востоке, устанавливать пограничные посты было просто
невозможно.
Конечно, можно было потратить десятки миллиардов рублей и в конце
концов оборудовать всю, или почти всю границу Афганистана. Но если учесть,
что территория этого государства была больше любой страны Европы, а общая
протяженность границ трудно поддавалась учету и примерно равнялась длине
всех южных границ Советского Союза, задача становилась не просто сложной, а
невозможной.
Не все спокойно было и вокруг Афганистана. Еще 9 января Совет
Безопасности принимает решение о созыве 6-й чрезвычайной специальной сессии
Генеральной Ассамблеи ООН.
Ассамблея, собравшаяся уже на следующий день и заседавшая пять дней,
рассматривает вопрос об агрессии Советского Союза в Афганистане.
Все ссылки советской стороны на договор 1978 года о дружбе и
сотрудничестве вызывают просто дружный смех делегатов, знающих о привезенном
из Чехословакии Бабраке Кармале, просившем на следующий день после вторжения
ввести советские войска.
14 января после детального обсуждения вопроса сессия 104 голосами
принимает резолюцию, в которой призывает "полностью вывести иностранные
войска из Афганистана".
Проект резолюции внесен сразу семнадцатью странами, в том числе
Пакистаном, понимающим, как нелегко иметь под боком советскую армию, и
Египтом, разорвавшим после Кэмп-Дэвида почти все советско-египетские
отношения.
Даже несмотря на такое внешнее единодушное осуждение, восемнадцать
стран все-таки воздерживаются. Пример подает Финляндия, Президент которой
Урхо Кекконен просто не желает портить отношения со своим великим соседом.
Еще восемнадцать стран голосуют против резолюций. Это самые близкие
союзники, по существу сателлиты империи. Стоит вспомнить их поименно, чтобы
понять, насколько резко мир был поделен на две части.
Это СССР, Украина, Белоруссия, Куба, Польша, Венгрия, ГДР, Румыния,
Болгария, Вьетнам, Чехословакия, Лаос, Мозамбик, Ангола, Эфиопия, НДРЙ, сам
Афганистан и, наконец, Гренада. Американцы запомнят это голосование и уже
при Рейгане показательно накажут маленький стотысячный народ, совершив
агрессию против страны, занимающей всего 344 квадратных километра.
Хотя логика в действиях Рейгана будет отчетливо просматриваться. Если
можно СССР, почему нельзя нам? Мир был подобно улице, поделенной на две
враждующие банды, каждая из которых устанавливала свои собственные правила
игры на своей территории.
В самих Соединенных Штатах Президент Картер, теряющий очки в погоне на
очередных президентских гонках, вынужден занять жесткую, почтя агрессивную
позицию. Захваченные американские заложники в Иране и вторжение советских
войск в Афганистан превращает огромный регион в зону антиамериканского
действия.
Здесь уже не до риторики. А выступающий с крайне правых позиций
кандидат республиканцев Рональд Рейган ставит это в вину администрации
демократов.
В марте спохватившийся Президиум Революционного Совета Афганистана
наконец ратифицирует ввод советских войск, словно в насмешку подтверждая их
леги-тимность.
14 мая Бабрак Кармаль выступает с Заявлением о программе политического
урегулирования вокруг Афганистана, явно подсказанной ему советниками с
севера. Но войны еще нет. Неправда, что с первого дня весь афганский народ
поднялся против захватчиков. Первые полтора-два года сонная, мирная,
спокойная страна с недоумением и страхом глядела на непонятных "шурави". Да
и солдаты вели себя спокойно по отношению к мирному населению, если не
считать некоторых мелких стычек.
Самым убедительным примером является тот факт, что сам Бабрак Кармаль
приезжает в СССР почти на три недели, разъезжая по стране с 16 октября по 4
ноября 1980 года.
Спустя несколько лет его преемник Наджибулла уже не сможет себе
позволить отлучаться на такой длительный срок.
Но пока все спокойно. Активисты Народно-демократической партии
продолжают обличать духовенство, говорят о социализме, призывают вступать в
кооперативы. По совершенно идиотическому предложению кого-то из советских
советников (история не сохранила нам имени этого уникального кретина)
проводится даже конференция духовенства. Причем по выработанному графику
после конференции молодежи, женщин (в исламской стране! Действительно
кретины), представителей сельских кооперативов, даже писателей и
журналистов.
Радостный Бабрак Кармаль с восторгом докладывает дорогому Леониду
Ильичу при личной встрече об успехах социализма в его стране. А в это время
уже проявляют недовольство сельские жители, которых насильно записывают в
кооперативы, племенные образования, чьих женщин "избирают на конференции",
наконец, духовенство, довольно нейтрально относившееся к событиям декабря
1979 года, и в соответствии с установками социалистического безбожия
подвергаемое преследованиям и травле.
Спустя несколько дней после встречи с Брежневым Бабрака Кармаля
привозят на юг страны в солнечный Тбилиси. Высокого гостя принимает кандидат
в члены Политбюро ЦК КПСС, Первый секретарь ЦК КП Грузии, радушный хозяин и
верный друг Эдуард Шеварднадзе. Какие тосты произносятся в этот день, какие
здравницы звучат в честь друг друга, как угощают гостя!
Надо отметить, сам Шеварднадзе в тот день, 20 октября, пил меньше
обычного. На следующий день он вылетел в Москву, где решался вопрос его
старого приятеля, еще по комсомолу, Миши Горбачева.
А пока звучали радостные речи в честь приезда дорогих афганских гостей.
Ни Бабрак Кармаль и никто из сидевших в этот день за столом людей и не
подозревали, что спустя девять лет именно министр иностранных дел Советского
Союза, говоривший такие солнечные тосты за дружбу, член Политбюро ЦК КПСС
Эдуард Шеварднадзе "сдаст" своих афганских друзей. Но это будет еще через
девять лет.
А пока довольный Бабрак Кармаль, человек достаточно ничтожный, волею
судеб оказавшийся на вершине власти, хвастун, пустомеля и немного авантюрист
поднимает бокал с лучшим грузинским вином за здоровье хозяев встречи. ..
Через три дня Бабрака Кармаля будут принимать уже в Ленинграде. И
невзрачный Романов, наводивший гораздо больший ужас на северную столицу
империи, чем многие из его однофамильцев, будет так же радушно принимать
гостя.
Бабрак Кармаль еще и не подозревает, что в его стране уже зреет,
ширится недовольство, он продолжает свое изумительное турне по, империи,
убежденный, что ее мощь гарантирует спокойствие и ему самому.
Дорого пришлось заплатить в том году за Афганистан. Нет, еще не было,
или почти не было убитых и раненых, еще не началась полномасштабная
партизанская война афганцев против своих неверных и "шурави", еще не
заговорили пушки.
Но Олимпийские игры 1980 года, которые должны были стать триумфальным
фейерверком побед советских спортсменов, своего рода выставкой достижений
социалистического спорта и социалистического образа жизни, провалились. Лишь
восемьдесят одна страна прислала своих представителей. Не было сильнейших
сборных США и ФРГ. Отказались прислать свои делегации многие развивающиеся
страны.
Американцы, конечно, тогда сжульничали. Они благополучно провели свою
Олимпиаду 13-24 февраля 1980 года в Лейк-Плэсиде даже не заикнувшись о
бойкоте. Олимпиаду выиграла сборная СССР. Американцы оказались на третьем
месте, пропустив и сборную ГДР. Но вот после этой Олимпиады они вдруг
вспомнили о бойкоте. И решили сорвать удовольствие Советам. Наивные люди.
Спустя четыре года, уже при Черненко, советская сборная, в свою
очередь, не поедет в Америку на ХХШ Олимпийские игры. У старцев из Политбюро
окажется хорошая память.
К концу восьмидесятого советских лидеров гораздо больше Афганистана
будет волновать Польша. Внешне удачный опыт вторжения в южную страну и
"памятная помощь" Венгрии в пятьдесят шестом и Чехословакии в шестьдесят
восьмом, станет своего рода напоминанием о возможности наказания
антисоциалистических элементов в Польше. Какой-то электрик Лех Валенса
начнет устраивать забастовки, рабочие тысячами начнут выходить из
профсоюзов, из партии.
В сентябре по прямому требованию из Москвы 6-й Пленум ЦК ПОРП уберет Э.
Герека, слитком либерального и нерешительного, по мнению Москвы, политика.
Избранный на его место пятидесятитрехлетний Станислав Каня должен будет
наводить порядок в стране. Первое, что сделает Каня, это посетит Советский
Союз для получения руководящих указаний.
К тому времени Брежнев совместно с другими членами Политбюро, наконец,
уберет строптивого Косыгина* , заменив его на своего ставленника,
семидесятипятилетнего Николая Тихонова, представляющего так называемую
"днепродзержинскую группу...
